– Кто же приглашен еще? – еле слышно осведомляется Эммануэль.

– Все, кто осчастливил Бангкок своим умом или красотой, – отвечает Марио. – Чтобы быть приглашенным сюда, надо быть или очень умным, или очень красивым.

– И вы уверены, что мы к ним относимся?

Марио смеется.

Каким же должен быть владелец этих мест, спрашивает себя Эммануэль. Несомненно, очень богатым. Конечно же, изысканным. Может быть, экстравагантным и даже извращенным. Все может быть в этом непонятном королевстве. Разве она знает, что ее ждет? Захотят ли принц и его друзья отпустить ее назад, к Жану?

Еще можно уйти. Никто ее не видел. Огромный парк пуст, никаких следов охраны. Но Марио… Что он об этом подумает? Какой упрек бросит ей? По меньшей мере, в малодушии…

Она пошла за ним, как в кошмарном сне. Нет, не правда: она все знала, и надо набраться мужества и бежать, бежать…

Однако они двигались дальше. Перед ними лежала пустынная широкая терраса. Как славно было бы расположиться здесь – ночь только начиналась! «Марио», выдохнула она так тихо, что он не услышал. Он смотрел на окна, озаренные изнутри красноватыми отблесками огня. То ли смех, то ли крики слышались оттуда. Еще несколько шагов, и они оказались в небольшой комнате. Трое мужчин и женщина – рядом на софе. Эммануэль облегченно вздохнула: слава Богу, а то она боялась наткнуться здесь на какую-нибудь группу вроде эротического Лаокоона. Женщина была очень молода, почти девочка. В ее одежде не было ничего вызывающего, и Эммануэль вдруг с горечью осознала, как, наверное, нелепо выглядит она со своими разрезами. Может, Марио снова сыграл с ней шутку? Он что-то сказал по-сиамски. Девушка отвечала ему очень серьезным тоном; очевидно, он получил все нужные разъяснения и повел Эммануэль к выходу из комнаты.

– Куда мы идем? – захныкала Эммануэль. – И кто это был? Не кажется ли вам, что девица немного молода, чтобы присутствовать здесь?

– Праздник устроен в ее честь. Она единственная дочь принца. Сегодня ей исполняется пятнадцать лет.

Пока она постигала значение этого сюрприза, они вошли в просторный, но слабо освещенный салон. Здесь было много танцующих, но никто не обратил внимания на вошедшую пару. Правда, к ним тут же подошла служанка и предложила очень сладкий и очень крепкий фруктовый коктейль.

– Я принимаю это как любовный напиток, – пошутила Эммануэль, поднося бокал к губам.

(Сиамочка была прелестна: крохотный лубяной передник оставлял открытыми живот с очаровательным углублением в центре и бедра. Эммануэль смогла оценить стройные ноги и наливные яблоки грудей).

– Разумеется, – ответил Марио. – Все, что едят и пьют в Азии, вызывает любовные желания. Стало совсем темно. Как бы он не оставил меня здесь, подумала Эммануэль.

В ту же минуту, словно подслушав ее, к ним подошел один из гостей. Марио представил его Эммануэль, но она тотчас же забыла его имя. Учтивый, исполненный достоинства поклон сопроводил приглашение к танцу. Не очень охотно Эммануэль последовала за ним, придерживая на бедре свое распахивающееся платье.

Он был высокого роста и, наклоняясь к Эммануэль, почти касался щекой ее лица. Он спросил, сколько ей лет, где прошло ее детство, каковы ее любимые занятия. Вопросы, вопросы, вопросы. Любит ли она читать? Часто ли бывает в театре? Кого из писателей предпочитает? Ей не очень-то понравилась эта настойчивость, она отвечала односложно, сухо. Но потом забыла обо всем, волны ритма унесли ее. И вдруг она как бы со стороны совершенно отчетливо увидела, что прижимается к партнеру всем своим телом и почувствовала, что это возбуждает его. Вот так всегда – танцы, эрекция и даже оргазм были для нее рефлекторны, связаны в неразрывный феномен. Парижские флирты (в которых ее поклонники, несмотря на все удобства, связанные с положением «соломенной вдовы», не осмеливались попросту потащить ее в постель) достаточно показали ей, сколько удовольствия можно извлечь из этого. И она послушно предавалась ему. Ее тело, видимо, действовало автоматически, когда наступала желанная ситуация: оно не хотело зависеть от желаний партнера, от воли Эммануэль – оно само знало, что ему делать, чтобы танец дал танцующей паре всю возможную радость. До сих пор это простодушное распутство всегда успокаивающе действовало на Эммануэль: она наслаждалась, сохраняя при этом супружескую верность, ухитрялась, по пословице, и невинность соблюсти, и капитал приобрести. Вот и сегодня она так тесно прижалась к гостю Малигата, что почувствовала упругое прикосновение к своему животу. Но эти прикосновения и объятия случайного спутника показались ей убежищем и защитой от того, чего она и хотела, и боялась – от неведомых причуд восточного вельможи. И она прильнула к партнеру.

А он как будто был радостно удивлен способностями своей партнерши, но, оказавшись уже почти на самой щэани, умело старался не дать ей успешно завершить свой труд. Эммануэль была раздосадована. Ей было непонятно, как может нормальный мужчина пренебречь возможностью достичь апогея радости, словно он твердо уверен, что дождется более благоприятной минуты. Но жить-то ведь надо сейчас!

Он явно догадывался о причине ее неудовольствия и, взяв ее за палец, украшенный кольцом с диамантом, спросил, замужем ли она.

– Еще бы, – буркнула Эммануэль с таким видом, будто ей нанесли личное оскорбление. О, так это прекрасно! А есть ли у нее любовник?

– Да я уже год как замужем!

А в самом деле, спросила она себя, есть ли у меня любовник? Есть! Один-то уж точно – Марио. Но тут же спохватилась – чушь! Хорош любовник, с которым никогда ничего не было. Но если считать только тех, с которыми было, тогда это два незнакомца в самолете, сам-ло… Можно ли прибавить к ним еще и того юношу из храма? А почему тогда и не тех молодых людей, что терлись об нее во время танцев? Если эякуляция – основание для зачисления в ее любовники, тогда все мужчины, обладавшие ею в своем воображении, имеют на это право!

Такое умозаключение заставило ее громко рассмеяться, и она забыла о своих огорчениях.

– А что значит любовник, сударь?

Он вежливо улыбнулся, встретив этот вопрос как кокетливое дамское остроумие. Но Эммануэль разъяснила ему проблему точнейшим образом, не упуская интимных деталей, поражаясь своей полной открытости перед этим чужим, хотя и слившимся с ней в танце человеком. Она без всякого стеснения выкладывала ему все свои тайны, которые не были открыты не только Жану или Мари-Анж, но даже что было особенно удивительно – и Марио.

Теперь ее кавалер заинтересовался по-настоящему. Он стал вытягивать из Эммануэль самые дотошные подробности, и она продолжала свой невероятно откровенный рассказ. И это обязывало его с той же откровенностью отвечать на ее самые трудные вопросы.

– Я вижу, вы придаете большое значение терминологии, – сказал он в конце концов. Они продолжали кружиться, тесно прижавшись друг к другу. – Итак, вы не можете определить, кто из ваших мужчин мог бы считаться вашим любовником. Думаю, что тот сиамский парнишка вполне был им, ну и пассажиры в самолете, и рикша. А вы как считаете?

– Я думаю, вы правы, – задумчиво проговорила Эммануэль. – А мои партнеры по танцам в Париже?

Она заметила, что он, по забывчивости или из деликатности, пропустил Марио.

– Вот здесь есть небольшая разница. Наслаждение, которое вы им дарили, было в известной степени формой отказа. Может быть, здесь и есть точка различия. Вы ведь не шли им навстречу, чтобы остаться верной своему мужу. И это, я думаю, отличается от того случая, когда вы ласкали молодого сиамца?

– Но я чувствовала себя верной мужу и тогда, когда занималась любовью с какой-нибудь девушкой. Как вы объясните мне это?

Но он не стал ничего больше объяснять. По нему было видно, что ему пора от теоретических выкладок переходить к практическим занятиям. Он так крепко прижал Эммануэль к себе, что она тоже забыла о теории. Их губы встретились, и она думала теперь только о наслаждении. Она выставила ногу, и та сразу же оказалась сжатой его ногами. Вот так, шаг в шаг, прижатые друг к другу могущественной силой, они продолжали двигаться по кругу, но их движения уже мало напоминали танец.