Документ был написан на толстой тряпичной бумаге, ее края завернулись и слегка усохли. Взяв листок и повернув к свету лампы, я поднес его поближе к глазам и увидел парламентскую печать и под ней слегка выцветшее постановление, написанное убористым канцелярским почерком:

Сим постановляется, что все Поместья и Земли, наследственные и арендованные, со всем к оным относящимся, сказанного Генри Грейторекса, барона Марчмонта, конфискованы, сиречь изъяты в казну, вместе с правом владения, пользования и распоряжения оными и передачи оных по наследству, с 20 дня, месяца мая Лета Господня 1651, и всякое право на доступ в сказанные Поместья и Земли, наследственные и арендованные…

— Указ о конфискации этого поместья, — пояснила она и протянула мне другой документ или, вернее, небольшую связку бумаг. Эта подборка, перевязанная выцветшей и обтрепанной лентой, очевидно менее официальная, была написана красивым почерком, принадлежавшим самому сэру Амброзу Плессингтону — хотя в то время я еще не знал этого, — то есть впервые он предстал передо мной в виде длиннейшего текста — списка его вещей: «Опись всему личному имуществу, движимому и недвижимому, Амброза Плессингтона, рыцаря, из Понтифик-Холла, описанному и оцененному в приходе Святого Петра в присутствии четырех советников графства…»

Отставив в сторону палку, я развязал ленту. Все эти шесть исписанных с обеих сторон страниц завещания представляли собой внушительной длины список владений и имущества сэра Амброза, включавший мебель, картины, ковры, столовое серебро, а также более эзотерическое имущество, как то: телескопы, квадранты, штангенциркули, компасы, да еще несколько кабинетных шкафов, чье содержимое — законсервированные животные, раковины и кораллы, монеты и наконечники стрел, фрагменты старинных ваз, всевозможные objects d'art [43] и даже два самодвижущихся устройства — было перечислено по отдельности. Одним из самых ценных был Kunstschrank [44], инкрустированный бриллиантами и изумрудами, хотя что хранилось в этом сверкающем ковчеге — оцененном в поразительную сумму 10 000 фунтов, — данная опись была не склонна сообщать. Все содержимое особняка сэра Амброза оценивалось на последней странице документа в 155 000 фунтов; неслыханная и весьма грандиозная сумма даже для нынешнего 1660 года, а уж для июня 1622-го, времени составления означенной описи, она должна была звучать совершенно потрясающе. Даже за сокровища покойного короля Карла, известного знатока искусств и коллекционера, не дали такой суммы, когда Кромвель изъял их из королевских дворцов и распродал алчным европейским принцам.

Леди Марчмонт перехватила мой потрясенный взгляд.

— Как вы можете, понять от всего перечисленного здесь почти ничего не осталось, — произнесла она спокойным голосом. — Что не удалось уничтожить, военные просто унесли с собой. Только этот гроб с его документами свидетельствуют о том, каким был некогда Понтифик-Холл. Да и все, что затевал мой отец.

— Но библиотека… — Я вернулся к первому листу и стал теперь просматривать его более внимательно. — Я не вижу упоминания о книгах вашего отца.

— Да. — Она взяла у меня документ и, завязав его лентой, положила на место в гроб. — Эта опись не включает содержимого библиотеки. Для нее составили отдельную библиографию. — Повернувшись кругом и пошелестев бумагами, леди Марчмонт достала пачку потолще прежних. — Исключительно подробную, как видите. Здесь приведены цены, заплаченные за каждую книгу, а также имена книготорговцев или посредников, через которых их приобрели. Интересные материалы, но сейчас нет времени изучать ее. На данный момент… — Она отложила документ в сторону и вновь начала старательно рыться в гробу, переворачивая груды слежавшейся бумаги. — Сейчас, господин Инчболд, вам стоит прочесть кое-что другое. За свою жизнь мой отец получил жалованные грамоты во многих странах от разных королей и императоров. Но есть среди них… особо важные.

Важные для чего? Как мое приглашение в Понтифик-Холл могло быть связано с этим зловонным подземельем и ворохом старых документов? С королями и императорами? Но леди Марчмонт уже повернулась и вручила мне несколько документов. Первым был пергамент с потрескавшейся огромной печатью из красного воска, по окружности которой шла едва различимая надпись:

Я поднес документ поближе к свету. Над печатью имелось несколько абзацев текста, начертанного жирным готическим шрифтом на немецком языке, и — сколько смог я разобрать со своими ограниченными познаниями в этом наречии — он гласил, что данный документ наделяет полномочиями на поиск и приобретение книг и манускриптов в пределах Богемии, Моравии, Силезии и Галаца. Он датировался 1610 годом. Я немного потер между пальцами сморщенный уголок документа, наслаждаясь прекрасным качеством пергамента, нежного и гладкого, как девичья щечка. Затем я осторожно перевернул его, услышав тихое, радующее душу похрустывание, и поправил большим пальцем очки на переносице.

Второй документ, датированный следующим годом и скрепленный такой же печатью, был сходного значения, только его юрисдикция распространялась за пределы Чешских земель и включала Австрию, Штирию, Майнц, Верхнее и Нижнее пфальцграфства, а самое удивительное — и владения турецкого султана. Заключительные три страницы содержали, соответственно, императорскую грамоту о пожаловании дворянского достоинства, приказ о назначении ежегодного пенсиона в 500 талеров и о присвоении степени доктора философии Каролинума. Последний, написанный по-латински, документ был украшен рельефным оттиском герба. Подняв глаза, я увидел, что леди Марчмонт, сведя брови к переносице, пристально следит за моей реакцией. Лампа зашипела и — это меня встревожило — почти погасла.

— Это в Праге.

— В Праге? — Мой вопросительный взгляд вернулся к пергаментам из телячьей кожи, которые я нервно теребил в руках.

— Каролинум [46], — сказала она монотонным голосом, словно повторяла простой урок для бестолкового ребенка, — находится в Праге. В Богемии. Мой отец провел там много лет.

— В Каролинуме?

— Нет. В Богемии. После того как Рудольф [47] перевел императорский двор из Вены в Прагу.

Я продолжал рассматривать документы.

— Значит, сэр Амброз состоял на службе у императора Священной Римской империи?

Она кивнула, явно довольная оттенком благоговения, появившимся в моем голосе.

— Сначала да. В качестве одного из посредников для приобретения книг в Императорскую библиотеку. А позже он выполнял такую же работу для курфюрста Пфальцского, укомплектовывая его библиотеку в Гейдельберге.

Она умолкла и вновь начала тщательно перебирать бумаги, лежащие в гробу. В течение следующих десяти минут мне пришлось, отдуваясь, пробормотать вслух еще с дюжину разных документов — все грамоты, предоставляющие особые права или патенты на изобретения, касавшиеся новых методов проверки чистоты золота или оснащения кораблей, и, кроме того, документы, подтверждающие безусловное право собственности на владения, разбросанные по Англии, Ирландии и Виргинии. Множество потертых страниц деятельной и бурной жизни сэра Амброза. Я про себя отметил, что леди Марчмонт сует мне каждый новый документ так же горячо и ревностно, как квакер на перекрестке — свои душеспасительные брошюры. Но вскоре я, прищурившись, заметил, что держу в руках документ иного сорта — очередная жалованная грамота, скрепленная в конце Большой государственной печатью Англии, и ее значение было поважнее, чем у других: