Вдруг раздались какие-то металлические звуки, приглушенные туманом и расстоянием. Нет, это был не колокол, обязательный для судна, стоящего на якоре в тумане. Звуки падали в туман неравномерно — они были похожи на звяканье металла о металл. Кто-то хрипло откашлялся… Отчетливый возглас:

— Загер мард!

— Иранская речь, — негромко сказала Валя. — Загер мард — это, кажется, яд змеиный. В общем, ругательство…

Тот же голос, злобный и высокий, произнес длинную фразу. В ответ послышался другой голос — хриплый, виноватый.

— Переругиваются, что ли? — сказал Валерка.

— Погоди! — Валя напряженно вслушивалась в чужую речь. — «Лживый сын собаки, ты говорил, что понимаешь мотор», — перевела она. — А второй отвечает: «Я не виноват, хозяин… Это наделал поганый иноземец, когда чинил его…» Что-то еще — не поняла…

Иранское судно, болтающееся в море с испорченным двигателем!

— Давайте крикнем, ребята, — сказал Юра, — «Эй, на судне!» Три-четыре!

— Эй, на судне! — прокатилось над морем.

Металлический стук и перебранка сразу смолкли.

— На судне!

Томительная пауза, потом — негромкий гортанный окрик.

— Они стоят без хода, — сказал Юра. — Кажется, недалеко. Попробуем подгрести к ним.

Гребли чем попало: досками, стланями. Гребли на звук, стоя по краям плота на одном колене, как на каноэ. Через четверть часа в клубящемся тумане смутно проступил низкий борт судна, стоящего без огней. Человек в мягкой шляпе перегнулся через фальшборт, пытаясь разглядеть людей на плоту.

— Скажи ему: «Потерпели крушение, просим помощи», — шепнул Юра Вале.

Она, запинаясь, произнесла несколько слов. Получилось нечто довольно бессвязное, но, кажется, человек в шляпе понял. Он немного помедлил, потом кивнул и сделал рукой жест: поднимайтесь, мол.

Плот приткнулся к борту.

Валерка ступил на привальный брус судна и, легко перемахнув через фальшборт, помог женщинам взобраться на палубу. Юра быстро завернул немногочисленное имущество в одеяла, обвязал сверток веревкой и передал его Валерке.

Человек в мягкой шляпе исчез куда-то. Юра высадил Рекса на палубу, взобрался сам и живо осмотрелся. Затем он сунул сверток с вещами в закоулок за носовым трапом и велел Рексу сидеть там.

Иранец вернулся с фонарем. Он приоткрыл заслонку и бегло оглядел пришельцев. Валя и Рита были одеты кое-как: одна в рваном красном сарафане, вторая — в одеяле, накинутом на плечи, но обе автоматическим жестом поправили волосы. Парни были в купальных трусах.

Лязгнула заслонка, луч света погас. Иранец спросил высоким, резким голосом:

— Урус, совет?

— Да, — ответил Юра. — Советские.

Он вглядывался сквозь пелену тумана в лицо иранца. Темная широкая полоска бровей, мелкие, но правильные черты, лицо смуглое, симпатичное и даже красивое.

Юра ткнул себя пальцем в грудь, сказал:

— Юра.

Иранец повторил Юрин жест и представился:

— Фармаз.

— Куда идете? — спросил Юра. — Пехлеви, Шахсевар, Бендер-Гязь?

— Бендер-Гязь. — Иранец быстро закивал. И добавил еще что-то.

— Он говорит, что они рыбаки, — перевела Валя. — У них мотор испортился, и ветра нет.

Фармаз внимательно посмотрел на Валю и улыбнулся ей.

— Спроси, не могут ли они подбросить нас в Астару, — сказал Юра.

— Астара? — переспросил Фармаз и опять закивал. Потом показал на обвисший парус, развел руками: — Мотор, мэшин мифахман?[53] — сказал он и покрутил пальцем в воздухе. — Вр-ррр!

Юра утвердительно кивнул. Фармаз дружелюбно похлопал его по голому плечу и сделал жест в сторону кормы, приглашая следовать за собой.

— Подожди, приятель. — Юра тронул его за локоть. — Дай нам сначала напиться. Воды, понимаешь? — Он сложил ладонь горстью, поднес к губам и втянул воздух.

Фармаз понял. Он подошел к носовому люку и властно крикнул вниз:

— Аб бэдэхид![54]

Из люка высунулась чья-то всклокоченная голова. Затем появилась рука с жестяным бидоном.

Юра передал бидон женщинам, потом Валерке. Напился сам, вытер губы, крякнул:

— Вот теперь веселее стало! Ну, показывай мотор, приятель. — Он повторил жест Фармаза: — Врр!

Но тот снова посмотрел на Валю и что-то сказал.

— Он спрашивает: не хотят ли женщины отдохнуть, — проговорила Валя.

— Отдохнуть? — Юра замялся в нерешительности.

— Я не хочу отдыхать, — тихо сказала Рита.

— Почему? — возразила Валя. — Я страшно устала.

— Ладно, — решил Юра. — Посмотрим, что за каюта у него.

Они спустились вслед за Фармазом по крутому трапу в носовой кубрик с тремя двухэтажными койками и подвесным столиком, над которым горела тусклая масляная лампа. На койках лежало двое. Воздух в кубрике был спертый, насыщенный сладковатым запахом.

Фармаз отворил дверцу в глубине кубрика, пропустил гостей и зажег карбидный фонарь.

Это была крохотная треугольная каютка в самом носу судна. Над головой проходил степс[55] бушприта, прикрепленный скобами к бимсу[56]. Койка, застеленная красным одеялом, столик, стенной шкаф. На столе стоял кальян с длинной трубкой и медным горлышком, инкрустированным мелким голубым бисером.

Здесь было почище, но пахло тем же сладковатым запахом.

Фармаз достал из шкафа глубокую миску с холодным пловом и поставил ее на стол. Приветливо улыбнулся женщинам, указал на медную задвижку на двери и несколько раз щелкнул ею.

— Может, Рекса привести? — тихо сказала Рита Юре.

— Пусть сидит наверху. Вы запритесь и отдыхайте. А мы, как только закончим возню с мотором, постучим к вам.

Мужчины поднялись наверх и пошли на корму.

Судно было небольшое. За носовым люком — трюм, наполовину закрытый лючинами и брезентом. Дальше — кормовой люк, ведущий в моторный отсек. Надстроек на палубе не было. Мачта с неубранным парусом, свернутые сети с грузами и поплавками, ручная лебедка — вот и все, что смог рассмотреть Юра, сделав два десятка шагов от носового люка к моторному.

Пахло рыбой. На корме, возле румпель-талей, неподвижно стоял рослый человек. Рулевой, должно быть.

«Судно стоит без огней, туманных сигналов не полает, — подумал Юра. — Впрочем, чего ж требовать от иранской рыбачьей шхуны… Может, не следовало оставлять женщин одних? Пожалуй, надо было Валерку с ними оставить… Нет, главное — запустить мотор, вдвоем быстрее управимся. Все правильно. Этот Фармаз, видно, хозяин судна. Вроде, симпатичный малый…»

Вслед за Фармазом они спустились в кормовой отсек. В белом свете карбидного фонаря, висевшего на переборке, они увидели старый двигатель, укрепленный на дубовых брусьях. Перед ним сидел на корточках человек в замасленной рубашке из американского ситца. Чего только не было изображено на рубашке! Танцующие пары, бутылки, обезьяны, пистолеты…

Валерка усмехнулся, сказал Юре:

— Вот это рубашечка! Наши чуваки подохли бы от зависти.

— А ты на шапку погляди!

На голове моториста красовалась облезлая баранья папаха, не слишком гармонировавшая с пестрой рубахой. Моторист оглянулся и медленно встал. Лицо у него было желтое, нездоровое, с тусклыми стекляшками глаз. Он не выразил ни малейшего удивления при виде двух полуголых незнакомцев. Молча отошел и прислонился к закопченной переборке.

— Посмотрим, что мог натворить такой механик, — проговорил Юра. — Придвинь-ка, Валерка, ящик с инструментом. И давай понимать, в чем дело… Та-ак. Крышку он, по-моему, снимал зря. Вот что: начнем с того, что поставим все на место.

Фармаз стоял рядом, внимательно наблюдал за работой.

— Стоит над душой! — проворчал Юра и мельком взглянул на иранца.

В прищуренных глазах Фармаза почудилось что-то жесткое и злобное. Впрочем, Фармаз тут же улыбнулся Юре.