— Объясните мне ваше предложение, — сказал он. — То, что вы сказали сейчас, может оказаться взаимоустраивающим вариантом. Если я вас верно понял, вы предлагаете начать игру, в условиях которой записано, что лишь я, Лопес, знаю, как и где можно найти Штирлица?

— Именно. Только вы упустили немаловажное звено: через кого найти Штирлица…

— Через кого?

— А вот именно это я вам скажу чуть позже, когда мы кончим собеседование. Повторяю, Кемп, я в вас заинтересован так же, как и вы во мне. Готовы к диалогу?

— Да.

— Ну и прекрасно. А если бы вы угостили меня холодной минеральной водой, то жизнь бы сделалась сказочной. Пока я буду пить, успокойте толстушку, скажите, что ваш друг через пятнадцать минут уйдет, о кэй?

Утренним поездом Штирлиц (оставил дону Хосе записку о друге, который прилетел в Байрес, будет там сутки, нельзя не повидаться) выехал в столицу, с вокзала пошел на Центральный почтамт — это совсем рядом — и заказал разговор с Голливудом: ответила женщина; понял, что жена Спарка; Роумэн предупреждал, что она в курсе; произнес неторопливо:

— Скажите, чтобы взяли с собой Роберта Харриса и его коллегу сеньора Мигеля. Очень жду там, где условились.

И положил трубку.

Как ему ни хотелось посмотреть Буэнос-Айрес, он остановил такси и попросил отвезти его в городскую библиотеку. Шофер порекомендовал поехать в университетскую, богаче. Там Штирлиц провел три часа, изучая подшивку немецкой антифашистской газеты. Запомнил фамилии двух наиболее острых высококомпетентных публицистов, выступавших с резкими, но при этом аргументированными статьями против Гитлера, — экс-сенатор М. Осорио и профессор Фриц Зееле, — и сразу же вернулся на вокзал, поезд в Кордову уходил через сорок минут. Купив билет первого класса, он приобрел в киоске карту города (Кемп назвал адреса, которые надо выучить наизусть), в книжном магазинчике купил брошюру о дивном озере возле города Барилоче (то, что Кемп сказал про Риктера и его проект, не очень-то реально, в это верится с трудом, но если это так, то дело пахнет керосином, это последнее гитлеровское злодейство не имеет права быть осуществленным) и сел в купе, заказав себе у пробегавшего мимо вагонов чико две бутылки «кока-колы» и сандвич с сыром…

Служба взяла в работу имена Роберта Харриса и Мигеля через пять минут после того, как данные телефонного прослушивания легли на стол Макайра.

Немедленно были задействованы люди резидента в Байресе Джона Джекобса; в дело включился директор местного ИТТ Арнолд — со всеми его здешними связями: фотография Штирлица, отправленная в Аргентину загодя, была передана в уголовную полицию столицы; однако Макайр не мог предположить, что Штирлиц приедет в Байрес лишь для одного телефонного звонка, — этим и объяснялось то, что его фото не были сразу же отправлены во все крупнейшие города республики. Штирлиц был готов к началу охоты, он знал, на что шел, поэтому с позавчерашнего дня не брился; спасибо английскому проводнику Шибблу, подрабатывающему на осведомлении нацистов: «С бородой вы похожи на ковбоя, совсем другое лицо». «Роумэн прилетит дней через пять, не раньше, к этому времени я обрасту щетиной, черт не узнает. Бедный дон Хосе, он лишился компаньона, возвращаться к нему нельзя, простите, дон Хосе, но, право, я не могу поступить иначе: дело…»

Несмотря на то, что сэр Александр Кадоган и мистер Джонсон, представлявшие Англию и Соединенные Штаты в Совете Безопасности, работали, что называется, в унисон, тем не менее традиционные противоречия между Уолл-стритом и Сити, между финансовыми империями Рокфеллеров и Ротшильдов продолжали сохраняться, тщательно скрытые от людских взглядов.

Встречи лидеров Британии и Штатов происходили в «обстановке сердечной дружбы и полнейшего взаимного понимания», газеты отмечали, что политическая программа сэра Уинни в Фултоне принята к исполнению англоговорящим миром; все, казалось бы, в полнейшем порядке, ан — нет…

…Кадровый разведчик Честер Шиббл был отправлен в Латинскую Америку с довольно ловкой легендой: человек скрывается от правосудия, и хотя Лондон не требует его выдачи — так, грехи молодости, суета, — тем не менее лучше держаться подальше от столиц; мир ныне стал таков, что в джунглях спокойнее, чем в городах.

В Игуасу он был направлен отнюдь не случайно. Во-первых, стыковка трех границ; новости из Парагвая и Бразилии стекаются сюда каждодневно, ибо именно здесь сосредоточен центр торговли, перевалочная база грузов, аэропорт, склады на Паране. Во-вторых, Лондон имел информацию от Шелленберга, что уже в марте сорок пятого года крупные национал-социалисты, связанные с финансами НСДАП и СС, были перемещены в глубинные районы юга Америки; поскольку немцы имели сильные позиции в экономике Аргентины, Парагвая и Бразилии, необходимо было знать, на что будет обращено золото Гитлера, если действительно его намерены обратить в бизнес, а не положить в банки, чтобы спокойно жить на проценты с капитала; такое вероятие разведчики МИ-6 также допускали. В-третьих, нельзя не считаться с тем, что мобильный капитал Соединенных Штатов в самое ближайшее время неминуемо начнет наступление на юг, а поскольку железные дороги Аргентины принадлежали Лондону, поскольку именно Англия держала в своих руках ключи от основных банков Буэнос-Айреса и Сантьяго-де-Чили, королевский кабинет должен быть загодя осведомлен обо всем, что предполагает начать младший брат. И, наконец, в-четвертых, Англия прекрасно знала, что в Аргентине поселились ведущие инженеры с немецких военных заводов: с кем они намерены сотрудничать? С американцами? Или с Пероном? Если с Пероном, их следует поддержать, поскольку все, что слегка мешает младшему брату, оказывает на деле значительную помощь Лондону. Так как Перон не скрывал своего негативного отношения к янки (это давало ему дополнительные голоса на выборах: народ не терпел тех, кто захватывал экономику), Лондон был готов закрыть глаза на немецкую активность, — понятно, на определенном этапе, пока банки не наладят контроль над всем тем, что происходит и будет происходить в военном секторе экономики Аргентины.

Круг вопросов, который интересовал Шиббла, был поэтому весьма широк, но, однако, лично его — и чем дальше, тем больше — занимал Риктер.

Шелленберг, начавший давать показания британской секретной службе сразу же после его ареста в мае сорок пятого, довольно подробно коснулся работы Канариса, связанной с попыткой проникновения в «атомный проект американцев». Среди фамилий, которые были у него на памяти, дважды промелькнуло имя штурмбанфюрера СС доктора Риктера и штандартенфюрера СС Штирлица — в связи с делом физика Рунге, арестованного гестапо.

Следы Штирлица затерялись, поди найди человека во взбаламученной послевоенной Европе. Да и жив ли он вообще?!

А вот Риктер май сорок пятого встретил в британском лагере для военнопленных; с ужасом ждал допросов, понимая, что случится, если англичане докопаются до истории о его участии в допросах Рунге.

Однако же в сентябре (через две недели после того, как Шелленберг закончил давать показания по «атомному проекту») Риктера пригласили в комендатуру, побеседовали, не задав ни единого вопроса о его прошлой работе, и объявили об освобождении, предложив зарегистрироваться в Гамбурге; адрес дали странный: особняк на берегу, в уединенном месте; ни вооруженной охраны, ни джипов; тишина и благость, шум прибоя и птицы поют.

Человек в штатском, принявший его и также не задавший тех вопросов, которых Риктер страшился более всего, осведомился, чем будет заниматься бывший офицер, поинтересовался, не потерял ли он навыки теоретический работы в сфере физики, и по завершении беседы вручил временное удостоверение, дававшее возможность свободного передвижения по британской зоне оккупации.