Записано со слов Никитиной Т. В., г. Москва
В одном метре от угла дома росла вишня. Ее тонкие ветки касались крыши и отливной доски. Рядом стояла бочка для сбора дождевой воды. Кот легко взбирался по лестнице, ведущей на чердак, и шел по доске к вишне, на ветках которой обычно коротали время воробьи. В их отсутствие кот спокойно сидел на доске, греясь на солнышке. Но стоило им прилететь, как начинался спектакль. Воробьи смело прыгали с ветки на ветку, то приближаясь к коту, то отдаляясь от него. Временами они оказывались почти под самым его носом, как будто понимали, что он не рискнет на них напасть. А рисковать действительно не стоило: тоненькие ветки не выдержали бы его массы и он мог свалиться вниз с трехметровой высоты.
Эти игры я наблюдал не один раз. Кот нервничал, клацал зубами, но это не пугало воробьев. Они наслаждались его бессилием, весело чирикали, хлопали крылышками под самым носом своего врага.
Однажды выхожу утром во двор и слышу громкое беспрерывное мяуканье, доносящееся из бочки. Подхожу и вижу кота, стоящего на задних лапах на дне и передними дерущего стенку бочки. Дрожа, отчаянно вопя, по пояс в воде, он прикладывал все силы, чтобы выбраться. Ситуация была понятна: пернатые провокаторы довели животное, нервы не выдержали, и азартный охотник, забыв обо всем на свете, бросился на защиту своей кошачьей чести. Исход был предрешен.
А на ветках вишни воробьиная банда шумно праздновала свою победу. Их безудержное веселье невозможно передать!..
В скором времени вишня засохла, была срублена, и на этом месте соседи построили сарай.
Жаждущий мщения кот менял места дислокации, как бы приглашая своих врагов к новой игре. Но воробьи держались на расстоянии, как будто понимали, что обстановка изменилась не в их пользу. Ждали своего часа пернатые Кутузовы!
Из письма Измайлова А. Ф., г. Мичуринск Тамбовской области
У нас в магазине, как, наверное, и во всех других, есть мыши. Лично я боюсь их до полусмерти… Бывало, позору не оберешься. Взвешиваешь покупателю сыр или колбасу, а тут тебе под ноги крохотное пушистое и хвостатое существо ныряет. Ну, естественно, взлетаю с визгом на прилавок. Стыд и срам — мне ведь уже за пятьдесят!
Хотели у нас мышеловки поставить, я не разрешила. Бояться боюсь, а на мучения живых существ смотреть не хочу. Травить их тоже нельзя — пищевые продукты рядом. Вот и завела я кота Федьку. Ленивый кот — это то, что мне надо. Решила, что душить и носить мышей мне он не будет, а вот само его присутствие не позволит голохвостым по магазину, как у себя дома, разгуливать.
Кормила я Федора хорошо, не хотела, чтоб он с голодухи за мышами всерьез охотился. И вот заметила, что колбасу он сразу у меня на глазах съедает, а сыр всегда в угол за ящики носит и там ест. Такая его странность вызвала мое любопытство, и решила я понаблюдать за ним.
Как же я была удивлена, когда увидела, что Федор, примостившись в уголке, съел только половину кусочка, а вторую лапой к стене придвинул и вышел как ни в чем не бывало. И так не один раз. Я было подумала, запасы делает, а ночью съедает. А потом заметила, что кота нет, а кусочек исчез.
Стала следить. И выследила. На моих глазах зашевелился плинтус, и между ним и стеной показались сначала две крошечные лапки, потом мордочка, а потом и вся мышка. Быстро слопав кусочек сыра, она нырнула опять за плинтус, да еще и задвинула его на место каким-то образом!
«Ничего себе! — подумала я. — Этот бездельник еще и подкармливает мышей!» А потом мне пришла в голову другая мысль: «А может быть, кот умнее нас, людей? И вместо того чтобы объявлять войну и проливать кровь, нашел самое разумное решение — накормил голодного, чтобы тот не воровал?».
Тем не менее с появлением Федора мыши по магазину бегать перестали, а я, как коза, не скачу по прилавку.
Записано со слов Гуменюк С. И., г. Львов
В нашем поселке у всех есть живность, и, конечно, прежде всего куры. Обычно их держат за загородкой, чтоб не вредили огороду. И они к этому привыкли. Но попадаются с характером. Вот у соседки моей такой подарочек есть. Она ей даже одно крыло обрезала, но та все равно умудряется одной ей известными путями удрать на свободу. Романтическая особа!
Как-то я пришла в соседский двор и вижу картину: огромный пес Рекс несет в зубах куриное яйцо. Аккуратно несет, чтоб не раздавить. Подошел к хозяйке и у ног положил.
Для него это, как выяснилось, не впервой. Свободолюбивая курица оказалась еще и с фантазиями. Несется она только в будке у Рекса. А тот, польщенный доверием, тут же уступает ей место, когда она подбегает туда с квохтаньем. Затем курица убегает по своим куриным делам, а Рекс сторожит добро: дом, двор, живность и по совместительству снесенное в его будке яйцо. А затем честно отчитывается, сдавая хозяйке сбереженные материальные ценности.
Из письма Гвоздецкой В. С., пос. Комсомолец Краснодарского края
Следующие два рассказа отличаются особой трагичностью, лиричностью, человечностью и искренностью.
То, что дворовые собаки ненавидят почтальонов, ни для кого не секрет. В чем корни этого явления, никто толком объяснить не может. Я слышала такую версию. Раньше в народной, а особенно в деревенской среде, когда «просто письма» писались крайне редко, появление почтальонки у калитки всегда сопровождалось сильным эмоциональным всплеском у хозяев: страхом (не умер ли кто, не случилось ли чего плохого?) или радостью (наконец-то весточка от родных и близких!). Революции и войны сделали из них в восприятии измученных неизвестностью и страхом за близких людей некий образ «вестника».
Я представляю себе, как замирали и обрывались сердца, как становились ватными ноги, когда женщины видели приближающуюся почтальонку. Что несет она: приговор или временное помилование? И чуткие, преданные собачьи сердца чуяли тревогу хозяев. Любые эмоции — это выброс адреналина. Впрочем, все наши эмоции — всего лишь химия. Возможно, чуткие собачьи носы чувствуют изменение химических реакций в организме человека, ведь недаром группа ученых-кинологов выдвинула версию избирательности собачьих симпатий и антипатий, объясняя ее выделением у отдельных людей определенных ферментов, названных «запахом труса».
Но возможно, речь идет не о прозаическом сверхобонянии, а о чем-то еще мало или вообще неизученном, лежащем в альтернативных современной науке областях. Пока сказать трудно…
…Несколько лет подряд моя семья проводила летние отпуска в деревне, у одной и той же хозяйки: врачи настаивали, чтобы наш не очень здоровый ребенок пожил на природе, на козьем молочке и натуральных продуктах. Хозяйке, Степановне, когда мы впервые приехали, шел 69-й год. Жила она с козой Машкой и лохматой дворнягой по имени Шарик. Возможно, когда он был щенком, он и напоминал пушистый мячик, но с возрастом это имя звучало как насмешка над здоровым матерым псом, бдительно охранявшим вверенное ему хозяйство. Нас он встретил подозрительно, рычал, не подпускал к хозяйке. Степановна на всякий случай посадила его на цепь, успокоив нас словами: «К вечеру любить будет, никому в обиду не даст!» И мы рискнули.
Шарик сидел на цепи, нисколько не обижаясь, и внимательно следил за происходящим. Степановна суетилась, кормила, поила нас. Мы выкладывали на сбитый из досок стол привезенные из города лакомства, разгружали машину. Хозяйка смеялась молодым смехом, всплескивала руками, обнимала нашего 8-летнего сына…
За всем этим, шевеля бровями и морща нос, как будто сдерживая улыбку, наблюдал Шарик. А утром он уже встречал нас у крыльца, радостно повизгивая и всем своим видом демонстрируя готовность выступить в роли гида. Дружба состоялась.
Перед каждой очередной летней поездкой к Степановне мы волновались: жив ли Шарик, не случилось ли с ним чего за долгую деревенскую зиму. О том, что Степановна жива и здорова, мы знали, так как в течение года обменивались короткими и теплыми открытками.
