Малко вспомнил о чашке, стоявшей на письменном столе. У него внезапно возникла одна мысль.

– Доктор, а не могли ли ему дать наркотик без его ведома? За несколько секунд до его смерти я видел его и уверяю вас, что его состояние не было нормальным...

– Я верю вам, – сказал врач. – Но кто? Его секретарша уверяет, что в течение нескольких часов перед смертью он ни с кем не виделся... Такой наркотик, как ЛСД, начинает действовать через двадцать или сорок минут. Очень трудно определить, какая нужна доза, чтобы вызвать тот или иной эффект. Она может оказаться смертельной.

Малко продолжал размышлять.

– ЛСД не вызывает депрессии?

К блондинке в соседней с ними кабинке присоединился худой седовласый мужчина. У Криса Джонса снова появился интерес к беседе.

– Насколько мне известно, нет, – сказал врач.

– ЛСД растворяется? – спросил Малко. – В кофе.

Гринсберг кивнул.

– Да. Он не имеет ни вкуса, ни запаха. Дозы крайне малы.

Малко переглянулся с Крисом Джонсом.

– Доктор, – сказал он, – если я принесу вам образчик сахара, вы сможете исследовать его и сказать мне, содержит ли он ЛСД?

Врач улыбнулся.

– Конечно. Это очень легко.

Малко уже был на ногах.

– Вы можете составить компанию мистеру Джонсу минут на двадцать? Я скоро вернусь...

Дом 9000 на бульваре Сансет находился менее чем в миле к востоку.

– Сахарница? – удивленно спросила секретарша Колтона Барбара Станс. – Она всегда стоит на одном и том же месте.

Глаза ее все еще были красными. Полиция вызвала ее через полчаса после смерти Колтона, и она познакомилась с Малко у трупа своего шефа. Хорошо, что вмешались местные представители ЦРУ, иначе у Малко и Криса Джонса были бы серьезные неприятности. Потребовались убедительные телефонные звонки от имени Управления национальной безопасности, чтобы журналисты из «Лос-Анджелес таймс» согласились не упоминать ни об их присутствии на месте самоубийства, ни о причинах, по которым они там оказались.

Малко подошел к письменному столу. Затемненное стекло было заменено листом фанеры, но на ковре еще осталось большое коричневое пятно.

Сахарница стояла на столе.

Он взял ее и по весу понял, что она пуста. Для очистки совести он открыл ее. Она была не только пуста, но и вымыта. На блестящей металлической поверхности он увидел свое отражение. Он повернулся к Барбаре.

– Вы высыпали отсюда сахар?

Секретарша заколебалась, переводя взгляд с сахарницы на золотистые глаза Малко.

– Я уже не знаю, – призналась она. – За это время столько всего произошло...

– А чашка?

– О, я вымыла ее, – сказала она. – Тогда же я, должно быть, и высыпала сахар. Но я уже не помню.

Малко понюхал сахарницу. Совершенно никакого запаха. Он задумчиво взвесил ее на руке.

– Могу я ее у вас позаимствовать?

Барбара Станс широко раскрыла глаза.

– Для чего?

– Чтобы кое-что проверить!

Она качнула головой; с начала расследования она знала, что Малко работал совместно с федеральным бюро.

– Но что вы думаете?

– Пока ничего, – сказал Малко. – Я использую каждую возможность.

Он не мог рассказать ей о том, что произошло несколько дней назад за тысячи километров отсюда. О другой внезапной смерти, такой же необъяснимой. В связи с которой упоминались те же два имени. Нафуд Джидда и Ричард Кросби.

– Возьмите ее, – сказала она, – но потом верните мне. Мистер Колтон ею очень дорожил. Это был чей-то подарок.

– Вы держите сахар здесь? – спросил Малко.

– Да, в кладовке.

– Его я тоже заберу.

Она принесла ему картонную коробку, положила сахарницу в пластмассовый футляр. Малко спросил:

– Никто не заходил в кабинет после его смерти или непосредственно перед этим?

– Нет...

Чувствуя неловкость, он ушел.

«Поло Лаундж» был почти пуст. Доктор Гринсберг взял пакет и пообещал сообщить результат по телефону, номер которого ему дал Малко. Представителя ДОД при ЦРУ в Лос-Анджелесе.

Врач был, казалось, потрясен подозрениями Малко. Он покачал головой:

– Если Эд был убит, кто...

– Эд Колтон не был убит, – сказал Малко, – мы были там, когда произошло самоубийство. Но, возможно, кто-то по причинам, нам не известным, пытался изменить его поведение, в результате чего и произошло это «самоубийство».

Под навесом отеля «Беверли Хиллз» они попрощались.

Крис и Малко сразу же отправились обратно в Вашингтон. Директор ДОД непременно хотел встретиться с Малко по поводу смерти Эда Колтона. На автостраде Сан-Диего движения почти не было. Во всех машинах было по четыре человека. На всем протяжении от «Беверли Хиллз» до Международного аэропорта Лос-Анджелеса они видели не более четырех открытых автозаправочных станции. У одной из них два шофера, схватив друг друга за грудки, были готовы подраться. Ведя машину, Крис спросил:

– Вы действительно считаете, что он был убит?

– Этого нельзя исключать, Крис, – сказал Малко. – В таком случае опасность грозит и нам.

– Это мало что изменит, – вздохнул телохранитель. – Но мне бы очень хотелось, чтобы Милтон выздоровел. Мне не хочется умирать без него.

Пролетел ангел с траурной повязкой на крыльях.

«Боинг-747» авиакомпании ТВА был переполнен. Из пяти рейсов два были отменены. Без тайной, но действенной помощи ДОД они не достали бы билетов.

Малко не переставал думать. Что за таинственная связь существовала между Кросби и Джиддой? Кто оправдает два уже совершенных убийства? Он впервые спросил себя, не имеет ли все это отношения к эмбарго. Но каким образом?

Кабинеты ДОД с серыми стенами и удобной мебелью становились все более и более мрачными и холодными. Как, впрочем, и весь Вашингтон. Погода по-прежнему была ужасной; порывы ледяного ветра чередовались с внезапными потоками талого снега. Американцы приготовились к сообщению администрации о введении в действие второй фазы плана ограничений, означавшей новые лишения и рост безработицы. В одном из супермаркетов Нью-Джерси скупили весь сахар. Из-за необоснованных слухов.

Америка погружалась в эмбарго, а тем временем ответственные за это политики, разрываясь между покорностью судьбе и яростью, не знали, какое принять решение.

Ларри О'Нил, своим острым носом и бостонским акцентом походивший на хорошо воспитанного хорька, был, казалось, поражен рассказом о смерти Эда Колтона. Его высокая должность в ЦРУ соответствовала званию генерала с тремя звездочками.

– Может ли эта история быть связана с эмбарго? – спросил он, предвкушая удовольствие.

– Возможно, – сказал Малко. – Но я хочу вам напомнить, что Эд Колтон покончил жизнь самоубийством и что он даже не знал, что я собираюсь встретиться с ним...

– Может, кто-то знал об этом, – предположил Ларри.

Малко скорчил гримасу, выражающую сомнение.

– Я изменил свои планы в машине по дороге в аэропорт. Его смерть не связана с моим визитом.

Ларри О'Нил уныло вздохнул.

– Кстати, звонил Гринсберг. Никаких следов чего бы то ни было в сахарнице не обнаружено. У меня есть и другие новости. Нашему агенту в Вене с помощью секретных служб Израиля удалось установить личности двух террористов из тех четырех, что были убиты в вашем замке. Это палестинцы из экстремистской группировки.

– Есть новости о Нафуде Джидде? – спросил Малко.

– Он все еще в Техасе, – сказал О'Нил. – Министерство авиации в курсе и должно предупредить нас, как только он сдвинется с места. Через ФБР.

– В таком случае я отправляюсь в Хьюстон. Ларри О'Нил проводил Малко до вестибюля, где дежурили два агента Отдела безопасности.

– Будьте крайне осторожны, – повторил Ларри. – Если Джидда заметит, что вы собираете о нем сведения, это приведет к большим неприятностям.

Огромный, совершенно новый аэропорт Хьюстона, расположенный в сорока милях к северу от города, казался пустым. Малко вышел из самолета одним из первых. Ему пришлось оставить Криса Джонса в Вашингтоне, поскольку того затребовали в диверсионную школу для подготовки новобранцев для спецвойск ЦРУ.