Приехал он летом из Украины, с Ильинской ярмарки, и как только вошел и поздоровался со всеми, то обратился к ней и говорит: «Ну, маменька, подставляй передник!» — и с этими словами ссыпал ей всю свою ярмарочную выручку, добавив: «Вот тебе твои денежки; будешь ли ты теперь бранить меня за мою затею?» Гликерия Александровна растерялась от неожиданности и уже в восторге от своего «Микеши» принялась ходить по дому, всем показывать невиданную кучу денег и озабоченно спрашивать: «Батюшки, да куда же мы это все денем-то? Куда нам такие деньги?»
Незадолго до начатия ткацкого дела Никифор Михайлович женился на Авдотье Феофилактовне, крестьянке села Парфеньева, воспитаннице коломенского купеческого семейства Макеевых. Эта женщина, умная от природы, добрая и хозяйственная, была первой сотрудницей Никифора Михайловича по его новому делу. Она заведовала всей хозяйственной частью, выдавала пряжу в работу, принимала товар. Ей, главным образом, обязан Никифор Михайлович своими первоначальными успехами. Она поддерживала в нем энергию и стремилась везде, где могла, помогать ему в его трудах.
Выработка тканей и продажа начали быстро развиваться, и Никифор Михайлович всецело отдался этому делу. Вскоре во дворе, наряду с прочими надворными постройками, он устроил небольшое помещение для сновальни, а позже в том же помещении завел 40 ткацких ручных станков, чтобы устранить перерыв в работе в летнее время.
Работа велась уже вся наемными рабочими.
В 1859 году Никифору Михайловичу пришлось устраивать свою красильню для пряжи, которую он и выстроил на арендованной у города земле близ Солдатской слободы, где теперь стоит ночлежный дом. Дело настолько расширилось, что явилась надобность пригласить и второго служащего для помощи в ярмарочной украинской торговле. К этому делу в 1862 году он определил своего первого сновальщика, Михаила Емельяновича Казьмина.
В 1865 году Никифор Михайлович купил у дьякона Мелихова дом с усадьбой в 684 кв. сажени, за 1 000 рублей, на том месте, где теперь стоит его механическо-ткацкая фабрика. Дом был маленький, одноэтажный и совершенно ветхий. Его снесли и построили на его месте новый двухэтажный дом с каменным низом. Сюда Никифор Михайлович перенес ткацкую фабрику и красильню, а на прежнем месте, при доме, остались контора, кладовая, крутильня и сновальня. В 1866 году введено было крашение кубового товара, для которого был приглашен первый мастер Иван Иванович Стариков. С 1868 года Никифор Михайлович начал ездить на Нижегородскую ярмарку и открыл постоянную торговлю в Москве, заведовать которою пригласил тогда же Дорофея Ивановича Карякина.
В 1869 году появилось отделочное производство, «галандрия», устроенная при доме, которою руководил мастер Петр Елисеевич Волков, поступивший от «Сизихи», имевший тогда галандрию в Егорьевске и отделывавшей товар для егорьевских фабрикантов.
Настойчивый труд и добросовестность Никифора Михайловича, пользовавшегося и раньше общим доверием, скоро создали ему прочное положение в торговом мире великорусского мануфактурного района. Это давало ему возможность пользоваться широким кредитом и сильнее развивать дело. Первоначально его окредитовал егорьевский фабрикант Василий Дмитриевич Клопов, который продавал ему пряжу на 12 месяцев из 9 1/2 %. С 1865 года ему открыли кредит бр. Хлудовы, у которых он в первый же год купил пряжи на 91 635 рублей. В том же 1865 году ему открывают кредит Л. Кноп, Вогау и К°, бр. Расторгуевы. С 1866 года его кредитуют Павла Малютина сыновья, Савва Морозов, Якунчиков; с 1868 года — Л. Л. Рабенек, И. 3. Морозов. В 1869 году ему делает первый учет на 14 788 рублей 18 копеек Московский купеческий банк, а в 1870 году открывают кредит: Государственный банк, а также Ю. С. Нечаев-Мальцев; в 1871 году — Учетный банк, Тверская мануфактура, бр. Воробьевы, К. Стукен и Егорьевский банк; в 1872 году Волжско-Камский коммерческий банк; в 1873 году — Е. Е. Шлихтерман.
На пути развития своего дела Никифору Михайловичу приходилось преодолевать немало и препятствий. Едва он завоевал доверие своего семейства и поставил дело на настоящую дорогу, как ему начали делать затруднения некоторые егорьевские фабриканты из рядов вторых поколений, которые с недоброжелательством смотрели на нового конкурента хотя и с маленьким, но, очевидно, живым и быстро развивающимся делом.
Так, желая подорвать его кредит, однажды донесли братьям Хлудовым, что Никифор Михайлович на ярмарках на Украине денег выручил очень мало, да и на те на все купил там же разных товаров для своей бакалейной лавочки, как, например, цареградских стручков и прочего, а потому-де им в уплату денег с ярмарки не привезет. Когда же Никифор Михайлович, возвратясь из Украины, немедленно, по обычаю, явился к братьям Хлудовым и сполна уплатил им следовавшие с него деньги (в то время все расчеты с ними велись в Егорьевске), то директор фабрики, англичанин Фома Христофорович Отсон, неожиданно для Никифора Михайловича, спросил его: «А стручка купил?» Никифор Михайлович, который любил вспоминать этот забавный случай, отвечал, что и стручка и всякого другого товару купил. Тогда Отсон, покачав головой, сказал: «И долг платил и стручка купил — это очень карашо!» А в 1865 году, в целях создать Никифору Михайловичу затруднения и затормозить его предприимчивость, в городской думе поднят был вопрос о его красильне, якобы незаконно им построенной и портящей городскую землю. Сохранившиеся по этому делу документы настолько характерны и интересны, что мы приводим их здесь целиком.
«1865 года марта 31 дня гласные Егорьевской городской думы Василий Сержутов и Яков Денисов подали в думу рапорт, в котором, между прочим, доводили до ее сведения о следующем: «Егорьевский 2-й гильдии купеческий сын Никифор Михайлович Бардыгин в 1859 году взял в арендное содержание городскую огородную землю шесть десятин собственно под огороды, на что и заключен был им, Бардыгиным, с думою контракт, где оный и хранится, с дозволением выстроить на оной земле жилого покоя, с пристроем для складки овощей; но как у него в настоящее время постройка слишком распространилась, с красильным заведением, а следовательно, снята земля им более для мануфактурного заведения, нежели как для огорода, вопреки заключенного Бардыгиным контракта, без прибавки цены в пользу города, хотя остальная часть земли от застроенного им заведения и отдается другим людям в содержание под огороды, обработкою которых сам Бардыгин не занимается, находя выгоды отдавать в другие руки. Имеет ли он право, вопреки заключению контракта, устроить мануфактурное заведение на огородной земле, которая от ядовитости красок, истекающих из оного, может портиться и не скоро после прийти в нормальное положение? И получил ли на то дозволение, от кого следует или нет? И как купеческий сын, не записавшись в гильдию, арендует и делает торговые обороты на собственное свое лицо с 1859 года, не имея на то права, отчего казна и городской доход имеют ущерб». Запрошенный по сему рапорту чрез егорьевского полицейского надзирателя 2-го участка егорьевский 2-й гильдии купеческий сын Никифор Михайлович Бардыгин отвечал: «Я снял городскую землю в 12-летнее содержание с правом, по указу Губернского правления, возвести на оной земле жилых строений, сараев, навесов и прочего без ограничения, значит, сколько и что для меня нужно, с тем только, чтобы мне по истечении срока означенное строение немедленно снесть. А так как я для этой постройки избрал из огорода ту часть земли, которая для посева овощей и прежним арендатором, и мной по недоброкачественному своему грунту для плодов не была засеваема, то я, дабы земля оная не была б бездоходною и не причиняла мне убытку, и распространил постройку, вследствие чего и просил губернское правление об открытии в оных строениях красильного и сушильного заведений, что мне указом Губернского правления чрез Егорьевское городское правление разрешено и объявлено от 25-го сентября 1861 года, № 9568. Следовательно, я открыл заведение не самовольно, а с разрешения высшего начальства; что же касается до выражения гласных о порче земли от ядовитости красок, то это несправедливо, ибо я сток красильных выкрасок устроил не на землю, а прямо в речку Гуслянку, при которой вышеупомянутое заведение находится. Следовательно, от этого стока вреда быть земле не может. 1865 года, мая 12 дня».
