— Уже начал приспосабливаться к семейной жизни?

Её смех был настолько заразительным, что я и сам не сдержался от усмешки.

— Вообще-то, я не рассматривал машину в таком свете, хотя идея неплохая. — Я прижал девчонку к себе и серьёзно посмотрел в её глаза. — Вряд ли втроём мы поместимся в моей «Audi».

Смех стих, весёлость с её лица словно ластиком стёрли.

— Втроём?

Ксюша принялась растерянно осматриваться по сторонам, словно ища этого таинственного третьего попутчика.

Я мягко взял её за подбородок и повернул к себе лицом,

— Втроём, — уверенно подтвердил. — В любой нормальной семье должны быть дети.

Второй раз за последний час я заставил её плакать.

Улыбнувшись сквозь слёзы, Ксюша спрятала лицо на моей груди.

— Не представляю себя в роли матери, если честно.

Я поцеловал её в висок.

— Вместе справимся.

Никита так и не объявился. Ни в день освобождения, ни через день, ни через неделю. Даже не пытался связаться с кем-то из нас. Такое его поведение настораживало больше всего: почему он исчез с радаров? Готовит очередное дерьмо, после которого впору будет обращаться к психиатру, потому что выходку похуже прошлой мы уже вряд ли переживём без последствий?

Всю следующую неделю вся наша дружная компания выглядела как стая котов, которую погладили против шерсти: на любые незнакомые лица реагировали с подозрением, пытаясь опознать в них моего ополоумевшего в одночасье братца, и безуспешно пытались скрыть рвущееся наружу глухое раздражение. Даже Ксюша, которая поначалу посматривала на нашу пятёрку скептически, к четвергу выглядела ещё дёрганней, чем мы все вместе взятые. А я постоянно пытался быть рядом и контролировать её передвижения, насколько это позволяло несовпадающие ни разу расписание и распорядок дня. Дошло вплоть до того, что сразу после учёбы она под нашим с парнями конвоем ехала домой и безвылазно сидела в четырёх стенах.

Конечно, я отдавал себе отчёт в том, что своим поведением похож на параноидального маньяка, но ничего с собой поделать не мог. А к субботе кошмары, мучившие меня каждую ночь, достигли своего апогея и стали привычной частью жизни.

В понедельник — это как раз был третий день зимы — я не выдержал и вместе с Ксюхой завалился к ней домой. Но вовсе не для того, чтобы побыть рядом с той, что стала смыслом моей жизни, нет.

Я честно пытался мягко спровадить свою упрямую малышку в её комнату, но, услышав пятое «нет» в ответ на мою просьбу, вспылил и, не сдерживая гнев, закинул её на плечо под удивлённый взгляд Александры Викторовны и попросту сволок в комнату, уже не вежливо попросил заткнуться, сказав, что должен поговорить с её родителями. Ксюша пыхтела и злилась, но больше ничего не сказала и обиженно уселась на кровать. Для пущей убедительности хлопнул дверью в её комнату, когда уходил.

Родители обнаружились на кухне. Николай Сергеевич сидел за столом, гипнотизируя его поверхность, а Александра Викторовна стояла у окна, грея руки о кружку с горячим кофе, если судить по запаху. На моё появление оба отреагировали одинаково: оставив свои «увлекательные» занятия, вопросительно воззрились на меня.

— Я понимаю, что вам это покажется преждевременным решением, но я бы хотел забрать Ксюшу к себе.

Мать девушки медленно опустилась на стул рядом с мужем.

— В каком смысле «забрать»?

Идеальную маску спокойствия на моём лице начало пробивать раздражение. Я что, говорю на каком-то другом языке?

— В самом прямом, — хочу, чтобы ваша дочь переехала жить ко мне.

На этот раз пара переглянулась.

— Я конечно понимаю, что в нынешнее время молодёжь иначе относится к такого рода отношениям, но для нас подобное поведение не приемлемо, — хмуро ответил Николай Сергеевич.

«Неудивительно, что Ксюша сбежала от вас не так давно, с вашими-то явно несовременными взглядами…» — мелькнуло в голове. — И ведь явно не догадываются о том, что в наших отношениях мы уже давно прошли точку невозврата».

Я помнил, что мы с малышкой договорились ничего не говорить нашим родителям о том, что собираемся пожениться, но, видимо, другого способа уговорить их не предвидится…

— Это ненадолго, — ухмыльнулся я. — Неделю назад я сделал Ксении предложение, и она согласилась. В сущности, сейчас ваше разрешение мне не так уж и нужно; я прошу его лишь из вежливости и уважения к родителям моей будущей жены. Так что, даже если вы будете против её переезда, меня это не остановит. В конце концов, я всё равно заберу её отсюда, с вашим благословением или без него.

Сказать, что родители малышки удивились — ничего не сказать. Судя по выражению их лиц, Александра Викторовна сейчас примется хлестать «Корвалол», а челюсть Николая Сергеевича пробила собой все четыре этажа девятиэтажки. Я же из последних сил удерживал на лице беспристрастное выражение, хотя больше всего на свете мне хотелось заржать.

— Ну так что? — всё же нарушаю затянувшуюся тишину. — Отдадите её добровольно или я вынужден буду её похитить?

Первым в себя пришёл Ксюшин отец: упавшая челюсть была возвращена на место, хотя выражение шока с его лица никуда не делось.

— Послушай, Кирилл, — осторожно начал он. — Пойми меня правильно, мы рады, что у тебя серьёзные намерения в отношении нашей дочери, но… как бы это помягче сказать? Ты и она — у вас с ней разный социальный уровень. Твоя семья богата и имеет огромное влияние не только в городе, но и за его пределами. Разве сможет наша дочь соответствовать тебе?

Теперь подбирать свою челюсть с пола приготовился я.

— Вы настолько не цените свою дочь? — После удивления ожидаемо проснулся гнев. — Вы должны были спросить, подходит ли ЕЙ такой засранец, как я? Смогу ли я сделать вашу принцессу счастливой? Достоин ли Я быть рядом с ней?

Ну, по меньшей мере, им хватило такта выглядеть сконфуженно.

— Нет, Кирилл, ты не правильно понял, — тихо вмешалась Александра Викторовна. — Мой муж совсем не это хотел сказать. Просто Ксения очень эмоциональная и ранимая девочка, она всё всегда пропускает через себя. И если в твоём мире кто-то не примет её должным образом, она будет очень переживать. А мы — всего лишь родители, и будем беспокоиться о ней.

Такая трактовка мне понравилась больше, хотя я по-прежнему был недоволен.

— Мне наплевать, как на неё будут смотреть другие, — твёрдо заверил сидящих напротив. — Никто не посмеет обидеть её; а если посмеет — это будет последнее, что они сделают в этой жизни. К тому же, мои родители и так уже приняли её, как родную.

Родители Ксении облегчённо переглянулись.

— Ну, если так, то мы не имеем ничего против.

Коротко кивнув, я направился обратно к девушке, надеясь, что она в гневе не разворотила свою комнату.

К моему великому удивлению, я застал её сидящей в том самом положении, в котором оставил.

— Поразительно послушание, — присвистнул я.

Ксюша тут же вскочила на ноги, недовольно хмурясь, и накинулась на меня.

— Вы что там, петицию подписывали?

Я хмыкнул.

— Почти. — Плотоядно улыбнувшись, я сделал шаг в её сторону, отчего она ожидаемо растеряла весь свой пыл и начала отступать назад, пока не упёрлась спиной в стену.

Подойдя к ней вплотную, я прижал её всем телом, упёршись руками в стену на уровне головы. Наклонился так близко, что почувствовал горячий воздух, выходящий сквозь её приоткрытые губы, практически прикасался к ним своими, неотрывно глядя ей в глаза. Я давно просёк, что именно в таком положении Ксюша становится более сговорчивой и послушной.

— Надеюсь, у тебя есть чемодан? — шепнул в её губы.

Девушка судорожно вдохнула.

— Что?

О, да, её мозговая активность медленно сходила на нет, и малышка уже мало понимала, что происходит.

— Чемодан, в который будешь собирать свои вещи.

— Это ещё для чего?

Я прикрыл глаза, прислонившись лбом к её лбу. Сейчас мне не нужны были её вопросы; всё, что от неё требовалось — это безропотно подчиниться и сделать то, что я просил.