Когда он, обшарив каждый уголок по пути к гальюну и внутри него, и пошел обратно к носовому кубрику, чтобы осмотреться там еще раз, его внимание сразу привлекли громкие разговоры, доносящиеся со стороны юта. И оттуда явственно доносился голос боцмана. Оказалось, что возле развалин кормовой надстройки Мочилов ругался с рабочими, которые никак не хотели срезать кусок переборки, вывороченный взрывом вовнутрь и придавивший буфет в адмиральском салоне. Но боцману этот буфет был очень важен. Александр знал, что там внутри хранились корабельные реликвии: адмиральский фарфоровый сервиз, хрустальные бокалы, столовое серебро и, возможно, еще что-то, оставшееся на корабле со времени его спуска на воду в царское время.

Несмотря на пожар, бушевавший вокруг какое-то время после немецких попаданий, пока команда героическими усилиями не потушила огонь, не дав ему распространиться внутрь корабля, буфет, вроде бы, уцелел. Он только упал, придавленный рухнувшей переборкой. Добротно выделанная лакированная древесина выглядела лишь слегка тронутой пламенем с одного края. И боцман настаивал, чтобы буфет подняли немедленно. На что рабочие резонно замечали, что ремонт надстроек, согласно плану ремонтных работ, начнется лишь после того, как будут устранены пробоины в корпусе.

Сами рабочие, трое нерусских парней прибалтийского происхождения из Либавы, может и согласились бы, но их начальник, лысоватый толстенький инженер с чертежом в руках, наотрез отказывался терять время на столь незначительную ерунду. И Лебедев попытался вмешаться, используя служебное положение. Когда он представился инспектором от штаба флота, инженер несколько смягчился, а когда объяснил, что в буфете содержится секретная документация, которую необходимо немедленно извлечь, толстячку деваться стало некуда, и он все-таки отдал работягам соответствующие распоряжения.

Вскоре металл, мешающий поднять буфет, рабочие срезали газовым резаком. И Мочилов вместе с Лебедевым привели освобожденный предмет мебели в вертикальное положение. Хотя огонь и пощадил дерево, внутри все побилось. Роскошный адмиральский сервиз, который берегли столько лет, превратился в груду фарфоровых черепков. Хрустальные бокалы тоже разбились. Стряхнув черепки, Мочилов жадно выхватил из-под них большую деревянную коробку и, поблагодарив работяг, решительно направился в сторону носового кубрика. А Лебедев потопал за ним, стараясь не зацепиться за острые края вздыбленного взрывами металла, торчащие повсюду.

— Не понимаю, что тебе там так срочно понадобилось, ведь было ясно, что побилось все, что находилось в шкафу? — спросил Александр, когда они достигли того самого носового кубрика, в котором накануне поминали погибших друзей.

— Так нужно же было спасти наши корабельные реликвии. В этом ящичке лежит адмиральское столовое серебро. И мне совсем не хотелось, чтобы работяги рассовали его к себе по карманам. Это, во-первых. А, во-вторых, ящичек не простой. И в нем еще содержится наша главная корабельная реликвия, — поведал Игорь.

— Это какая же? — не понял Лебедев.

— Сейчас покажу, — сказал Мочилов, поставив ящик на ближайший рундук.

Боцман открыл плотную крышку и выложил начищенные серебряные вилки, ложки и ножи с царскими гербами. После чего извлек из-под них деревянное дно, оклеенное зеленым бархатом, вытащив наружу нечто матерчатое, сложенное в несколько раз.

— Вот наша главная реликвия! Это тот самый Андреевский флаг, который подняли над нашим эсминцем самым первым, когда он еще назывался «Новик»! И этот флаг приносит удачу нашему кораблю! Как видишь, он уцелел! — восторженно провозгласил боцман, растянув между разведенными руками большой флаг белого цвета с косым синим крестом.

Александр удивленно рассматривал реликвию, о существовании которой даже не знал. Ведь Малевский рассказывал ему, что главная реликвия на корабле, которую надлежит беречь — это адмиральский сервиз. А про Андреевский флаг Сергей Платонович не упоминал. Но, понятное дело, каперанг опасался говорить про флаг царских времен из идеологических соображений. Ну, не принято у краснофлотцев считать реликвией символ царского флота. Хотя самый первый флаг корабля флотская традиция обязывает беречь. И в этом, разумеется, есть противоречие политического свойства. Потому о старом флаге эсминца все молчали. Но, в то же время, берегли его. И даже сам Трибуц, когда был командиром этого же эсминца, тоже берег старый флаг.

— А ты знаешь, что этот флаг изображает? — спросил Лебедев.

Боцман кивнул:

— Знаю. Это же наш православный святой символ. Бабка моя верующая рассказывала про Андрея Первозванного, что он сначала был простым рыбаком. А потом стал апостолом, первым учеником Иисуса Спасителя. Андрей тот путешествовал много. Он и по нашей земле из Крыма в Рим через Ладогу проезжал и воздвиг каменные кресты возле Волхова и на Валааме, принеся в наши края христианскую веру. И так ему наши просторы и добрые русские люди понравилась, что влюбился Андрей в наши края и собрался поселиться у нас до конца жизни, но надо было ему сначала завершить все свои дела на юге, где он родился и жил до этого. Вот и поехал Андрей обратно на юг, в Святую Землю, оказавшись по пути в Греции. Но, так он в Россию и не вернулся, потому что в Греции его поймали нечестивцы и распяли на косом кресте. Потому в память об Андрее Первозванном, как о святом покровителе России, и сделали для нашего флота в царские времена такой флаг.

Лебедев тоже высказался о флаге:

— Есть другая история про его обретение. Когда царь Петр Первый еще не знал, какой флаг для военно-морского флота нарисовать, он разложил на столе перед собой лист бумаги и задумался. И вдруг оконное стекло преломило свет таким странным образом, что на бумагу лег блик по форме косого креста. Увидев это, Петр сразу вспомнил про апостола Андрея. И потому утвердил именно такой флаг для боевых кораблей.

Мочилов выслушал байку молча, больше прислушиваясь, не идет ли кто-нибудь. Он начал складывать флаг обратно.

— Может, и так было. Никто уже не узнает, как именно этот флаг утвердили. Но точно знаю, что он удачу приносит. Ты лучше помоги его сложить, Саня. Надо спрятать флаг обратно в коробку, а то еще обвинят в сочувствии царизму, если войдет кто-нибудь и настучит на нас. Это же тайная реликвия, сам понимаешь, и мало кто про нее знает.

Вдвоем они аккуратно сложили флаг обратно и, убрав его, снова сложили сверху столовые приборы, плотно надвинув крышку на ящичек.

— Положу, пожалуй, пока в свой рундук. Так надежнее. Он у меня запирается, — сказал боцман, отперев навесной замок маленьким ключиком и открыв собственный объемный вещевой ящик. Внезапно там внутри обнаружился и портфель Лебедева.

Мочилов объяснил, что сразу же припрятал его, как только обнаружил, что Саша забыл документы на эсминце. Потому и не удивился, когда Лебедев вернулся на корабль. А Саша по этой причине не смог самостоятельно найти свой забытый портфель. Наконец-то возвратив его себе со всеми бумагами, Лебедев сразу воспрял духом и, попрощавшись с Мочиловым, поспешил в штаб базы, где уже давно должен был находиться.

* * *

В это же самое время в Ленинграде, на берегу Невы, в старинном здании адмиралтейства с высоким позолоченным шпилем над крышей, в одном из больших кабинетов происходило совещание высшего руководства Краснознаменного Балтийского флота, возглавлял которое корпусный комиссар Евгений Лебедев. Теперь, когда информация, переданная ему сыном, полностью подтвердилась, а расположение высшего руководства страны было завоевано не только правдивостью этой самой информации, но и проведением успешной десантной операции против Хельсинки, главный комиссар флота Евгений Лебедев чувствовал собственную значимость. Поощряемый самим Жуковым на негласное управление действиями флота и одобряемый даже Верховным, он в последнее время ощущал себя непререкаемым авторитетом в Главном штабе КБФ. Оба самых высокопоставленных флотских адмирала, Трибуц с Пантелеевым, трепетали перед ним и почти со всеми его предложениями соглашались без пререканий.