— Кто ты?

     Поставив корзину на столик и посадив кролика на стул, Слейд расправил плечи и браво доложил:

     — Слейд Гарретт, номер социального обеспечения 170...

     Шейла махнула рукой. Остроумно, но не это она имела в виду.

     — Я хотела сказать, что ничего не знаю о тебе, кроме того, что ты пишешь для «Таймс» и что ты ублюдок.

     Его глаза искрились весельем.

     — Ты намекаешь на мое происхождение или на что-то еще?

     — На что-то еще, — ответила она с той же дозой юмора.

     Ему представилось, как они рассказывают друг другу истории о своем детстве. Похоже, ее детство не было таким безоблачным, как она, вероятно, полагает.

     — У нас впереди вся жизнь, чтобы узнать друг друга... или год. Зависит от того, как ты используешь свое право выбора.

     Шейла не совсем поняла его.

     — Ты серьезно? Насчет года?

     Слейд наклонился и взял у нее ребенка. Господи, он никогда не испытывал ничего подобного!

     — Я серьезно настроен заставить тебя забыть о годичном сроке, но, если в конце его ты сочтешь, что наш брак не удался, я соглашусь на развод.

     Какой тогда смысл? Зачем вообще было устраивать всю эту суматоху?

     — Чего ты добиваешься?

     — Я уже говорил тебе: не хочу, чтобы ребенок чувствовал себя...

     Это они уже проходили. Именно эти рассуждения заставили ее уступить, но здесь что-то большее.

     — Это единственная причина?

     — Нет, — тихо сказал он, глядя на нее поверх пушистой головки ребенка. — Я хранил твой портрет все время, что был за границей. И это единственное, что позволяло мне жить дальше.

     Она не сразу нашлась что ответить. Он действительно не шутит.

     — Я не давала тебе фотографию.

     — Здесь... — держа ребенка в одной руке, другой он постучал по своему виску, — я хранил твой портрет здесь. Когда мятежники ворвались в наш лагерь и палатка, в которой я спал всего пять минут назад, вспыхнула факелом, перед моими глазами прошла не вся жизнь, а только одна ночь. Наша ночь.

     Он перевел дух. Тот образ до сих пор ошеломлял его.

     — Я решил увидеть тебя снова. — Он улыбнулся, вспоминая свое удивление, когда нашел ее беременной. — А потом я понял, что хочу видеть тебя постоянно. Так что оставалось два способа: или забеременеть самому и воспользоваться твоими услугами, или жениться на тебе. Я выбрал более легкий путь.

     Шейла подумала о своих родителях: оба такие замечательные люди, просто им нехорошо вместе.

     — Через некоторое время ты можешь передумать.

     — Почему? — Он осторожно переложил ребенка в ее руки. — Чего ты боишься?

     Если он честен, она тоже может ответить честно:

     — Я не люблю поражений, Слейд.

     Это совсем не проблема.

     — Тогда побеждай.

     — Не так это просто. — Она сухо рассмеялась.

     — Но и не так сложно, — возразил он. — Я давно понял, что все прекрасно получается, если очень захотеть. Судя по твоим успехам, ты — тоже.

     Его ответ удивил Шейлу. Он наводил справки о ней?

     — Что ты знаешь обо мне?

     Ему нравилось, какими огромными становились ее глаза, когда она удивлялась или попадала в неожиданную ситуацию.

     — О, ты, может, не поверишь, но у меня есть связи.

     Шейла нахмурилась. Значит, она права.

     — Ты наводил обо мне справки?

     Он бы не так это сформулировал, но к чему спорить о словах?

     — Это помогало проводить время.

     — Но ведь ты был за границей все эти месяцы?

     — Да, но связей не потерял.

     И он хотел знать о ней много. Как можно больше.

     А она-то думала, что осталась для него лишь приятным воспоминанием.

     Одна встреча. Одна ночь.

     — Мне кажется, ты создал себе множество трудностей.

     — Я смотрю на это иначе. — Он перевел взгляд на закопошившуюся Ребекку. — Она, кажется, голодна. Или съела лимон.

     Не дожидаясь ответа, он повернулся и задернул занавес, отгораживающий ее кровать от двери.

     — Что ты делаешь?

     — Обеспечиваю тебе уединение. Вдруг кто-то зайдет, пока ты кормишь Бекки. Ты ведь будешь кормить?

     Шейла с удивлением почувствовала, как румянец ползет вверх по шее. Она считала, что не умеет краснеть.

     — Процедура довольно интимная, так ведь?

     — Поэтому я и задернул занавес... — Запнувшись, он спросил менее уверенно: — С какой стороны занавеса мне остаться, Шейла?

     Она бы сказала «с другой», но Слейд предоставил ей выбор и этим сделал ситуацию выигрышной для себя. Чего, собственно, и добивался. Ума у него не отнять, подумала она с невольным восхищением.

     — Можешь остаться здесь.

     Он довольно улыбнулся и снова сел на край кровати.

     — Спасибо, с удовольствием.

     Слейд привык быстро оценивать окружающую обстановку и приспосабливаться к ней. Двухэтажный дом Шейлы был обустроен со вкусом, без показного блеска. Элегантность и класс. Как и сама хозяйка.

     — Приятное местечко, — пробормотал Слейд.

     Поставив на пол гостиной чемодан Шейлы, который одна из медсестер принесла в больницу, Слейд закрыл входную дверь. Кролика он устроил в первом попавшемся удобном месте, на диване. Кролик качнулся вперед и уперся в журнальный столик.

     — Дай мне ребенка, — попросил Слейд, протянув к Шейле руки.

     Не успела она возразить, как он уже взял у нее дочку. Ребенок издал звук, который Слейд принял за выражение радости. Для начала ему хватит этого приветствия.

     — Вот ты и дома, Бекки. Как тебе понравилась первая поездка на машине?

     С ребенком в руках Слейд двигался по гостиной так, словно знакомил с ней Ребекку. По обе стороны камина из белого камня возвышались встроенные книжные полки. Подбор книг говорил о разнообразии вкуса.

     Это у нас с Шейлой общее, подумал Слейд.

     — Веди себя хорошо, детка, и я куплю тебе красный «корвет» к шестнадцатилетию.

     Он действительно серьезно относится к происходящему, думала Шейла, наблюдая за ним. Сама она никак не могла привыкнуть к перспективе жизни со Слейдом, но умела различать равнодушие, когда сталкивалась с ним. Здесь же на равнодушие не было и намека. А ведь, глядя на него, не подумаешь, что он может быть мягким и нежным. Она улыбнулась, качая головой.

     — К счастью для тебя, она не запомнит.

     Слейд повернулся к Шейле.

     — Я серьезно. Каждый должен мечтать о чем-то. — И он обратился к дочке за подтверждением: — Правда, Бекки?

     Шейла подавила желание забрать у него девочку. В конце концов, он тоже имеет право на Бекки. И умеет держать ребенка, удивилась она.

     — В данный момент, я думаю, она хочет лишь быть накормленной и сухой... В чем дело? — спросила Шейла, поскольку Слейд усмехнулся.

     — Именно об этом я мечтал в Сомали. — Он задумался. — И в Боснии. И...

     Он перечислял страны так небрежно, словно это отделы универмага или парки развлечений, усыпавшие Южную Калифорнию, а не средоточия смерти и уничтожения. Как ему удалось остаться таким безучастным? Или это просто защитный механизм, выработанный для того, чтобы не сойти с ума?

     — Тебя посылали во все эти опасные места? — недоверчиво спросила Шейла.

     Он пожал плечами, растворяясь в улыбке Ребекки. Кто-то может подумать, что это реакция на газы в желудке, но он точно знает: это улыбка его дочери, предназначенная только ему.

     Я не подведу тебя, малышка. Клянусь, не подведу.

     — Туда, где есть новости, — ответил он Шейле.

     Шейла молча кивнула. Если бы она любила его, мысль о том, что он рискует жизнью ради каких-то репортажей, расстроила бы ее. Но ведь она его не любит.

     Правда, беда в том, что она ни в чем не уверена. Оказавшись в такой щекотливой ситуации, лучше не строить никаких планов... и не позволять чувствам строить планы за нее. Она поддалась чувствам только дважды. В последний раз это закончилось премией в восемь фунтов три унции. В следующий раз удача может изменить ей.