И действительно, философия Эпикура исторически немало способствовала великому делу просвещения.

Эпикур проповедует своеобразное, отвечавшее жизненным идеалам и стремлениям его класса понимание сущности счастливой жизни. Счастье он усматривал в удовольствии (ηδονη), и в этом заключалось основное положение его этического учения.

В «Письме к Менекею» он писал: «Да, мы имеем надобность в удовольствии тогда, когда страдаем от отсутствия удовольствия; а когда не страдаем, то уже не нуждаемся в удовольствии» (15, 128). Отсюда он делает вывод: «Поэтому-то мы и называем удовольствие началом и концом [альфой и омегой] счастливой жизни. Его мы познали как первое благо, прирожденное нам; с него начинаем мы всякий выбор и избегание; к нему возвращаемся мы, судя внутренним чувством, как мерилом, о всяком благе» (15, 128–129).

Основное положение этики Эпикура о роли удовольствий в достижении счастливой жизни перекликалось с учением киренаиков. Однако в этике основателя этой школы Аристиппа из Кирены удовольствие сводилось к чувственным наслаждениям, а цель человеческого существования усматривалась в том, чтобы получить как можно больше таких наслаждений. Эпикурейское же понимание сущности и роли удовольствий было совершенно иным.

В отличие от киренаиков, считавших удовольствие положительным состоянием организма — состоянием наслаждения, Эпикур полагал, что удовольствие заключается прежде всего в отсутствии страдания. Удовольствие и страдание в его этике обратно пропорциональны друг другу. Наличие страдания ограничивает удовольствие или же вовсе делает его невозможным. «Предел величины удовольствий, — писал Эпикур, — есть устранение всякого страдания. А где есть удовольствие, там, пока оно есть, нет страдания, или печали, или того и другого вместе» (16, III).

Стало быть, стремление к удовольствию порождается наличием какого-либо страдания. Страдание не только исключает удовольствие, будучи противоположно последнему, но и делает его необходимым, заставляя людей стремиться к нему.

Достижение удовольствия не является в этическом учении Эпикура самоцелью. Если удовольствие определяется через страдание, да и потребность в удовольствии выявляется опять-таки через страдание, если счастье вследствие этого неизбежно основывается на единстве этих противоположностей и вытекает из их сочетаний и взаимопереходов, то удовольствие следует рассматривать не как нечто самодовлеющее, а как условие достижения счастливой жизни.

Счастливой же, по мнению Эпикура, является та жизнь, которая ведет к здоровью тела и безмятежности души. И он полагает, что, выбирая или отвергая что-либо, люди должны иметь в виду именно эту конечную цель их устремлений — счастливую, т. е. безмятежную, жизнь (см. 15, 128). Безмятежность духа (атараксия) выступает в качестве важнейшей категории эпикурейской этики.

В этической системе Эпикура не всякое удовольствие признается приемлемым. Он строго различает удовольствие вообще и конкретные удовольствия. Такое различение основано на том, что, хотя удовольствие, как таковое, является благом, не всякое удовольствие ведет в конечном счете к безмятежной, а значит, и счастливой жизни, В то же время не всякое страдание, являющееся, как таковое, злом, ведет в конечном счете к тревогам и печали и нарушает тем самым здоровье тела и безмятежность души.

«Так как удовольствие есть первое и прирожденное нам благо, — писал Эпикур Менекею, — то поэтому мы выбираемые всякое удовольствие, но иногда мы обходим многие удовольствия, когда за ними следует для нас большая неприятность; также мы считаем многие страдания лучше удовольствия, когда приходит для нас большее удовольствие, после того, как мы вытерпим страдания в течение долгого времени. Таким образом, всякое удовольствие, по естественному родству с нами, есть благо, но не всякое удовольствие следует выбирать, равно как и страдание всякое есть зло, но не всякого страдания следует избегать. Но должно обо всем этом, — заключает Эпикур, — судить по соразмерению и по рассмотрению полезного и неполезного: ведь в некоторых случаях мы смотрим на благо как на зло, и обратно — на зло как на благо» (15, 129–130. Курсив мой. — А. Ш.). По мнению Эпикура, удовольствия подразделяются прежде всего на две категории, а именно: на удовольствия покоя и движения. В отрывке из его сочинения «О выборе и избегании», дошедшем до нас в изложении Диогена Лаэрция, говорится: «Безмятежность духа и отсутствие страданий тела суть удовольствия покоя [пассивные удовольствия], а радость и веселье рассматриваются как удовольствия движения (активные удовольствия)» (18, 1). Оценивая эти два вида удовольствия с точки зрения их соответствия цели — счастливой жизни, Эпикур признает наиболее ценными удовольствия покоя.

Впрочем, он не отвергает и активные удовольствия, но не сводит к ним цель нравственной жизни и требует их умеренного и разумного использования. Крайности не ведут к спокойствию и потому порицаются. Так, в «Ватиканском собрании изречений» Эпикура мы читаем: «У большинства людей спокойствие есть оцепенение, а движение [деятельность]— безумие» (17, XI). Таким образом, Эпикур выступает против крайностей в обоих видах удовольствия.

В отличие от киренаиков, приемлющих лишь чувственные наслаждения, он признает ценность и необходимость для достижения здоровья и безмятежности души как телесных, так и духовных удовольствий. Он одобряет оба вида наслаждений, если они ведут к счастью. Но Эпикур осуждает неумеренную погоню за наслаждениями. Он советует избегать бурных страстей и возбуждений, сильных душевных переживаний и волнений, считая их вредными, поскольку они нарушают безмятежность души. С его точки зрения, умеренность не только избавляет тело и душу от резких движений и возбуждений, но и способствует более длительному наслаждению благами жизни, делает удовольствия наиболее приятными. Эпикур, как и Демокрит, придерживается той точки зрения, что для вполне нравственной жизни необходимо соблюдать надлежащую меру во всем, в том числе и в удовольствиях.

Разумеется, это не означает, что он проповедует отказ от радостей жизни: его проповедь умеренности имеет своей целью приучить людей при надобности довольствоваться малым достатком и тем самым уберечь их от возможных превратностей жизни. Умеренность, по мнению Эпикура, состоит в умении ограничиваться удовлетворением естественных потребностей и желаний. Положение о совпадении умеренности с естественными желаниями и потребностями наглядно видно в следующем отрывке из его письма к Менекею: «Да и довольство своим [умеренность] мы считаем великим благом не затем, чтобы всегда пользоваться немногим, но затем, чтобы, если у нас не будет многого, пользоваться [довольствоваться] немногим, в полном убеждении, что с наибольшим удовольствием наслаждаются роскошью те, которые наименее в ней нуждаются, и что все естественное легко добывается, а пустое (т. е. излишнее) трудно добывается» (15, 130).

Эпикур считал, что желания людей делятся на естественные и надуманные, или вздорные. В свою очередь естественные желания он подразделял на естественные и необходимые и естественные, но не необходимые (см. 16, XXIX). При этом он рекомендовал ограничиваться самыми необходимыми из этих желаний, без которых невозможно ни счастье, ни спокойствие тела, ни сама жизнь. По его мнению, следуя лишь таким желаниям, человек без особого труда доставляет себе удовольствие, освобождается от лишних забот, связанных с удовлетворением неестественных и не необходимых желаний, и вследствие этого пребывает в хорошем расположении духа.

Подчеркивая, что удовлетворение естественных и необходимых потребностей обеспечить гораздо легче, нежели удовлетворение прихотей, Эпикур в то же время отмечал равноценность удовольствий, получаемых в обоих случаях. «Простые блюда [кушанья],— писал он, — доставляют такое же удовольствие, как и дорогой стол [пища], когда все страдание от недостатка устранено. Хлеб и вода доставляют величайшее [высшее] удовольствие, когда человек подносит их к устам, чувствуя потребность. Таким образом, привычка к простой, недорогой пище способствует улучшению здоровья, делает человека деятельным по отношению к насущным потребностям жизни, приводит нас в лучшее расположение духа, когда мы, после долгого промежутка, получаем доступ к предметам роскоши, и делает нас неустрашимыми пред случайностью» (15, 130–131). Этот небольшой отрывок из письма к Менекею весьма ярко характеризует жизненный идеал Эпикура.