Отрегулировав поток до нужной силы, он выждал, пока мысли засуетились как следует, и принялся их рассматривать. Сначала попалась группа оборванных, чисто ассоциативных образов, объединенных общей темой сырости, зеленые мхи, древняя резиновая обувь со смешным названием галоши, лягушка с удивленным взглядом, лужи на плацу академии Вест-Пойнт, мокрые от виски усы сержанта Ивана Грозни по прозвищу Айвен Террибл, и тому подобное. Потом мелькнула Маша, причесывающаяся у зеркала. Ее сменила картина учебных стрельб планетного танка «Репейник-S8», снятого с вооружения в XXVII столетии, после чего зрительные инпринты прекратились, уступив место понятиям определенного смысла.
Вспомнились классификация кишечных нематод, закон Авогадро и тот факт, что барбитуровая кислота названа в честь любимой женщины некоего химика. Великая сила любви, так сказать. Сразу после снотворного наступила очередь особенностей гравитационного поля планеты Феликситур в системе Кронос. И вот здесь Рональд уловил слабое потепление, стоящее того, чтобы его запомнили.
Дальше проступили тени логических заключений, в разное время навещавших голову. О том, что вживание в роль по системе Станиславского чревато инкапсулированием мышления, хотя и не полным, в отличие от забытой болезни шизофрении; о том, что истина немножко постигаема благодаря человеческой способности ошибаться; о том, что жить приходится для того, чтобы ненароком не умереть; о том, что как джинна ни выпускай, он все равно смотрит в бутылку.
Ну и прочее в том же духе. Среди этой шелухи попадались забавности, грустинки, изящности, а также плоды чистого брюзжания великих умов, достойные внимания лишь отточенностью форм, но ничего подходящего к случаю не всплывало. Требовались иные горизонты. Рональд сделал воду погорячее, чтобы избавиться от упрямых софизмов, которые мешают человеку жить в свое удовольствие.
Когда это получилось, вновь пошли видения. И они в конце концов дали результат, но уже только на третьем круге. Результат воплотился в образ садовника. Эдакого ворчливого старого робота, пересаживающего цветы с клумбы на клумбу. После этого Рональд понял, что большего не добьется. Он выключил воду, тщательно высушился, унял неизбежную после сеанса дрожь в коленках, надел шорты и вышел в кают-компанию. Там его ждали Игнац с Ио и кофе с коньяком.
— Нащупал что-нибудь? — спросила Ио.
— Садовник и гравитация.
— М-гм, — сказал Игнац. — Хорошее название для сюрреалистического романа. Чем ты занимался в душе?
Рональд ответил вопросом.
— А у вас что?
— Биологическая идентификация подтвердила, что в скафандрах действительно находились Виттон и Джумагулов.
— Это все?
— Нет. Похоже, нам впервые повезло, Ронни.
— Электронные запоминающие устройства скафандров?
— Нет. "Черные коробочки" оказались пустыми. Но у Виттона был скафандр устаревшего образца с камерой, снимавшей на микропленку. Такие камеры демонтировали, кажется, лет сто назад. Помнишь?
— Помню, помню.
— Так вот. «Альбасете», как известно, являлся коммерческим судном. Хозяева поскупились, а может, просто поленились убрать камеру. В результате мы имеем несколько уцелевших фрагментов видеозаписи. И какие!
Рональд пошарил рукой в поисках ближайшего кресла. Слабость, неизбежное следствие интравизии, все еще давала себя знать.
— Давайте, — сказал он.
Камера, по-видимому, включалась автоматически, как только скафандр надевали. Но качество записи оставляло желать много лучшего. Звук и изображение временами исчезали, иногда на экране шевелились неясные тени, либо все тонуло в лучах Эпсилона. И все же канва событий прослеживалась. Прежде всего стало ясно, что Фрэнк Джонсон высаживал своих людей вовсе не очертя голову. Тот вертолет, обломки которого ныне покоились в песке рядом со шлюпкой «Фламинго», входил в состав грузов «Альбасете». Аппарат поместили на платформу ракетного парома и доставили в атмосферу Кампанеллы до того, как остальные члены команды Джонсона совершили отчаянную посадку в парке Трои. Следовательно, предварительная разведка производилась с помощью вертолета. Совершал ли посадку еще и паром — осталось неизвестным, поскольку соответствующая часть записи отсутствовала.
Фильм возобновился с панорамы местности вокруг шлюпки «Фламинго». Съемка велась из кабины вертолета, поэтому в объектив периодически попадали то приборная доска, то перчатка Виттона на ручке управления.
Виттон: Молчат?
Джумагулов: Глухо.
Виттон: Сажусь.
Джумагулов: Не так близко.
Вертолет опустился примерно в том месте, где потом нашли его обломки. Некоторое время оба астронавта оставались в кабине, выжидая, когда осядет поднятая винтом вертолета пыль. Двигатель они выключили.
Виттон: Наверное, они тоже пришли к сейсмической гипотезе.
Джумагулов: Ну да. Вулканное Кольцо, Зеленый… на радаре?
Виттон: Пусто.
Джумагулов: Мне пора.
Штурман выпрыгнул из кабины и не спеша направился к шлюпке. В то время она еще не была занесена песком, хотя вокруг решетчатых опор уже собрались холмики.
— У них были основания опасаться, — вдруг сказала Ио.
Игнац рассмеялся.
— Еще бы! Исчезло тринадцать миллионов человек.
— Нет, я говорю об опасениях, связанных именно с этой шлюпкой. Рональд, тебе не кажется?
— Возможно.
Фигурка на экране растерянно трогала одну из опор.
Виттон: Что там, Шеги?
Джумагулов: Не срабатывает кодовая команда опускания трапа.
Виттон: Дерни аварийную чеку.
Джумагулов: Где она?
Виттон: На внутренней стороне опоры. Рычаг красного цвета.
Джумагулов: Понял. Сейчас посмотрю.
Штурман прошел под днище шлюпки и почти скрылся за свисающим раструбом ракетного сопла. Какое-то время были видны только его ноги, которые пару раз подпрыгнули. Наконец из борта вывалился трап.
Виттон: Есть. Вход открыт.
Шеген вылез из-под сопла, взбежал по ступенькам.
Джумагулов:…замок не открывается.
Виттон: Ты правильно набирал код?
Джумагулов: Тысяча девятьсот шестьдесят один. Год первого полета в космос. Пробую еще раз. Нет, не получается.
Виттон: Вот черт! Они перекодировали замки. Сейчас принесу резак.
Джумагулов: Нет, оставайся на месте, я сам возьму. Поостережемся.
Инструк…
На этом месте видеозапись обрывалась.
— Это все? — спросил Рональд.
— Нет. Подожди.
Игнац промотал пленку дальше. Белый экран вновь начал наполняться красками. Шеген Джумагулов только что вырезал отверстие рядом с входным люком.
— У них что, не было роботов? — спросил Рональд.
— Видимо. Коммерческий рейс. Будь внимательнее, сейчас начнется.
Виттон: Шеген, стой.
Джумагулов: Не понял.
Виттон (Очень спокойно): Брось резак и беги к вертолету.
Джумагулов: В чем дело?
Виттон: Оглянись.
Джумагулов: О! Эт-то еще что?!
Рядом с посадочной опорой шлюпки песок странно вспучился. Из него поднялась округлая черная масса, нечто вроде гигантской амебы. Выбравшись на поверхность, она растеклась по штангам посадочной опоры и заструилась вверх. Опомнившийся Джумагулов бросил свой инструмент и сбежал по трапу. Но после этого его движения почему-то замедлились. Сделав пару шагов, он остановился вовсе.
Виттон: Бегом! Немедленно! Что с тобой?
Штурман неуверенно повернулся и поднял голову к черной массе, скапливающейся на консоли прямо над ним. Отвратительная амеба непрерывно переливалась, меняя очертания. В ней появились отростки, вроде коротких щупалец, направленных вниз. Сначала они хаотически дергались, на мгновение замерли, затем вновь пришли в подвижность, совершив согласованный жест, словно множество пальцев большой черной руки. Джумагулов начал молча оседать. Его тело под тканью скафандра неестественно складывалось в местах, где у человека не бывает суставов.
Виттон: Вот оно что… Ах, каналья!