– Но разве муж нужен лишь затем, чтоб кормить?

– А зачем еще? – он обернулся к ней, и, заметив в его глазах искорки лукавства, Эльсвиса и сама заулыбалась.

– Ну, как же… Муж любит. Муж защищает… Кто будет защищать меня, если ты станешь епископом? Кто станет меня любить?

– Не буду священником, – пообещал он, обнимая жену. – Буду твоим мужем.

Он прилег отдохнуть, но поспать ему не дали. Явившийся к Эльфреду смущенный и разозленный Редрик Велл разбудил его и, попросив прощения, что пришлось потревожить его отдых, передал общую просьбу эрлов, чтоб меч короля Этельреда был положен на алтарь солсберийской церкви до того момента, пока, собравшись вечером, знать Уэссекса не решит, кто будет ею править.

– Я нисколько не сомневаюсь в твоем праве взять этот меч, – извиняющимся тоном добавил Редрик. – Но Вульфтрит настаивает, она требует, твердя, что пока эрлы не отдадут его тебе, ты не имеешь на него права. Бабья истерика, но может здорово донимать. К тому же, если говорить строго, она права.

– О, Боже, зачем же было меня будить? – вздохнул Эльфред. – Вон он, меч, лежит у изголовья, взял бы сам да отнес.

– Я не могу без твоего позволения коснуться такого оружия.

– Я же не возражаю.

Но глубокого сна уже не получилось, и, подремывая, молодой король думал лишь о том, какие еще сюрпризы приготовит ему вдова покойного брата, обезумевшая от обиды и жажды власти.

Впрочем, на вечернюю трапезу он явился вовремя, одетым в свои самые лучшие одежды, да еще накинув поверх плеча алый плащик, который мог бы сойти ему как верхняя одежда лишь в пяти– или семилетнем возрасте. Именно тогда, в Риме, он был коронован папой Римским, и именно в этом плаще. Из детского плащика получилась накидка, но она хранила на себе следы священного миро. Не очень-то желая получить корону, а вместе с нею и все проблемы и заботы уэссекского короля, Эльфред незаметно для себя включился в эту игру.

Он пришел достаточно рано, чтоб застать премилую картину. Вульфтрит, которая уже привыкла вечно заставлять себя ждать, на этот раз появилась в трапезной пораньше и попыталась посадить в кресло покойного мужа своего сына, разодетого, будто отпрыск византийского императора – с подлинно восточной пышностью. Это возмутило даже тех, кто относился к выходкам вдовы со снисходительным долготерпением. В результате мальчишку пришлось пересадить, а Вульфтрит встала рядом, с ревнивым вниманием следя за Эльфредом – не вздумает ли он усесться на спорный трон.

Он не попытался. Предвидя баталии, он приказал жене оставаться в своих покоях, но зато позвал с собой Кенреда, Эгберта и Аларда, который лишь недавно снова стал ходить. Эти трое держались с уверенностью знатных эрлов, хотя ни один из них не принадлежал к родовитому семейству, владевшему графством. Мужчины чувствовали на себе презрительный взгляд Вульфтрит, но даже и в более серьезной ситуации сочли бы ниже своего достоинства реагировать на нервное и злобное поведение бабы, а уж теперь, когда были уверены в незыблемом положении Эльфреда, могли позволить себе немного эдакого христианского всепрощения и снисходительности.

Когда эрлы и таны собрались в зале, младший брат покойного короля миролюбиво предложил отужинать, а уж потом перейти к решению вопросов, ежели таковые возникнут, но на вдову будто напал бес. Она вскочила с места.

– Неслыханное дело – младший родственник моего супруга и короля распоряжается в его доме, едва успела земля укрыть его тело, хотя у него есть законный наследник – сын! Где это видано?! – она взывала к присутствующим так же, как торговка может на базаре взывать к «добрым людям». Редрик Велл поморщился. Он вовсе не считал, что женщина может здесь что-то решать.

– Права наследства Этельвольда никто и не лишает, – спокойно ответил Осмунд, эрл Холенский. – Он вправе стать эрлом тех земель, которыми владел Этельред, пока не стал королем, а также вправе на имущество и…

– И стать королем Уэссекса, конечно, – поспешила добавить Вульфтрит.

– Многое ли может в этом понимать женщина? – проворчал разозленный Алард. Он был не слишком родовит, чтоб на совете говорить раньше других, и если бы его замечание не было столь верно и своевременно, ему бы, наверное, указали на это.

– Молчи, старик! – ответила Вульфтрит, но промахнулась.

– Не вмешивайся, женщина, – сумрачно проговорил эрл Вульфстан, граф Тамворта, уважаемый и пожилой воин, слово которого ценилось почти так же, как слово покойного короля. – Не дожили еще воины до того, чтоб им указывали женщины, – и бывшая королева почувствовала, что лучше и в самом деле помолчать. По крайней мере, пока.

– Наследство – наследством, это правильно, – согласился Редрик Велл, незаметно почесывая разболевшуюся ногу. – Но королевство – не наследство, вот что тут можно сказать. Мальчишка не имеет права на корону только потому, что его отец был королем.

– Как это – не имеет?! – возмутилась самоотверженная мать, но под взглядами мужчин ненадолго утихла.

Обсуждение продолжалось, но вовсе не так, как хотелось женщине. На самом деле, вопрос этот был всеми решен задолго до совещания, но большинство было не против того, чтоб уважить несчастную вдову.

– Мальчик не может вести войска, – решительно проговорил Эадберн Тонкоусый, слуга покойного короля.

– Какое там – водить войска. Он и сам-то еще малыш.

– Не дело отдавать такому корону. Нет-нет.

– Но как же так?! Он же вырастет! – вскрикнула Вульфтрит, но ее больше никто не слушал.

– Правильно, пусть Эльфред правит.

– Правильно. Он – добрый воин, это всем известно.

– Побеждал, опять же!

– Какое там – мальчишке отдавать корону! Датчане приходят каждый год. Что малыш Этельвольд сделает против датчан?

– Верно. Ему еще расти и расти. А с датчанами воевать сейчас надо.

– Верно. Эльфред с датчанами уже воевал, знает, что к чему.

– За него каждый поручится.

– Да какой из Эльфреда воин?! – возмущалась Вульфтрит. – Я слышала, будто мой супруг запретил ему участвовать в битвах.

– А чем все закончилось? – ввернул Алард.

Ответить тут было нечего. Нет, разумеется, бывшая королева нашла бы, что сказать, но вряд ли ее ответ устроил присутствующих в зале мужчин.

Этельвольд, сидевший рядом с матерью, отнюдь не был благодарен ей за то, что она выставила его на всеобщее обозрение. Даже десятилетнему мальчишке не слишком приятно слушать, что он мальчишка, что он ни на что не способен, что королем ему не быть. Он не слишком хотел сесть на трон отца, коль скоро все уважаемые люди королевства прочат в правители его дядю, но прозвучавший вслух отказ, само собой, вызвал желание сопротивляться и чего-то добиваться, что-то доказывать.

Мальчик надулся и раздраженно покосился на мать. Он предпочел бы, чтоб ее сейчас и вовсе не было, ему казалось, что она его только позорит.

Обсуждение шло своим ходом, на стол понесли еду, и, черпая ложкой густую похлебку, ковыряясь ножом в дичине, эрлы и таны продолжили говорить на самые разные темы, имеющие к короне Уэссекса весьма отдаленное отношение. Миновала Пасха, наступало самое прелестное время года – поздняя весна, начало страды, старый кельтский праздник Бельтайн, который некоторые тайком праздновали вместе с крестьянами. Приятный праздник, который обычно заканчивается тем, что приблизительно к Имболку в деревнях появляется на свет множество младенцев с самыми разными носами. Среди них можно найти и те, что как две капли воды напоминают нос местного эрла.

Священники, конечно, порицали «разврат», но традиция есть традиция. И потом, разве не учат сами христиане, что на небесах радуются больше раскаявшимся грешникам, чем праведникам? Значит, ничего не мешает грешить и потом каяться. Пусть на небесах чаще радуются.

Эльфред с аппетитом поедал пирог с птицей и слушал Аларда. Тот рассказывал ему, что происходило в Солсбери в его отсутствие, причем так образно и смешно, что молодой король сразу забыл о склоке с Вульфтрит – ему просто было хорошо. Его слегка знобило – не выспался, но в зале было тепло, да еще теплая пища и крепкое пиво хорошо подбодрили его. Когда закончился один бочонок, он мигнул слугам, чтоб прикатили второй.