76

в понятиях мышлению, которое представляет собою задачу

философии. Истинная теология, таким образом, есть по существу

своему вместе с тем и философия религии; таковой она была также

и в средние века.

Что касается в частности рациональной теологиии прежней

метафизики, то она была не наукой разума, а рассудочной наукой о боге,

и ее мышление вращалось в абстрактных определениях мысли. —

При рассмотрении ею понятия бога, мерилом познания являлось для

нее представление о боге. Но мышление должно двигаться свободно

внутри себя, причем, однако, мы здесь же должны заметить, что

выводы, к которым приходит свободное мышление, согласуются

с содержанием христианской религии, так как последняя есть

откровение разума. Но в рациональной теологии, о которой идет

речь, такого согласия не получалось. Так как эта рациональная

теология ставила себе задачей определить представление о боге

посредством мышления, в качестве же понятия бога получалась

в ней лишь абстракция положительности или реальности вообще,

исключающая из себя отрицание, то бог согласно этому определялся

как всереальнейшее существо. Но легко убедиться, что это

всереальнейшее существо, благодаря тому, что из него исключается

отрицание, представляет собою как раз противоположность тому, чем оно

должно быть и чем рассудок, как он себе мнит, в нем обладает.

Вместо того, чтобы быть по содержанию самым богатым и всецело

наполненным, оно, вследствие того, что оно понимается абстрактно,

есть скорее самое бедное и совершенно пустое. Душа справедливо

добивается конкретного содержания, но таковое существует лишь

благодаря тому, что оно содержит внутри себя определенность, т.е.

отрицание. Если понятие бога понимают лишь как понятие абстрактного или

всереальнейшего существа, то бог, благодаря этому, превращается

для нас в нечто только потустороннее и тогда не может быть и речи о

познании его, ибо где нет определенности, там также невозможно и

познание. Чистый свет есть чистая тьма.

Эта рациональная теология интересовалась, во–вторых,

доказательствами бытия божия. Важнейшим является при этом то, что

доказательство понимается рассудком как зависимость одного

определения от другого. Доказательство в таком случае имеет

предпосылкой нечто устойчивое, из которого вытекает другое. Здесь, таким

образом, показывают зависимость некоторого определения от

некоторой предпосылки. Если мы должны доказать, таким образом, бытие

ПЕРВОЕ ОТНОШЕНИЕ МЫСЛИ К ОБЪЕКТИВНОСТИ 77

бога, то это получает тот смысл, что бытие божие зависит от других

определений и что последние, следовательно, составляют основание

бытия божия. Сразу же ясно, что при этом должно получиться нечто

несуразное, ибо бог ведь должен быть безусловным основанием всего

и, следовательно, не может зависеть от другого. В этом отношении

стали говорить в новейшее время, что бытие бога недоказуемо, а

должно быть непосредственно познано. Разум, однако, понимает под

доказательством нечто совершенно иное, чем то, что понимает под

ним рассудок, а равно и здравый смысл. Доказательство разума

тоже имеет своим исходным пунктом нечто другое, чем бог, однако

оно в своем дальнейшем движении не оставляет этого другого

непосредственным и сущим, а показывает его опосредствованным и

положенным; таким образом получается вместе с тем, что бог должен

быть рассматриваем как содержащий внутри себя опосредствование

снятым, как истинно непосредственный, первоначальный и

независимый. — Если говорят: рассматривайте природу, она вас

приведет к богу, вы найдете абсолютную, конечную цель, то это

не значит, что бог есть некоторое опосредствование, а это значит,

что лишь мы совершаем переход от другого к богу, и совершаем

этот переход таким образом, что бог, как следствие, есть вместе

с тем абсолютное основание природы, что, следовательно, наоборот,

то, что выступает как следствие, оказывается также и основанием,

а то, что сначала представлялось основанием, низводится на степень

следствия. Таков также и ход доказательства разума.

Если мы после всего сказанного бросим еще раз взгляд на способ

рассуждения прежней метафизики, то мы убедимся, что последний

состоял в том, что она постигала предметы разума в абстрактных

конечных определениях рассудка и делала своим принципом абстрактное

тожество. Но эта рассудочная бесконечность, эта чистая сущность,

сама есть лишь конечное, ибо особенность исключена из нее, и эта

особенность ограничивает и отрицает ее. Вместо того, чтобы

достигнуть конкретного тожества, эта метафизика застревала в абстрактном,

но хорошей ее стороной было сознание, что единственно лишь мысль

есть существенное в сущем. Материал для этой метафизики доставили

предшествующие философы, а именно схоластики. В спекулятивной

философии рассудок представляет собою, правда, момент, но это

момент, на котором не останавливаются. Платон и тем паче

Аристотель не являются такими метафизиками, хотя обычно полагают

обратное.

78

В.

Второе отношение мысли б объективности.

I. Эмпиризм.

§ 37.

Потребность в конкретном содержании, в противовес

абстрактным теориям рассудка, который своими собственными силами не

в состоянии переходить от своих всеобщностей к обособлению

и определению, и потребность в прочной опоре, которая исключала бы

возможность все доказать в области и по методу конечных

определений, привели к эмпиризму, который, вместо того, чтобы искать

истинного в самих мыслях, хочет черпать его из опыта, внешне

и внутренне данного.

Прибавление. Эмпиризм обязан своим происхождением указанной

в предшествующем параграфе потребности в конкретном содержании

и прочной опоре, потребности, которой не может удовлетворить

абстрактная рассудочная метафизика. Что касается конкретности

содержания, то здесь имеет, главным образом, значение, чтобы предметы

сознания были познаны как определенные внутри себя и как единство

различных определений. Но это, как мы видели, отнюдь не имеет места

в метафизике рассудка, благодаря ее принципу. Чисто рассудочное

мышление ограничивается формой абстрактного всеобщего и не в

состоянии перейти к обособлению этого всеобщего. Так, например,

прежняя метафизика ставила себе целью узнать посредством мышления,

что именно составляет сущность или основное определение души, и ее

вывод гласил, что душа проста. Эта приписывавшаяся душе простота

понималась здесь в смысле абстрактной простоты, исключающей

различие, которое, как сложность, признается основным определением

тела и затем материи вообще. Но абстрактная простота есть очень

скудное определение, которым отнюдь нельзя обнять богатства души и

духа. Так как, таким образом, абстрактное метафизическое мышление

оказалось неудовлетворительным, то увидели себя вынужденными

искать спасения в эмпирической психологии. Точно так же обстоит

дело и с рациональной физикой. Если, например, говорилось, что

пространство бесконечно, что природа не делает скачков и т. д., то

это совершенно неудовлетворительно в сравнении с многообразием

и жизнью природы.

ВТОРОЕ ОТНОШЕНИЕ МЫСЛИ К ОБЪЕКТИВНОСТИ 79

§ 38.

Эмпиризм имеет, с одной стороны, общий источник с самой

метафизикой, для которой подтверждением ее определений (как предпосылок,

так и определенного содержания) также служат представления, т. е.

содержание, имеющее своим источником опыт. С другой стороны,

единичное восприятие отлично от опыта, и эмпиризм возводит содержание

восприятия чувства и созерцания в форму всеобщих представлений,