И вот произошло событие, изменившее уже сложившийся и ставший дорогим нашему сердцу уклад.
В то лето случилось несчастье. Нас в это время в деревне не было: мы уехали на машине порыбачить на озерах, в 20 километрах от деревни. Степановна осталась с Шариком и Машкой. Ее молодая и неугомонная натура требовала действий, и зачем-то (теперь уже не узнать зачем) она, приставив лестницу к дому, полезла наверх. До крыши она не добралась: верхняя ступенька обломилась и пожилая женщина упала с трехметровой высоты. Упала неудачно, ударившись шеей об угол металлического ящика, в котором находился вынесенный за пределы дома (для безопасности!) газовый баллон.
Свидетелем трагедии был только Шарик. Соседи потом рассказали, что слышали его отчаянный лай, но не придали этому особого значения.
Он пробежал по деревне, лаял у чужих калиток, скреб их лапами, но встречал его там лишь ответный лай собратьев. В лучшем случае люди не обращали на него внимания, а в худшем — оттаскивали свою собаку, а в него кидали камень или комок земли: «Пошел отсюда!».
Вот тут-то и появилась почтальонка. Шарика она не любила и боялась. И в этот раз, увидев его в таком возбужденном состоянии, только сильнее закрутила педали велосипеда, стараясь быстрее миновать дом Степановны. Обычно пес без особой агрессии облаивал ее, пробегая рядом с велосипедом несколько шагов, и с чувством исполненного долга отправлялся восвояси. Но в этот раз Шарик бросился на нее, сшиб с велосипеда и, вцепившись зубами в сумку, стал тащить за собой. С перепугу женщина бросила сумку. Но собаке была нужна не она, поэтому, сразу потеряв интерес к ненужному ему предмету, Шарик, рыча, вцепился в рукав почтальонки и стал ее тащить за собой. Та, естественно, заблажила на всю деревню. На ее крик выбежали люди и, похватав, что под руку попалось, бросились на пса. И вот тогда он совершил поступок, который иначе как «разумным» или «логически точным» назвать нельзя. Увернувшись от защитников подвергшейся его нападению женщины, он бросился к себе во двор, схватив в зубы почтовую сумку. Пес рассчитал верно. За ним побежали, чтобы ее отобрать. Когда соседи вбежали во двор, они увидели лежащую за домом без сознания Степановну, а в ее ногах почтовую сумку. Рядом сидел Шарик.
Степановну увезли в больницу. Через две недели она умерла. Все это время мы жили в ее доме, навещали ее в больнице, потом помогли похоронить.
Родных у нее не было. Впрочем, в деревне все в какой-то мере родственники. Стали пристраивать ее пожитки. Говорили о каком-то Григории, которому дом перейдет, вроде уже и отписали ему письмо. Машке тоже быстро нашелся хозяин. Незамысловатое добро Степановны разошлось по соседям «на память». Нам предложили тоже взять себе что-нибудь из вещей: «Любила она вас, да и вы к ней с сердцем отнеслись…» И мы выбрали лучшее, что было у покойной, ее верного друга. Теперь в нашем доме живет Шарик, мы даже имя ему менять не стали, хотя на собачьей площадке не раз замечали иронические улыбки владельцев Лордов, Маркизов и Изабелл. Есть имена, которые менять нельзя, — они покрыты славой. Все эти красивости — всего лишь собачьи клички. А наш Шарик — человек.
Записано со слов Головановой А. А., г. Самара
Это было четыре года назад. Я была еще девчонкой. Помню, как-то под вечер вбежала в дом рыдающая мать и бросилась на кровать. За ней следом вошел отец. Он был тих и растерян, сел на край кровати, стал гладить мать по голове и плечам и все приговаривал: «Ну, все, все, решили, пусть живет…»
Таким я отца никогда не видела. Мы, дети, его побаивались, а мать всегда старалась ему угодить. И никогда при нас отец не был так ласков с матерью, как в тот вечер. Я из трех сестер старшая, и мать со мной часто делится своими бедами и радостями. Мне она на следующий день и рассказала, почему плакала вечером.
У нас свое хозяйство. Есть в нем и корова. Зорькой ее зовут. Корова в крестьянском доме первая кормилица, ей и внимания больше, чем всем другим, и уважения. Когда мать командует по хозяйству, то сразу видно различие: «Наташа, покорми птицу! Вера, покорми скотину! Аня, дай поесть Зорьке!» Телилась у нас Зорька дважды. После второго отела что-то с ней произошло: молока стала давать мало, да и вообще грустная стала.
В первый раз она бычка принесла, а второй раз телочку. Бычка мы сдали. А телочка Манюня всем по душе пришлась.
Дочка Зорькина подрастала, и назревала трагедия. Двух коров в хозяйстве, таком, как у нас, не держат. Вот и наступил момент, когда отец заговорил с матерью на эту тему. Сделал он это подальше от наших ушей, когда мать в сарае Зорьку щеткой скребла. По-хозяйски оценив ситуацию, отец выбор свой остановил на Манюне, а Зорьку ожидала бойня. Об этом он завел разговор с матерью в присутствии коровы. Зорька прядала ушами, дрожала под щеткой мелкой дрожью, потом вдруг сделала несколько шагов вперед, развернулась мордой к отцу и стала смотреть ему в глаза.
«Ну все, решено!» — твердо сказал отец. И тут Зорька неожиданно сделала шаг к нему и… неуклюже, всей тяжестью рухнула перед ним на колени. Она не отрывала глаз от отца, и из них катились слезы. Мать схватилась за сердце, упала на шею корове и заголосила: «Не дам!» Отец пытался что-то сказать, но и у него перехватило горло. Оттащив мать от коровы, он повел ее в дом, где я и увидела необычную для нашей семьи сцену…
Работы нам прибавилось. На двух коров кормов запасти — адский труд. Но мы старались. А Зорька за нас старалась. Сначала она своенравную Манюню пасла. Мы только ворота открывали и закрывали. Бывало, наблюдая за ними, смеялись до колик в животе: Манюня все норовит сбежать, а Зорька ее и головой боднет, и за зад куснет, и боком толкнет, а во двор загонит. Раньше мы часами ее разыскивали и во двор гнали, а как ее маманя в пастухи пошла, у нас и заботы не стало.
А Зорьке и того мало. Взялась она и чужих коров пасти, все ей кажется, что хлеб свой мало отрабатывает. С пастбища приводит и по дворам разгоняет. Слушаются они ее. И другие хозяева довольны. Всем она работы поубавила. В благодарность корму Зорьке на зиму подбрасывают, делятся. И нам Зорька не в тягость уже.
Вот такая умная корова. И попросить, чтобы жизнь ей сохранили, сумела, и сама себе на пропитание зарабатывает.
Записано со слов Широковой В. Г., пос. Новый Ставропольского края
Человек гордится своей способностью изобретать что-то новое. Но только ли людям присуща такая особенность мышления, удивительное умение решать проблемы путем создания чего-то нового, не известного прежде? А может быть, наши меньшие братья тоже в какой-то мере обладают даром, который когда-то прославил Эдисона, Кулибина и других людей?
Изучая жизнь муравьев или термитов, невольно приходишь к мысли, что эти крохотные существа создали цивилизацию, почти не уступающую по уровню своей сложности нашей, человеческой. Их искусственные города — муравейники и термитники — представляют собой уникальные инженерные сооружения. Муравьиные «небоскребы» чрезвычайно прочны, система ходов удобна и оптимальна для передвижения. В них действует система вентиляции, а в холодные дни «включается» хитроумная система обогрева.
Тщательно выстроена и структура муравьиного государства со своей полицией, отрядами рабочих, инженеров-строителей, царями и придворными.
О том, что у муравьев налажено «сельское хозяйство» и «животноводство», известный немецкий натуралист Карл Линней писал еще в 1861 году. Эти трудолюбивые насекомые занимаются разведением тлей, выделяющих из брюшка сладкую жидкость. Муравьи строят для своих «сахарных коровок» теплые «загоны», где те пребывают в непогоду. Их выгоняют на «пастбище» с восходом солнца и регулярно «доят». Кроме того, на специально оборудованных плантациях муравьи выращивают съедобные грибки Все это действительно напоминает наше сельское хозяйство и животноводство. А ведь возникновение и развитие именно этих областей, как считают ученые, было когда-то революционным для человеческой цивилизации!
