Она потушила сигарету в пепельницу, неизвестно, когда появившуюся на столе и тут же достала новую сигарету.

- А как она вообще к Вам попала? – спросил Дэн, пока бабка прикуривала.

- О, не все сразу! Не все сразу, молодой человек! - сказала она снова выпуская струю дыма над их головами, сначала я расскажу тебе о своем даре, и истории своего народа, которая уходит корнями далеко в глубь времен и тесно переплетается с историей вашего народа. Когда-то давно, когда еще каменные наконечники к стрелам делали…

- О, я Вас умоляю! - перебила ее Ева, - И деревянными крючками рыбу ловили! Может обойдемся без сказок?

- А они не сильно далеки от правды, - улыбнулась бабка, - Просто хочу, чтобы вы осознали, как действительно давно это было. Так вот, в то далекое время, предкам наших шаманок не требовалось быть старыми и мудрыми, а по сути просто утратить способность иметь детей, чтобы разговаривать с Богами. В то время каждая женщина нашего рода могла вызвать Белого Бога и даже забеременеть от него. Считалось, что так продолжался чистый род: только благодаря Белым Богам и только от связи с этими Богами. Но дети не всегда рождались похожими на соплеменников, одинаково часто они рождались и похожими на Белых Богов. И тогда Боги их забирали. И Боги злились. Они не хотели смешивать свою кровь с нашей, им не нравилось, что наши женщины так нагло пользовались своими способностями, вызывали их и охмуряли.

- Этой уникальной способностью, как я понял, обладали только женщины, - улыбнулся Дэн.

- О, женщины, вам имя - вероломство! – улыбнулась Ева.

- Да, но женщины наши не были распутны, и были мудры. А Белые Боги так сильно разозлились, когда родился очередной «белый» ребёнок в племени, что обещали истребить весь наш род, если это не прекратится. И женщины предложили не лишать их дара, но позволить им общаться с Богами, когда природа уже откажет им в продолжении потомства. Ведь Боги готовы были нам помогать во всем остальном.

- Но как тогда будет продолжаться чистый род? Без Богов? – не удержалась Ева и перебила.

Бабка не рассердилась, она усмехнулась, но ответила.

- Я же говорю, наши женщины были мудры. Уже тогда они поняли, что не в связи с богами дело и есть в их роду женщины, что не утратят эту способность даже если их дети будут рождаться от их законных мужей, - она посмотрела на Еву исподлобья, и продолжила, повернувшись к Дэну, - И Боги выполнили своё обещание, а они своё. Но однажды, благодаря случайности, они узнали, что могут кое-что еще. Среди Белых Богов тогда шла война, жестокая, кровопролитная. Мы не знаем кто с кем и за что воевал, но однажды к нам попал совсем слабый раненый и умирающий Бог. Пожилая женщина едва успела узнать его имя, как он умер у неё на руках. Еще не остыло его тело, когда за ним спустилась Черный Ангел. Каково же было её удивление, когда она не нашла душу поверженного Бога. Они вернулись целой стаей и обшарили каждый уголок, но она словно испарилась. Они решили, что её забрали людские Боги и улетели разбираться с ними, а тело велели похоронить. Наши люди не знали, как хоронят Белых Богов, но внезапно внутри себя женщина услышала голос, который и рассказал ей и про похороны, и про то, что Душа Поверженного Бога теперь живет в ней. Способность эта в нас сохранилась до сих пор, но стала она редкой и передается только по одной линии. Мы - шаманки с особым даром. Мы все еще можем вызывать Белых Богов, хотя и вы и мы уже давно изменились. Сохранили мы и способность хранить ваши души.

- А что стало с Душой того Поверженного Бога?  - спросила Ева.

- А как его звали? - спросил Дэн.

- Говорят, он стал одним из ваших самых главных Богов, и никто и никогда больше не знал, как он выглядит на самом деле. А звали его Ватэс Дукс, - ответила старушка.

- О, великий Ватэс Дукс! – простонал Дэн, - К сожалению, и он и все остальные Боги все равно погибли, видимо в одной из следующих войн.

- Видимо кто-то плохо усваивает уроки истории, - улыбнулась бабка.

- Дэн, ну, конечно! Если он сделал это один раз, что мешало ему потом поступить также и спрятаться в теле какой-нибудь другой шаманки? Может быть он до сих пор жив? - предположила Ева.

- Если что-то знают двое, то это не знает никто, но, если узнает третий – узнает весь мир, - сказал Дэн.

- А Мюллер говорил: что знают двое, знает и свинья! – произнесла Ева слова известной немецкой пословицы в исполнении героя старого фильма.

- Вот именно! Наверняка потом он сам же всем и рассказал, что ему помогла шаманка и бла-бла-бла. И потом наверняка, его именно оттуда и начали искать, - ответил Дэн.

- Да, ведь Франкин знает. Теперь вот знаем и мы. Наверно, это не такой уж и большой секрет, - вздохнула Ева.

- Конечно, - поддержала ее бабка, - Только никто не ищет вашего Ватэса, а моя единственная внучка не сочла нужным рожать детей, и никто не помешал ей это сделать, значит, никому не интересны больше уникальные способности нашего вымирающего рода.

- А как же Франкин?  - удивилась Ева.

- Франкину не нужна была я. Франкину нужна была Сара. Я подвернулась ей случайно. И Шейн понятия не имеет, что Райка моя внучка.

- Но как тогда он нашёл Райку? – спросил Дэн.

- Райка попалась ему случайно, совершенно случайно, - сказала бабка, - И Райка здесь вообще ни при чём. Но вы меня совсем сбили, - вздохнула бабка и поплотнее закуталась в шаль.

- Простите, так многое хочется понять, - сказал Дэн, - Так что там с Сарой?

- Да, мне кажется, мы здесь именно из-за Сары, - напомнила Ева.

- Ох уж мне эта Сарка! – сказала бабка и вновь потянулась за сигаретой. Ева поняла, что она не может говорить, если не курит.

- Эх, Сарка, Сарка! – и она снова вздохнула, выдохнув дым.

… В тот год я работала поломойкой в одном научном учреждении. Честно-то говоря, и не в самом учреждении, а в прозекторской, что при этом заведении была. То есть работа у меня была самая что ни на есть грязная, но зато и платили за нее по тем деньгам неплохо. Имел при этой организации свой кабинет и Франкин. Там люди ученые вроде все были, доценты с кандидатами, а грязь разводили похлеще, чем какие неучи. И как какие неприятности по части уборки, так бабку Дусю с прозекторской звали. Ну, там какие неприятности: то разольют что опасное, то в кабинете наблюют. Вот и на этот раз меня позвали убрать битое стекло. Захожу я, а там все в крови. И пол, и диван, и стена, и кругом стекло это битое. Я тогда не знала, конечно, что произошло, да и не моего ума это было дело.  Принялась я стекло это сгребать, а её в углу за диваном не сразу и заметила. А она сидит, в комочек сжалась испуганно и даже не плачет. Ну, я в своей жизни многое повидала, меня ни кровью, ни беглецами не испугаешь. А по ней видно, что прячется. Я в ее сторону не смотрю, свою работу делаю, а сама говорю ей тихонько:

- Тебе, милая, может помощь нужна?

 Она молчит. Я с веником своим поближе подхожу, снова говорю:

- Ты здесь зря, милая, прячешься.

 Она не отвечает. Я тогда веник бросила, подхожу и прямо к ней наклоняюсь:

- Опасно здесь, оставаться, говорю!

Она глаза свои огромные голубые на меня выкатила и спрашивает:

- Вы разве видите меня?

А я говорю:

- А ты ж разве невидимая?

 А она отвечает:

-Вообще-то, да.

 Я посмеяться над ней хотела, да пожалела, подумала, что головой хворая. Убралась я, стекло вынесла, кровь отмыла и пошла снова в свою прозекторскую. Пускай, думаю, сидит, мне-то какое дело. Только захожу я, а на столе в прозекторской один в один эта девчонка лежит, даже простынею не прикрытая. Я вроде как сначала креститься начала, а потом вспомнила, что все равно в Бога не верю и пошла за ней взад. Уговорила, спустились в прозекторскую. Она к телу своему подошла, но не плачет, смотрит как завороженная.

- Я знаю, он расстроиться, но я не хочу это ему оставлять, иначе он много бед наделает, - говорит она мне и показывает, что на шее у неё висит что-то вроде ожерелья на тонкой цепочке. Вещь вроде грошовая, медная, но ведь последняя воля усопшей, тем более ей кого больше было попросить? Я-то думала, что дух она бесплотный, но это ожерелье на ней как-то держалось, и только руку я к ней протянула и чувствую, словно затягивает ее в меня через руку. Так вся и проскользнула, только цепочка эта осталась у меня в руке. Я ее в карман и за дверь. И вовремя! Что там потом началось! И рыдал он, и Франкина бил, и тело это бездушное обнимал, одним словом, сильно печалился. Я бы может и дождалась чем все закончиться, да только Сара не могла, и мы ушли. Вот с тех пор так и живем вместе, можно сказать, душа в душу…