Веет вдоль лесных дорог быстрый ветер,
Ты бежишь сквозь ночь, сквозь страх, сбивая ноги,
Вдруг споткнешься, упадешь в огне тревоги.
Но жизнь идет, как снег течет несомый ветром
Над полотном дороги, невесомым пеплом.
Душа пуста... нет... холодна, замерзла от тоски,
Морозный холод душу сжал дыханием в тиски.
Душа замерзла, чуть дыша. Пронзенное летящим снегом,
Остыло сердце в тишине, под обреченным небом.
Душа нелепые надежды, усыпляет холод ветра.
Безмолвен лес ночной, как каменная Петра.
Он стал свидетелем того, как в тишине я
Упал, и жизнь моя сгорела, пламенея.
Снежинки падали на усыпальницу надежды,
Снежинки падали шурша на ткань одежды,
Окутывая белой невесомой шалью.
Мой пепел ветром унесло в неведомые дали.
От человека не осталось ни следа.
* * *
– Это же Андреас! Бедный дядя. Его последний стих… Да найдет его душа упокоения на небесах.
– Я нашла крестик, где след обрывался, когда пыталась догнать его. Это все, что от него осталось. Поспешила к схрону. Охотники уже побывали там, я отправилась следом, в надежде помочь захваченным лазутчикам освободиться. Конь изнывал, но мы домчались…
* * *
Трое мужчин, нервно оглядываясь, бегут по лесу. Там, в некотором отдалении от деревни, среди зарослей тёрна скрывались приземистые овин, дровяник и два стога сена. Никто не знал, что под сараем, сколоченным из горбыля, скрывалась землянка-схрон. Тайный люк был прикрыт поленницами.
– Здесь сидите, – наказал Иван своим спутникам, затворил лаз, прикрыв его дровами, и вышел на мороз.
Подул ветер. Стремительно нарастающий топот копыт разрушил тишину. Иван хотел побежать, но понял, что тем самым подтвердит подозрения врагов. Он набрал охапку дров и закрыл дверь.
– Отщепенец, стой! – крикнул черный охотник.
– Я ничего не сделал! – ответил мужчина.
Двое всадников приблизились. Один из них накинул на Ивана петлю и дернул: веревка затянулась на шее. От неожиданности Иван выронил дрова.
Второй всадник спешился и подошел к пленнику. Достав острый кинжал, приставил его к шее несчастного.
– Где лагерь бродяг? Говори! – глухо спросил он.
Иван растерянно смотрел на своих мучителей.
– Я ничего не знаю!
Охотник ловким движением вскочил на коня, и они помчались. Веревка повлекла Ивана, он упал на четвереньки. Чтобы петля совсем не удушила, ему пришлось бежать на всех четырех конечностях. Наконец, мучители остановились.
– Отщепенец, веди к лагерю.
У Ивана не осталось сил сопротивляться. Он пошел туда, куда знал – к деревне. Иван не имел ни малейшего представления, о каком лагере идет речь, но сил спорить уже не было. Ему не оставалось ничего, как только смириться со своей участью. Всадники следовали за ним, держа, как собаку на поводке.
– Он не туда нас ведет.
– Он ведет обратно к деревне.
– Отщепенец, веди нас в лагерь бродяг.
– Послушайте! Я не знаю, я совсем ничего не знаю!
– Ты все нам скажешь.
Охотники помчались в сторону противоположную от деревни. Иван побежал за ними. Ноги тонули в снегу. Наконец, он споткнулся, и веревка поволокла его за всадниками.
Протащив несчастного несколько сотен метров, черные охотники замедлились.
– Останавливаемся.
– Он мертв.
– Стойкий отщепенец Ордена.
– Отыщем других.
Всадник отпустил веревку, они медленной поступью объехали тело и умчались прочь.
* * *
Охотники напали на наш след, когда лазутчики почти удачно завершили масштабную операцию, важную для Ордена. Но под конец что-то пошло не так. Орбус горел зеленым светом не переставая, а тучи не спешили прийти нам на помощь и скрыть глаз змеи.
Возвращаясь в лагерь, смельчаки Ордена попали в засаду и едва смогли улизнуть от черных охотников, застав меня в лесу на краю села, когда мы с братьями заготавливали дрова.
Они просили помощи, и братья помогли, не задавая лишних вопросов. Сначала Андреас приютил беглецов у себя дома, но это было слишком опасно. Потому вечером проводил их до нашего лесного хозяйства, где передал под опеку Ивану, который и укрыл их.
Я взяла в стойле Пегаса, самого выносливого рысака, и постаралась незаметно выискать безопасную дорогу на лагерь. Удача сопутствовала мне, но не моим братьям. Сначала я узнала о смерти Андреаса. Затем помчалась вызволить лазутчиков. Но охотники пленили лишь одного человека. Я затаилась, лихорадочно соображая, как его спасти. Но оказалось поздно, несчастный был уже мертв. Когда охотники скрылись, и мне удалось подобраться поближе, увидела: это был Иван. Его сердце не билось. Я вывела беглецов из схрона, они помогли мне похоронить брата, после чего отправились в лагерь.
Андреас и Иван даже не знали, ради кого и чего они погибли. Охотники приняли их за членов ордена… – сказала мама мне.
– А дяди не из Ордена?
– Нет, они ничего не знали. Они просто доверились мне, когда помогли беглецам.
– Что же дальше будет, мама?
– Ничего хорошего, Элина. Нам надо бежать.
Походная сумка и теплая одежда были уже приготовлены. Мама помогла мне одеться, и мы вышли на улицу. Все деревья, яблони у дома, кусты шиповника были покрыты серебром, блестя в свете фонарей.
Подошли к стойлу. Было морозно. Солнце еще не показалось над горизонтом. На небе светили звезды, Луна, Венера и мутно-зеленый спутник Орбус, в простонародье называемый Орбом. Тучи плыли по небу, изредка прикрывая обе луны темной пеленой.
– Мангольд знает, куда нужно держать путь. Раннее утро поможет тебе добраться до лагеря, не привлекая внимания темных охотников.
– Но как, мама, ты разве не поедешь со мной?
– Мне надо дождаться помощи от лагеря, чтобы вывести нашу живность. Я не могу бросить то, что мы наживали годами. Все это пригодится в лагере.
– Мама, я не хочу расставаться с тобой! – обреченно, почти плача, воскликнула я.
– Я скоро приеду к тебе! – обняла меня она.
– Вот, оберег, пусть хранит тебя. – Сказала мама, освободив меня из объятий и вложив в мои руки свиток, добавила. – Если настигнет тебя потусторонняя опасность, отгони всякий страх и читай. И темные силы отступят. Но только потусторонние. Если увидишь охотников, беги и не попадайся им на глаза, от этих ничто не спасет.
Мама помогла мне взобраться на коня и промолвила: Крепко держи!
Я вцепилась в поводья, обреченно предаваясь судьбе. Происходящее казалось дурным сном, который развеется, как только я проснусь.
– Прощай, Элина! Удачи, – сказала она чуть дрогнувшим голосом.
– Пока, мама! – успела воскликнуть я в ответ.
И конь черногривый помчался, унося меня прочь.
* * *
За спиной остались родной дом, деревня, поле и лес, в котором я часами бродила и, когда-то в детстве играя, сражалась с выдуманными врагами. Теперь противники стали настоящими.
Неизвестность, которую я так жаждала долгое время, бывшая моей подругой в мечтаниях и снах, неожиданно стала меня пугать. Захотелось повернуть Мангольда обратно, пока не поздно.
Я сжала поводья, приникла к коню. Коли сделала шаг, уже назад дороги нет, жизнь изменилась раз и навсегда и, возможно, уже никогда не станет такой, какой она была для меня прежде.
Кто-то скакал рядом со мной. Снежные хлопья собирались в туманные очертания, напоминая фигуру всадника. Непрошенный спутник, как будто копировал меня. Я помахала ему рукой, и он сделал тоже самое.
– Привет! А как тебя зовут? – кликнула я незнакомцу.
Но ответа не последовало.
Снежный вихрь стал клубиться, подобно восточному дракону, и рассыпался в отдельные хлопья, растворился в воздухе с последним утихшим порывом ветра.
Облака, парящие над линией горизонта, стали окрашиваться в розовый и багряный цвета. Мой конь нес меня в сторону зарождающегося рассвета. Добрый ли это знак?..
* * *
Я не знаю, как долго мы мчались и сколько миль преодолели за время пути, но, похоже, путь подходил к концу. Впереди замаячили три домика. Дым от печных труб поднимался высоко в небо. За селением тянулся невысокий лес.