— Хватит смотреть на часы, Жюстин! Перестань убирать посуду, она подождет. Это просто мания какая-то!

Я не могу ждать. Слишком много времени потеряно, слишком большая часть жизни растрачена зря, слишком близка смерть. Я должна уничтожить пыль и беспорядок, как я должна уничтожить калории. Я чищу зубы десять раз на дню для того, чтобы удалить изо рта даже крошечные частицы калорий, даже после глотка чая. Жвачку я больше не жую: две калории — это слишком много.

Я одержима стремлением к порядку. Каждая вещь должна лежать на своем месте. Маленькая сестра не имеет права входить в мою комнату со своими игрушками. Я удаляю там пылесосом даже малейший намек на пыль. Я расставляю йогурты в холодильнике. Они должны стоять по категориям. Десерты с кремом тоже. И коробки с пирожными на полках тоже, хоть они меня и не касаются. Я расставляю их и пересчитываю.

Я внимательно слежу за тем, что едят мои родители. Я хочу, чтобы они ели все больше и больше. Если мама уходит в полдень на работу, не поев, я что-нибудь готовлю для нее или даю ей с собой маленький пакетик с пирожными. Утром я слежу за тем, чтобы младшая сестра как следует позавтракала.

Любовь к порядку и усердие, тяга к совершенству — эти черты всегда были мне свойственны. И до сей поры никто не упрекал меня за методичность. Я проверяю вещи в портфеле, пересчитываю тетради, я тщательно переписываю домашние задания для того, чтобы сдать их в идеальном виде. Мне постоянно нужны точки опоры, я должна быть уверена во всем. Я обожаю фантазийные украшения, особенно серьги, каждые две минуты я убеждаюсь в том, что все мои «драгоценности» на месте: кольца, браслет, серьги. Я начинаю считать сверху: раз — левая серьга, два — правая, три — кольцо, четыре — другое, пять — браслет. Все на месте. Моя подруга Жюли раздражается.

— Да перестань, сколько раз за сегодняшний день ты пересчитала серьги и все остальное?

Я боюсь что-нибудь потерять. Пропавшая серьга за три евро — это катастрофа. Я разражаюсь слезами. Летом в море я постоянно теряла их. Каждый раз я слышала: «Не надо было в них купаться».

Мне подарили кольцо с настоящим маленьким бриллиантиком, и я его тоже потеряла. Я очень расстроилась из-за этого. Я уже не помню, ругали меня или нет, но я все время боюсь осуждения со стороны родителей. Я чувствую себя в долгу. Они, насколько позволяют средства, щедры по отношению ко мне, но всегда напоминают мне о том, что это «дорого».

— Ты не отдаешь себе в этом отчета, но деньги с неба не падают. Три недели назад я купила тебе сиди с двумя песнями, а вчера что тебе подарили? Колечко, так ведь? И журнал.

Родители научили меня уважать деньги и особенно бояться долгов. Мне кажется, я все время слышу, как мой отец говорит:

— Никогда ни иметь долгов. Ты даешь взаймы или берешь, это обязательно принесет неприятности. Никому ничем не быть обязанным и экономить.

И вот я экономлю. Мне пятнадцать, каждую неделю я получаю десять евро на карманные расходы. И я стараюсь не истратить ни единого евро. В моей бухгалтерии дебет всегда должен быть на нуле. Я экономлю на будущее. Я повторяю себе: «Надо, чтобы у тебя были деньги. Будь экономной, слушай папу с мамой. Если ты хочешь в один прекрасный день иметь квартиру, машину, если ты хочешь оплатить курсы вождения, начинать экономить надо сейчас».

Этот период физического истощения и драконовской экономии длился полтора года. А потом наступила катастрофа.

Змея

У меня была лучшая подруга. Она оставила меня, когда началась болезнь, она не могла понять меня. Я чувствую себя одинокой. Когда после летних каникул начались занятия, я с ней даже не поздоровалась, она со мной тоже. Словно мы не знакомы. А мы ведь дружили с начальной школы. В ноябре я весила сорок девять килограммов.

Я потеряла все. Я не испытывала больше радости от жизни, мне не хотелось гулять, ходить В столовую, разговаривать с одноклассниками, даже учиться. Как только предоставлялась возможность, я уходила в тихий класс для самостоятельных занятий. Там ученики делают домашние задания. Мои занятия заключаются в беспрестанной проверке и дополнениях к таблице калорий. Я вырезала ее из журнала, переписала в тетрадь, и каждый день в нее что-нибудь добавляю, черпая информацию то тут, то там. Пока одноклассники играют в саду, я хотела бы вернуться к родителям, есть вместе с ними, проверяя, хорошо ли они питаются, контролировать покупки, проглядывать полки в шкафчиках. Я знаю, что моя бывшая лучшая подруга проводит время со своей новой лучшей подругой, которая мне совсем не нравится.

Такие разрывы всегда приносят боль. Мы были неразлучной парочкой и все друг другу рассказывали. С ней я могла критиковать мальчиков, признаться в том, кто из них мне кажется самым красивым или самым глупым. Я открывала ей свои маленькие секреты, я завидовала ей, потому что ее мама принадлежит к категории так называемых ласковых мамочек, я любила ходить к ней в гости и получать долю постоянно проявляемой и неиссякаемой нежности ее матери. Мне необходимо участвовать в жизни других людей. Я чувствую, что не способна жить для себя одной. Как запретить себе требовать любви от других? Я хочу этой любви постоянно, я думаю только об этом. Конечно, счастье других мне небезразлично, но для меня важнее не любить их, а быть любимой ими. Я эгоистка. Я не даю, я жду, чтобы дали мне, чтобы меня окружили любовью, нежностью, уважением или даже восхищением. И вот в преддверии шестнадцати лет, чувствуя себя великолепной, с моим весом меньше пятидесяти килограммов, я вызываю лишь равнодушие или гнев окружающих. Меня больше не любят. Моя бывшая лучшая подруга избегает меня, отказывается разделять мои интересы. Когда-то инициатива в наших отношениях принадлежала мне, а подруга меня слушалась. Я не хотела, чтобы она худела, наоборот, я часто повторяла ей, что она слишком тоненькая от природы. Она должна есть полдник в четыре часа дня и обрести формы! Девушка с округлившейся фигурой — это красиво. Но, конечно, когда это касается других. Не меня. Но подруга покинула меня, и у нее теперь свой мир.

А мне плохо в моем мире взвешиваний, калорий и пищевых добавок, которые нужно сосать, как младенец, из бутылочки. Это последняя находка специалиста по питанию! Сначала я их пила. А потом стала выливать бутылочки в туалет. А затем и вовсе забросила. Я поняла, что проглатываю с этой несъедобной штукой двести пятьдесят калорий, вместо нее я могла бы съесть что-нибудь вкусное, кусок хлеба с орехово-шоколадным кремом, например. Двести пятьдесят калорий в отвратительной жидкости! Смешно.

Понедельник 3 января 2005 года, грустное возвращение после рождественских каникул.

Начинается все с этих восьми с половиной баллов из двадцати возможных по французскому языку. Я стала хуже учиться, я знаю. И я полностью отдаю себе отчет, что в этом виновата моя всепоглощающая болезнь: я думаю только о еде, я ем только с мыслью о еде, я сплю только с мыслью о еде. Я с трудом встаю утром в школу. Я стала каким-то умственным импотентом, я не могу больше размышлять. Все мое существование подчинено анорексии, ее жалким трудам и заботам.

В слезах я звоню по мобильному телефону моей тете.

— Все плохо, я не хочу больше ходить в школу, я больше ничего не хочу.

Я часто обращаюсь к тете в трудных ситуациях.

Я прошу у нее помощи, так как знаю, что она меня не осуждает. Я подозреваю, что она предупредит маму, которая, впрочем, все равно должна позвонить мне в час пополудни. Это произойдет именно сейчас. Я сижу в одиночестве на скамейке. Я жду только одного — ее звонка. Я не свожу глаз с телефона, я топаю от нетерпения ногами в предвкушении звука ее голоса, который на несколько минут перенесет меня домой. Я ненавижу лицей, одинокие трапезы, слишком серьезных учеников, часы работы в классе для самостоятельных занятий.

Наконец вибратор телефона жужжит. Мама.