Как бы там ни было, но я твердо согласен с Симоном Львовичем... на половину.

Все верно. Чем больше самостоятельности мы даем ребенку, тем быстрее формируется личность. Мы об этом уже разговаривали выше. Но тут есть несколько проблем. Одна из них техническая. Вспомним описанные Соловейчиком случай с телевизором.

У ребенка была страсть к телевизорам. Каждый новый телевизор ребенок обследовал, нажимая и поворачивая все, что только можно до тех пор, пока телевизор не ломался. В этом случае родитель может не обращать внимания на данную страсть, пока она сама собой не утихнет либо пойти хитрым путем. В случае описанном автором с телевизора просто снимались все кнопки и тумблеры. Конечно, данный образ действий весьма затратен для родителей с точки зрения времени, внимания и денег, что важно. Но это, как и утверждает автор, очень выгодно с позиции воспитания самостоятельной и любознательной личности. Другими словами, одна из проблем техническая.

Но есть еще одна проблема - возрастная. И о ней мы просто не можем не вспомнить, учитывая, что наш разговор о школьниках.

Уместен ли такой подход в более старшем возрасте, например, в школьном? С точки зрения Симона Львовича - уместен. Но говоря о старшем возрасте, автор приводит и другие, кроме описанных, аргументы. Я не стану приводить тут полностью его выкладки, все интересующиеся прочтут оригинал. Еще раз скажу, что работа эта безусловно выдающаяся. Та работа, которую когда-нибудь внесут в список фундаментальных работ наряду с работами Макаренко. Но это не говорит о том, что со всем написанным стоит слепо соглашаться.

В раннем возрасте и в раннем школьном возрасте в частности, необходимо прибегать к одному из первых воспитательных рычагов - к страху. Единственное, что должен помнить педагог это то, что страха должно быть минимум. Необходимый минимум. И как бы мало его не было, с течением времени он должен только уменьшаться (и усложняться структурно), заменяться другими рычагами воспитательного воздействия.

Представим себе ситуацию, когда ребенку позволено делать дома все, что угодно. Ну или почти все. Вот такой ребенок приходит в школу и садится за парту с другим ребенком. И тут же берет себе чужую вещь, ломает ее. Ведь у него нет страха, его попросту не научили страху. А такие понятия как 'чужое', 'плохо' и 'нельзя' еще не в полной мере доступны ему. Как в этом случае можно оценить произошедшее? По-моему двух оценок быть не может.

Но кроме того страх необходим ребенку еще и для того, чтобы он знал усилие требуемое на его преодоление. Я никогда не прыгал с парашютом и сейчас, сидя за столом и монитором, мне кажется, что делать это не очень страшно. Или люди никогда не занимавшиеся единоборствами, но регулярно смотрящие боксерские поединки по телевизору - им в голову даже мысли не приходит о том, что выходить на ринг страшно. И в первом и во втором случае, внезапная постановка этих людей перед проблемой (прыжок с парашютом и боксерский ринг) будет наполнена их личным страхом. Я при этом очень сомневаюсь, что не имеющий привычки человек справится со своим страхом достойно и продуктивно. О какой привычке я говорю? О привычке к преодолению страха. В этом моменте я принципиально не согласен с Симоном Львовичем. Если человек почти не испытывал страха в детстве, не понимает, что со страхом можно вполне успешно бороться, не знает привычки к преодолению страха, то такой человек будет пугливым ровно как и тот, которого сильно пугали все детство (не позволяя учится преодолевать запреты и вставать перед неотвратимостью наказания).

Но что же дальше? Если пользоваться страхом можно лишь до определенного момента, да и вообще, желательно прибегать к самому минимуму использования страха, то каким образом воспитывать дальше? Ведь со страхом на самом деле все ясно. Об этом не пишут в тех педагогических учебниках и книгах, которые вроде бы должны учить воспитанию ребенка. Не прочесть о страхе в методичках, не услышать на семинарах и вебинарах, но, тем не менее, все педагоги прекрасно понимают, как использовать страх в своей деятельности. Это нагло-очевидное и столь же стыдливо замалчиваемое средство воспитания человека. И вот я сказал об этом вслух, но вместе с тем заявил о том, что применяться оно должно далеко не столь всеобъемлюще, как применяется сейчас. И у пытливого читателя должен возникнуть вопрос: Если ты заявляешь о том, что многочисленные написанные по педагогике книги пусты и никчемны, то что предлагаешь сам?

Надо рассмотреть явление страха более подробно. Рассмотреть с точки зрения эволюции воспитания. Ведь не осуществляется же переход с первого этапа ко второму этапу эволюции воспитания единовременно! Этот переход должен быть процессом длительным, процессом плавной трансформации воспитательных рычагов первого процесса в рычаги второго.

Для этого давайте разберемся, какие страхи бывают.

Профессор Ю. В. Щербатых предложил свою классификацию страхов. Он разделяет все страхи на три группы:

биологические,

социальные,

экзистенциальные.

Именно вот так, в такой последовательности расставил страхи профессор и я соглашусь с ним, если считать эту последовательность степенями.

По его мнению, к первой группе относятся страхи, непосредственно связанные с угрозой жизни человеку, вторая представляет боязни и опасения за изменение своего социального статуса, третья группа страхов связана с самой сущностью человека, характерна для всех людей. Социальные страхи вызваны ситуациями, которые могут нести угрозу не жизни или здоровью человека, а его социальному статусу или самооценке личности (страх публичных выступлений, социальных контактов, ответственности и т.д.). Экзистенциальные страхи связаны с интеллектом и вызываются размышлениями над вопросами, затрагивающими проблемы жизни, смерти и самого существования человека. Это страх перед смертью вообще, перед временем, перед бессмысленностью человеческого существования и т.д.

Исходя из этого принципа, страх пожара относится к первой категории, страх публичных выступлений - ко второй, а страх смерти - к третьей. И тут необходимо уточнить, что страх пожара намного сильнее 'здесь и сейчас', а под страхом смерти имеется в виду страх абстрактной смерти и, в таком случае, он постоянен, хотя и не имеет высокой интенсивности. Между тем имеются и промежуточные формы страха, стоящие на грани двух разделов. К ним, например, относится страх болезней. С одной стороны - болезнь имеет биологический характер (боль, повреждение, страдание), но с другой - социальную природу (выключение из нормальной деятельности, отрыв от коллектива, снижение доходов, увольнение с работы, бедность и т. д.). Поэтому данный страх находится на границе 1 и 2 группы страхов. Страх глубины (при купании) - на границе 1 и 3 группы, страх потери близких - на границе 2 и 3 группы и т. д. На самом деле, в каждом страхе в той или иной мере присутствуют все три составляющие, но одна из них является доминирующей.

Человеку свойственно бояться опасных животных, ситуаций и явлений природы. Страх, возникающий по этому поводу, носит генетический или рефлекторный характер. В первом случае реакция на опасность записана на генетическом уровне, во втором (основанная на собственном негативном опыте) - записывается на уровне нервных клеток. В обоих случаях есть смысл проконтролировать полезность подобных реакций при помощи разума и логики. Возможно, что данные реакции утеряли свое полезное значение и лишь мешают человеку жить счастливо. Например, имеет смысл с осторожностью относиться к змеям, и глупо бояться пауков; можно вполне обоснованно побаиваться молний, но не грома, который не может причинить вреда. Если подобные страхи причиняют человеку неудобство, можно постараться перестроить свои рефлексы.

Страхи, возникающие в ситуациях, опасных для жизни и здоровья, носят охранительную функцию, и поэтому полезны. Страхи же перед медицинскими манипуляциями могут нанести вред здоровью, так как помешают человеку вовремя установить диагноз или провести лечение.