– И что же это значит?
– Я могу только догадываться. Папа не объяснял мне этого, конечно, – я ведь была дитя.
– Ну, давай попробуем догадаться вместе. «Р. Д.» – что это такое?
– Безусловно, название, – пожала плечами бабуля. – Может быть, какой-то химический термин, откуда мне знать?
– Хорошо. А вот дальше: «Восемь чарок отрезвит. из аппарата дэ и». Тут ты что-то можешь подсказать?
– «Д. И.»? Разумеется, Димитрий Иванович. Кто же еще? Димитрий Иванович очень, очень высоко ценил Льва Сергеича.
Савицкий хлопнул себя по лбу и мысленно произнес слова, которые при бабуле не решился бы сказать ни один смертный. Ну конечно, Менделеев!
– А что же он делал? Алкоголь? Тогда почему «отрезвит.»?
– Конечно, не алкоголь! Димитрий Иванович был убежденным сторонником народной трезвости. Он пытался найти отрезвитель! Матушка передавала слова папа: Димитрий Иванович хранит у себя в кабинете отрезвляющий аппарат.
Ух ты! Савицкий почувствовал легкое головокружение. Рецепт безалкогольного напитка от самого Менделеева! Но дальше, дальше – надо ковать железо…
– Бабуля, а «патина змеиная» – что это может быть?
– Не знаю, не знаю… Но что-нибудь петербургское, это точно. В этом змеином городе патины полно.
Северную столицу бабуля, коренная москвичка, не жаловала.
– А вот про березу… «Ежели вырастет». Ты не слышала про нее?
– Нет. Но ты должен съездить в Зайцево и все узнать. Там могли сохраниться уникальные реликвии!
– Я съезжу, бабуля, обязательно. А вот это – «Полоумь-травы Вакховой…»
– Не знаю, не знаю… Помню, матушка говорила, что Лев Сергеич очень интересовался каким-то юродивым… Как раз, кажется, Вакхом. А может, я путаю…
– А где он жил, этот Вакх?
– Вот этого я не знаю.
Савицкий вытер пот со лба. Кажется, он узнал почти все, что можно было узнать. Оставался последний вопрос.
– Бабуля, а для чего вообще был нужен этот напиток?
– Не знаю. Но могу сказать одно: твой прадед был великий человек, и он, несомненно, создал нечто грандиозное! И ты просто обязан этот эликсир восстановить!
Похоже, больше бабуля ничем помочь не могла. Но рассказала она уже достаточно, чтобы Петр Алексеевич твердо решил: надо немедленно приниматься за поиски. И начинать по порядку: первым делом попытаться найти менделеевский аппарат.
«Завтра и начну», – думал он, целуя бабуле на прощание ручку.
– Ты должен это сделать! – напутствовала его Елизавета Львовна. – Иди, найди рецепт и возвращайся со щитом. Да поскорее, потому что долго ждать я уже не могу.
Глава 4
Живой
Петр Алексеевич вернулся домой, в просторную четырехкомнатную квартиру на юго-западе Москвы, и первым делом включил свет везде, даже в декоративном навесном стеклянном шкафчике на кухне, в котором супруга хранила чайную коллекцию. Как же он соскучился по своим, кто бы знал! Но им сейчас гораздо лучше на даче в Икше, среди зелени и грядок, вдали от озверевших кредиторов и таинственных семейных преданий.
Кстати, о преданиях. Все-таки Савицкого не покидали сомнения: может быть, прадед решил просто посмеяться над своими потомками? Интересно, что по этому поводу скажет бизнес-гуру? Страница 148, второй абзац сверху:
Меня часто спрашивают: как я узнаю – правильный ли путь я выбрал? Вдруг я иду в неверном направлении? На это мы с Буддой всегда отвечаем так: неправильных путей просто не существует. Это не вы выбираете путь, это он выбирает вас. Вы же, в свою очередь, вольны идти пешком или воспользоваться каким-нибудь средством передвижения.
Средством передвижения, значит? А ведь верно. Менделеев всю жизнь прожил в Питере – значит, в этот змеиный город и надо ехать в первую очередь. Можно прямо сейчас заказать билет на самолет через Интернет. Итак, прочь сомнения: будем считать, что прадедушкин штоф сам выбрал Петра Алексеевича, как Матрица выбрала Нео!
Его размышления прервал звонок домофона. Кто бы это мог быть на ночь глядя?
Заложив страницу бабушкиной фотографией – той самой, с которой началась история с собакинским наследством, – Петр Алексеевич поднялся с дивана и неторопливо направился к входной двери.
– Кто там? – спросил он.
– Свой. Живой, – ответил мурлыкающий голос.
– Ах, это вы, Паша, – поморщился Савицкий, но на кнопку домофона все-таки нажал.
Два года назад этот тип по фамилии (а может быть, по прозвищу) Живой помог ему провести рекламную кампанию в Интернете. Написал пару сотен восторженных откликов, получил денег больше, чем заслуживал, – и испарился. А неделю назад напомнил о себе: позвонил на рабочий номер и доверительным шепотом произнес:
– Слышал, вы на грани банкротства. Есть идея, как разрулить это дело.
– Что за идея?
– Не задаром и не по телефону. Встретимся, перетрем, составим смету.
– Отлично! Завтра в десять у меня в офисе. Адрес напомнить?
– Нет, в офис я не могу. Утром я сплю, а днем у меня сиеста. Давайте-ка я к вам в гости как-нибудь забегу?
– Не как-нибудь, а когда я назначу! – строго ответил Савицкий.
И назначил время. Ну да, кажется, как раз на сегодня. Но совершенно забыл о встрече из-за всей этой кутерьмы вокруг прадедушкиного штофа.
Петр Алексеевич распахнул дверь и замер на пороге, чтобы во всеоружии встретить нежданного, хоть и званого гостя.
Лифт нежно тренькнул и бесшумно распахнул двери, выпуская на площадку некрупного подвижного парня с нахальным и одновременно удивленным выражением лица.
Голова его была украшена дредами, на шее и в ушах болтались многочисленные амулеты и цацки, джинсы казались сшитыми из целой россыпи заплаток, и на фоне всего этого пестрого растаманско-клошарского безобразия каким-то нездешним светом сияла идеально чистая белая майка.
В левой руке гость держал рюкзак, увитый разноцветными бусами, увешанный значками и пестрящий нашивками, а правой бережно прижимал к себе картонную коробку с пиццей.
– Здорово, начальник! Прикурить не будет? – обезоруживающе улыбнулся карнавальный посетитель.
– Здравствуйте, Паша! Я не курю, – вежливо, но холодно ответил Савицкий.
– А спичек, скажем, у вас на кухне не найдется? – подсказал обаятельный нахал. – Кстати, мы ведь не на лестнице бизнес-план обсуждать будем?
Петр Алексеевич глубоко вздохнул и мысленно досчитал до десяти. Затем повернулся и жестом предложил Паше следовать за собой.
Живой проворно сбросил кеды и зашвырнул их под вешалку. Рюкзак кинул посреди коридора. Коробку с пиццей аккуратно поставил на пол и босиком, налегке прошлепал на кухню по прохладной шершавой плитке, которой был выложен коридор.
– Вот. Спички, – с нажимом произнес Петр Алексеевич, протягивая гостю коробок.
– Мерси.
Паша опустил подношение в одну из многочисленных дырок на джинсах, оказавшуюся по совместительству карманом, и переместился к тому самому стеклянному шкафчику, в котором супруга Савицкого хранила свою чайную коллекцию.
– О, да вы, как я посмотрю, тоже большой любитель чайных церемоний, – светским тоном заметил он.
– Может быть, к делу, Паша? – напомнил хозяин. – Мне вообще-то некогда.
– М-м… Юняньский! О-о! Хуняньский! У-у-у! – закатывал глаза посетитель, перебирая баночки, коробочки и пакетики. Наконец его внимание привлекла жестянка с золотым драконом, и тут он вообще впал в экстаз. – Позвольте… позвольте понюхать это… сокровище!
– Да пожалуйста, – буркнул Петр Алексеевич.
Разговоры о чайных церемониях, о чайной культуре и тому подобном навевали на него скуку. Все эти «распустившиеся верхние листья молодого чайного дерева» – чушь и вышибание денег из простодушного народонаселения. Пить надо газированные напитки. От Савицкого. Желательно – серию «Запахи детства».
Живой тем временем открыл баночку с драконом и сунул в нее свой длинный нос. На физиономии ценителя чайных сокровищ читалось примерно следующее: «У меня священный экстаз, и я долго еще не сдвинусь с места, если, конечно, мне не позволят испить этого прекрасного напитка».
