Внутри у меня делается пусто и холодно.

Я даю ей отойти шагов на пятьдесят, туда, где кончается деревянный тротуарчик и освещенное пространство, и сжимаю коленями бока моей лошадки. Она мчит по улице, гулко громыхая копытами.

- Стойте! - приказываю я, нагоняя учительницу. - Тетради или жизнь!

Марья Павловна ахает, прижимается спиной к забору. Она молодая и ужасно красивая... Почему-то я заметил это только сейчас, хотя и прежде ее видел сто, раз...

- Кто это? - испуганно спрашивает она.

- Тетради! - требую я.

- Перестаньте, это глупая шутка! - неуверенно бормочет она. - Я позову милицию...

- Звать на помощь бесполезно! Тетради с контрольной работой третьего "А", быстро!

- Да что же это такое?.. - шепчет Марья Павловна, протягивая мне пачку тетрадей. - Я схожу с ума!..

В теплой ночной мгле я мчусь домой.

- Ну ты даешь!.. - восхищенно говорит Цыбулько.

- Ой, Андрей... Какой ты молодец! - это Ленка.

Митрий ничего не говорит, только шмыгает носом и смотрит преданными глазами.

Мы снова пьем чай, а в печке гудит желтый бумажный огонь.

На второй перемене Цыбулько оттаскивает меня в угол и шепчет испуганно:

- Сматывайся, там милиция пришла! Кошелек искать будут...

- Какой кошелек?..

- Какой!.. - хмуро бормочет Цыбулько. - Какой ты вчера у Марьи Павловны отобрал! А в кошельке сто рублей!

- Я не брал... - говорю я испуганно. - С ума сошел? Зачем мне ее кошелек?

- А кто брал? - спрашивает Цыбулько.

- А я знаю?! Я только тетради...

Цыбулько вздыхает облегченно.

- Да я тоже не поверил, - говорит он. - А все рассказывают, что у Марьи Палны вчера кошелек ограбили... Пошли поищем, может, выпал?

- Я с вами! - сердито кричит Ленка, догоняя нас - Сами шепчутся, а мне не говорят ничего!

Мы мчимся вдоль забора.

- Здесь? - наперебой спрашивают они. Но когда светло вокруг, все изменилось, поди найди это место!..

- Кажется, вот тут...

- Кажется или точно? - сердится Ленка. Теперь, когда она меня не боится, то все время мной командует. - Ну вспомни, Андрюшка!

- Нет, вот здесь, точно!

Ленка и Цыбулько ворошат траву.

- Вот он! - кричит Цыбулько. - Ур-ра!

Кошелек коричневый, потертый.

Мы несемся в школу.

- Ты иди в класс! - командует Ленка. - А мы с Цыбулькой в учительскую, будто случайно нашли...

Цыбулько вдруг надувается:

- Меня между прочим, Колькой зовут! Его-то по имени, а я Цыбулько!..

Оказывается, он Колька. А я целый год учился и не знал...

Звенит звонок. Я иду в класс, а они еще не вернулись из учительской.

- Достаньте ручки. Откройте тетради. Сейчас мы будем писать сочинение, - говорит Анна Михайловна.

По классу проносится тяжелый вздох.

- Вот так сразу - и сочинение... - уныло басит Афанасьев. - Без предупреждения...

- Успокойся, Афанасьев, отметки я вам не буду ставить.

Радостное оживление.

- А почему?

- Потому что это задание газеты "Пионерская правда".

- Уя! - проносится по классу восторженно-испуганный вопль.

- Сейчас вы напишете сочинение на вольную тему: "Если бы я был учителем"...

- Уя!..

- ...а мы их отправим в Москву, в "Пионерскую правду".

- Прямо в газету?!

- Ой, а ошибки?!

- Ошибки я проверю и исправлю.

- Ой, спасибо, Анна Михайловна!

- А чего писать-то?.. - с недоумением спрашивает Афанасьев.

- Про школу. Про то, что каждый должен стараться учиться, про любимые предметы и учителей... - объясняет Анна Михайловна. - Хватит разговоров, начинайте, а то не успеете.

А Ленки и Цыбулько все нету...

- А если я не хочу быть учителем? - спрашиваю я с места. - Тогда как?

- А тебя, Митюшкин, никто в учителя и не приглашает! - пожимает плечами Анна Михайловна. - Ты вообще можешь не писать, это не учебное задание...

Но я пишу.

Пишу торопливо. Наверное, делаю много ошибок. Ну и пусть! Мне весело и страшно...

"Митюшкина А., ученика 5 "В". Сочинение. "Если бы я был учителем":

"Смешно даже думать об этом! Быть учителем я не хочу ни за что, и представлять это не хочу даже понарошку. Надо быть совсем дураком, чтобы не понимать, что все должно быть не так, а совсем наоборот!

Вот как я это себе представляю: прихожу я в школу, а все учителя говорят мне:

"Здравствуй, Андрюша!" - и глаза у них добрые.

"Здрасте! - отвечаю я сурово и иду себе мимо. - Вызовите-ка ко мне директора! Что-то его второй день в школе не видать, прогуливает опять?!"

"Да он на совещании был", - заступаются учителя.

"А вот я сейчас разберусь, где он был!" - грозно обещаю я.

Прибегает директор. Очень испуганный. Смотрит в пол.

"Ты меня вызывал, Андрюша?"

"Зайдите ко мне в класс", - говорю я сердито.

В глазах у меня - лед, в голосе - сталь.

Мы входим в класс.

"Так вот зачем я вас вызвал, Владимир Палыч, что-то опять у учителей дисциплина разболталась. Опять они безобразничают на уроках!"

"Боже мой! - бормочет директор. - Неужели опять?"

"Представьте себе! Вчера на географии Юлия Ивановна обозвала Петрова бестолочью! Что это - метод воспитания в вашей школе?"

Директор разводит руками:

"Ох, Андрей, у меня уже просто руки опускаются! Сколько раз я ей говорил! Но, знаешь, ее надо понять - у нее сейчас неприятности дома, помнишь, я тебе в прошлый раз говорил..."

"А может, у Петрова тоже неприятности дома? - укоризненно говорю я. Но он ведь не обзывается..."

Директор молчит, лицо у него несчастное, он вот-вот заплачет, будто он не директор, а маленький обиженный мальчик.

"Да ладно вам! - говорю я. - Чего вы, в самом-то деле! Чем плакать, лучше бы попробовали разобраться, что там к чему, в этой вашей педагогике! Это же просто!"

"Как же! - машет рукой он. - Вот ты сам сперва попробуй, а потом и говори!"

"По-моему, - говорю я, - надо просто быть добрым... Ну... Наверно, надо просто любить своих учеников..."

"Ты с ума сошел! - испуганно бормочет он. - Разве это просто?!"

- До конца урока двадцать минут! - объявляет Анна Михайловна. Поторапливайтесь!

А Ленки и Цыбулько нет и нет! Где они? Может, их в милицию забрали?.. За что?

- Митюшкин, что ты там пишешь? Я же сказала: тебе писать не надо.

Я не отвечаю, пишу дальше.

"...Директор вздыхает.

"Обратите особое внимание на поведение Анны Михайловны, - выговариваю ему я. - Вчера она..."

"Обзывалась?"

"Хуже! Ударила Саньку Лапкина указкой!"

"Какой ужас! - стонет директор. - Какой позор!" - и хватается за голову.

"Немедленно позвать сюда Анну Михайловну!" - распоряжается он.

Ее приводят.

Директор волнуется, краснеет и даже не сразу может заговорить.

"Вы! - наконец произносит он. - Как вы смели?! Как могли, а?!"

Анна Михайловна с ходу начинает шмыгать носом.

"Я больше так не буду... - обещает она. - Понимаете, он..."

"Кто?"

"Лапкин... Он вертелся... а у меня указка в руке была... И... все как-то само собой вышло..."

"Та-ак! - зловеще тянет директор и оборачивается ко мне: - Что будем делать, Андрей Петрович?"

"Я думаю, - говорю я, - пора исключить Анну Михайловну из школы. Довольно мы с ней мучались! Уговаривали, помогали, беседовали... Всякому терпению бывает конец!"

"Простите меня! - в голос ревет Анна Михайловна. - Я больше так никогда-а-а..."

"Нет, даже не просите! - мрачно заявляет директор. - Мне ваши обещания во где сидят! Вот переведем вас в школу для трудных, пусть там с вами разбираются!.."

И тут звенит звонок. Я сдаю свой листок Анне Михайловне.

Где же Ленка и Цыбулько?

Они возвращаются в середине следующего урока.

- Дежурные, кого нет? - спросил физик, начиная урок.

- Цыбулько и Кайгородцевой.

И физик непонятно сказал: