– Я зашел узнать, как мадемуазель Уэстон себя чувствует сегодня. – Люсьен одобрительно улыбнулся. – Пришла ли она в себя после вчерашних неприятностей?

Реджи нахмурился и уставился в пол, потирая пальцами подбородок. И вдруг прямо взглянул на Люсьена.

– Я надеюсь, что вы правильно поймете мой вопрос, но я должен его задать, мистер Делакруа. Скажите, вы держите в строжайшей тайне то, что произошло в том злополучном переулке? Вы же знаете, как некоторые любят поговорить о том, что и выеденного яйца не стоит… – Голос изменил ему. Он казался огорченным, потому что понимал, что оскорбляет порядочного человека, но не может поступить иначе.

Люсьен подумал, что этот человек искренне заботится об Энни и для него ее благополучие и репутация превыше всего. Как жаль, что он не смог повести себя так же достойно прошлой ночью!

– Ни слова, клянусь вам всем святым, месье Уэстон, – заверил его Люсьен и добавил совершенно искренне: – Я никогда не сделал бы ничего, что могло бы повредить мадемуазель Уэстон – даже если бы мне пришла в голову такая дикая мысль.

Их взгляды встретились на мгновение. В голубых глазах Реджи промелькнуло любопытство, которое постепенно рассеивалось, уступая место пониманию. Люсьен испугался и отвернулся. Неужели Реджи обо всем догадался? Неужели он смог в его глазах прочесть то, как он на самом деле относится к Энни? Возможно, он смотрел на него слишком откровенно. Впрочем, таким он и был.

– Я полагаю, цветы для нее?

Люсьен снова взглянул на Реджи. Возле губ пожилого господина залегла складка, а вокруг глаз морщинки. Однако выражение лица в целом казалось довольно дружелюбным. Люсьен принял уважительную позу. Вот он, Ренар, который рассыпается на кусочки в приличной гостиной в присутствии добропорядочного господина! Оказывается, его обеспокоенность судьбой Энни, его забота о ней может оказаться опасным оружием против него в руках врага.

– Да, цветы для мадемуазель. Я думал, что вы прикажете отнести их ей в комнату… – Он непринужденно взмахнул рукой в воздухе. – Может быть, они доставят ей удовольствие, поднимут настроение. Тонкие девушки любят такие пустяки, которые их забавляют, не так ли? Они могут отвлечься от повседневных дел.

Реджи кивнул. Их глаза снова встретились, и в них отразилось полное взаимопонимание. Они оба знали, что Энни не принадлежит к числу «тонких» девушек, а значит, не нуждается в пустяках, которые отвлекли бы ее от жизненных забот, но оба промолчали. Реджи поднялся и позвонил в колокольчик, чтобы вызвать слугу.

– Я прикажу поставить их в вазу и отнести ей в комнату. Уверен, она будет рада. Это очень мило с вашей стороны…

Он сел и с еще большей настойчивостью уставился на гостя, утопающего в цветах. Под его пристальным взглядом Люсьен почувствовал себя неловко.

– Надеюсь, вы понимаете, что я не пускаю к ней гостей в таких сложных обстоятельствах?

– Разумеется, – ответил Люсьен. Вошла горничная, взяла у него букет и, выслушав приказания Реджи, удалилась. – Но я надеялся повидаться с мадам Гриммс. Она дома?

Эта просьба произвела на Реджи странное впечатление: он удивился сильнее, чем всему остальному, что Люсьен сказал за время своего визита. Реджи, явно заинтересовавшись тем, какое дело может быть у Люсьена к Кэтрин, производил впечатление слишком уж заботливого мужчины, на попечении которого находятся беззащитные женщины.

И вдруг… Озарение пронзило Люсьена и осветило самые дальние и темные уголки его сознания. Он предполагал раньше, что Реджи и Кэтрин с трудом ладят. Возможно, это был всего лишь брачный танец. Сомнений быть не могло, сейчас Реджи заботится о Кэтрин иначе, и его тревога питается любовью…

– Миссис Гриммс сидит с Энни, – неуверенно ответил Реджи. – Но если вам нужно, я готов подменить ее и провести какое-то время у постели Энни. Я буду счастлив это сделать.

– Я думал, что мадемуазель Уэстон хорошо себя чувствует, – нахмурился Люсьен.

– Видите ли, мы не то чтобы дежурим у ее постели, – заверил его Реджи. – Просто когда она сносно себя чувствует и пребывает в хорошем расположении духа, мы используем этот момент, чтобы поговорить с ней, разъяснить какие-то вещи, вы же понимаете.

– Да. – Люсьен кивнул с явным облегчением. Энни не повредит некоторое ужесточение домашнего распорядка. Значит, на протяжении следующих нескольких дней он может не беспокоиться о ней и заняться своими делами.

– Я пойду и приведу ее.

– Приведете Энни? – Люсьен был настолько погружен в мысли о ней, что невольно проговорился. Черт побери! Он назвал ее по имени. Тем более глупо, что Реджи только что объяснил ему, что она не принимает посетителей, а значит, не может спуститься вниз по лестнице.

От Реджи не ускользнула его оплошность.

– Разумеется, я не имел в виду мадемуазель Уэстон, – поспешил поправить себя Люсьен. – Я понимаю, что она сейчас не может никого принимать. Простите, я оговорился. Конечно же, я имел в виду мадам Гриммс.

– Конечно. – Реджи сдержанно улыбнулся в ответ. – Я понимаю… оговорка. Присядьте, мистер Делакруа. Я прикажу Терезе принести вам чаю.

– Merci. В этом нет необходимости…

– Кэтрин любит пить чай в это время суток. Никакого беспокойства.

Люсьен смотрел, как Реджи направляется к двери, и проклинал себя за то, что оказался таким болваном. Он рассеянно подошел к окну и отдернул штору, чувствуя себя полным идиотом. Почему он может оставаться хладнокровным, когда что-то угрожает его жизни, и полностью теряет самообладание, когда Энни находится в соседней комнате?

Господи… она совсем рядом. Стоит только подняться наверх и открыть дверь ее спальни… Теплые, живые картины прошлой ночи всплыли в его памяти. Ощущение ее тела проснулось в нем с невероятной яркостью.

– Люсьен?

Он круто обернулся на свое имя и на голос своего верного друга. В дверях стояла Кэтрин. Он с облегчением расслабился, потому что не нужно было притворяться.

– Мы можем поговорить спокойно?

– Сейчас да. – Она прикрыла за собой дверь.

– Реджи велел Терезе принести чай, – предупредил Люсьен.

– Мы об этом узнаем. Дверь скрипит. Я не позволила Терезе смазать ее маслом.

– Вы обычно проводите тайные беседы в этой комнате? – усмехнулся Люсьен.

– Никогда до вас этого не делала. – Кэтрин пожала плечами с равнодушно-насмешливым видом. – Зачем вы здесь, Люсьен? Наверное, у вас была серьезная причина прийти сюда, если вы не дождались субботы, чтобы передать весточку через мадам Тюссо?

Люсьен тяжело вздохнул и опустился на стул, который только что освободил Реджи.

– У меня есть серьезное оправдание. Реджи прислал мне записку с благодарностью за то, что я спас Энни от… неприятной ситуации.

– Вы имеете в виду изнасилование? – Кэтрин села на соседний стул.

– Возможно, – поморщился Люсьен. – Глупая девчонка. Она очень похожа на вас, Кэтрин. Слишком отважна, чтобы беспокоиться о своей безопасности.

– Она поэтому вам так нравится? – Кэтрин вопросительно приподняла бровь.

– Я всегда ценил смелость и решительность в женщинах, – уклончиво ответил Люсьен.

– Не скрытничайте. Я спрашиваю, нравится она вам или нет.

– Конечно, нравится, но…

– Но возможно, не настолько, насколько вы нравитесь ей?

– Я не знаю, насколько я нравлюсь ей.

– Тогда вы дурак, Люсьен. Вы нравитесь ей настолько, что она хочет спать с вами. И насколько я знаю свою племянницу, это значит, что она вас любит.

Люсьен любил прямолинейность Кэтрин, но сейчас она обескуражила его. Он чувствовал, что его поймали с поличным. И защищаться ему было нечем.

– Энни все вам рассказала?

– Все. Разумеется, кроме того, что вы уложили ее в постель. Об этом я догадалась сама. А вы подтвердили это своим виноватым взглядом. А где был Арман в это время?

– Вывозил рабов из города. Он вернулся в хижину на рассвете.

– У Энни возникло ощущение, что Арман был там все время. Это притворство, которое помогло ей убедить Реджи в том, что она ни минуты не оставалась с Ренаром наедине. Иначе он не пережил бы этого известия.