- А-а... Ну это ладно... Они скоро придут.

Что там происходит? Что с ними? Они же ни в чем не виноваты!

Наконец - стук в дверь. Это они. Лица у них - непонятные.

- Ну? - шепотом спрашиваю я Цыбулько.

Молчит.

- Да вы чего?

- Прекратите посторонние разговоры, - требует физик.

- Там только три рубля было... - шепчет Цыбулько.

- А остальные?

- Не было...

И Ленка молчит, лицо растерянное и обиженное.

- Нас обыскивали... - шепчет Цыбулько, моргая. - А потом велели сознаться, где мы их спрятали...

Теперь мы молчим втроем.

- Но ведь там, честное слово, было только три рубля! - потрясенно бормочет Цыбулько. - Я не знаю, где остальные...

Про тетради сначала не вспоминали. Сначала искали только сто рублей. А потом почему-то перестали, и милиция в школе больше не появлялась, а Марья Павловна ходила с надменным лицом и глядела мимо людей. Тут-то вдруг и вспомнили про тетради. И про то, что в тот вечер Ленка прибегала в школу и спрашивала, какая отметка у Соколкова.

Но Ленка ничего не сказала. Тогда позвали Митрия и Митриева отца.

Митрий молчал и плакал. А потом отец ударил его, и он все рассказал.

- Открой, Андрей, пожалуйста... - сказали за дверью.

Нашел дурака! Мы еще издали его заметили, как он идет от школы...

Мы спрятались под столом и сидели тихо-тихо. А он стоял во дворе, за дверью.

- Андрей... - снова сказал директор. - Если ты дома, впусти меня... Мне очень надо с тобой поговорить...

- Не хочу я с вами разговаривать! - закричал я из-под стола. Уходите!

- Зачем ты! - зашипела Ленка. - Молчал бы, и все! Он бы и так ушел!

- Андрей... Ты слышишь меня?

Я не ответил.

- Я прочитал твое сочинение... Слышишь? Я во многом с тобой согласен...

- А мне плевать! - крикнул я.

- Неправда! Ты выслушай меня, не злись. Ведь все это и в самом деле не так уж просто... Я сам раньше думал: вот стану учителем и все у меня будет замечательно... А не получается...

- А я при чем?

- При том! - сказал он. - Любить учеников... Разве просто? Быть добрым!.. А как тебя любить? Тебе ведь никого не надо! Живешь один, книжки читаешь, а остальное тебе безразлично... Ты на людей со стороны смотришь, подмечаешь в них слабости... Холодно рядом с тобой... Будто сам ты - не человек! Так ты всю жизнь проживешь один...

- Ерунда! - зашептал Цыбулько. - Совсем рядом с тобой не холодно...

- Не слушай его! - это Ленка. - Ты же не один!

- Андрей... Но мы тоже... Не правы... Ты извини нас, Андрей!

- Отстаньте вы все от меня! - ору я. - Не надо мне ничего!..

В общем, я убежал. Вылез через заднее окно в огород, перелез через забор - и в лес...

Не мог же я зареветь при Ленке и Цыбулько...

Вот уже неделю я не хожу в школу. Ну ее на фиг! Так хорошо без школы. И не пойду!

Живу я в лугах, с дядькой Самойленко и лошадями. Потому что у дома меня караулит Анна Михайловна.

- Ей директор такого наговорил!.. - взахлеб рассказывает Цыбулько. Кричал даже, представляешь?

Нет, представить нашего тихого, вежливого директора кричащим я не могу.

- У Ленки спроси!

- Он сочинение твое на педсовете читал, - подтверждает Ленка. Говорил, что всем нам... - ну, не нам, конечно, а им! - должно быть стыдно, если ученики так о них думают... А Анне Михайловне велел вернуть тебя в школу.

- И такой решительный по школе ходит!

- А Аннушке сказал: или ты вернешься, или у нее будут большие неприятности! Во дает!

Поэтому Анна Михайловна меня и караулит. Чтоб "больших неприятностей" не было.

- Может, вернешься? - спрашивает Ленка.

Я мотаю головой.

- Как же?.. - осторожно спрашивает Цыбулько. - Так и будешь жить?.. Неученый? А когда вырастешь?..

- В лесники пойду. Там главное - лес знать, а эту алгебру, химию, физику - не надо. А читать я и так умею. В лесу буду жить, ухаживать за деревьями, зверей кормить... И книжки читать в свободное время.

- Страшно в лесу одному... - задумчиво говорит Ленка.

- Нормально. Никто не пристает, не кричит! Даже хорошо!

Это я из упрямства говорю... Утром, когда Ленка и Цыбулько в школе, я скучаю. И разговаривать с лошадьми почти разучился... Конечно, я их люблю, но все-таки они не люди...

Вот бы было здорово, если бы никакой школы вообще не было! А жили бы мы все здесь, в лугах! Ну, хотя бы весной, летом и осенью...

Дядька Самойленко сидит у костерка, молчит, как всегда.

Вот и ночь подкралась незаметно. Потемнело небо, притих ветер, и в вышине тихо засветил сизый месяц.

Я лежу в траве, она теплая, а от земли холод идет.

Кони фыркают.

Ленка и Цыбулько ушли Домой спать.

Вот бы сесть на коня и прискакать прямо к школе... Не сейчас, конечно, - сейчас там пусто, а утром!..

Вот подъезжаю я к школе на своей лошадке, а там все окна нараспашку... А в окнах - наши: Ленка, Цыбулько, Митрий, Афанасьев... Ну и все остальные тоже.

"Привет!" - кричу я им.

"Привет! - кричат они в ответ. - Это ты?"

"Я! - кричу я, привстав на стременах. - Эй, пошли со мной!"

"Куда? - кричат они с готовностью. - Куда ты зовешь нас, Митюшкин?"

"Недалёко! По улочкам все вниз, вниз - там луга... Знаете ведь?"

"Знаем, конечно, знаем!"

"Там кони пасутся... Много - хватит на всех!"

А они глядят на меня из окон школы и кричат:

"Говори, говори нам еще про это!"

"Там трава, - говорю я еще. - И ветер... И видать далеко-далеко... И никто ни на кого не кричит..."

"Ура-а-а! - отвечают они. - Ур-р-р-р-ра! - и начинают бросать из окон свои портфели. - Мы с тобой! Побежали туда, Андрюшка!.."

- Андрей!.. - услышал я, вздрогнул и проснулся. - Эй, ты где?

Было уже утро - солнце, роса. Я затаился в траве.

- Андрюха, это мы, вылезай!

Я поднялся, потому что голоса были невзрослые.

Весь пятый "В" стоял на лугу и, озираясь, высматривал меня.

Я вышел.

- Ура! - закричали они, будто сон мой еще не кончился - снился, снился... Они неслись мне навстречу.

- Как живешь, Митюшкин?

- Ну, ты даешь шороху!

- Молодчина!

- Правильно ты все написал!

- Андрюха, есть хочешь?

- Хорошо тебе тута!

Я стою, улыбаюсь. Кто-то сунул мне яблоко.

Я откусываю, спрашиваю:

- Чего это вы надумали?..

- Да нас послали...

- Кто? - настораживаясь, спрашиваю я.

- Ну, ясно кто! - смеются они. - Анна Михайловна, конечно! А ты думал - кто! Ты разве не знаешь, что директор...

- Знаю, - говорю я и перестаю улыбаться.

- Ну и вот! - хохочут они. - Если ты не вернешься, ее из школы выгонят, а сегодня как раз последний день! Ты молодчина, Митюшкин! Так ей и надо!

- А Ленка и Цыбулько где? - спрашиваю я, потому что на душе у меня как-то нехорошо...

- Ну, - отвечают они, - Ленка и Цыбулько не пошли. Не захотели, дураки упрямые!

- Нас ведь как послали... - объясняет Афанасьев. - Аннушка сказала: "Идите и уговорите его, а без него не возвращайтесь. А кто не пойдет, говорит, - тот диктант писать будет..." Ну мы и пошли, чего ж не пойти, ага?

- А ты не возвращайся, Митюшкин!

- А Ленка с Цыбулькой уперлись как дураки... - вздыхает Афанасьев. Не пойдем, и все! Ну, Ленка - ладно, она отличница, ей диктанта бояться нечего, а Цыбулько-то чего?.. Во балда... А ее мать сидит и плачет...

- Чья? - удивленно спрашивают все. - Ты про что, Афанасьев?

- Чья-чья! Анна-Михайловнина, чья еще! - отзывается Афанасьев. - У директора сидит... Плачет... Я сам видел...

- Не ври! - говорю я.

- Чо мне врать-то? - обижается Афанасьев. - Сидит и плачет!

Внутри у меня что-то ухнуло и заныло тоненько: я вспомнил о маме... Как она сидит в учительской, слушает, какой я плохой, плачет тихонечко и говорит, что я больше так не буду...

И так тошно делается мне, так горячо и больно на душе, так жалко ее и всех остальных, кто плачет и просит простить, что и сам бы я упал в траву и заплакал сейчас... Но я не плачу, мне некогда - нельзя опаздывать, ведь сегодня последний день!..