Когда же настал вечер и мы решили обрести вписку в городе сём, стучась в ворота разных домов, дети и взрослые продолжали следовать за нами, вероятно, отпугивая потенциальных желающих приютить нас. Когда мы стучались в очередной дом, оттуда, как правило, выходили люди и пытались направить нас в город Дамаск, где, по их мнению, расположен «хотель». Мы же «хотель» не хотели. Наконец нам удалось избавиться от назойливых детей, помощников и советчиков и, как только мы остались наедине с вечерней пустынной улицей, вскоре в одном из домов мы и обрели ночлег.

Хозяева дома, куда нас привела жизнь, удивились, но приютили нас. Дед, отец и несколько детей заинтересовались появлением иностранцев, и позвали посмотреть на нас всех своих знакомых (видимо, стадность была присуща этому городу Кутейфе). Среди знакомых оказалось и двое полицейских. Не грубо, но как бы между делом, они захотели проверить наши паспорта, коих у нас и не оказалось (как вы помните, мы сдали их в йеменское посольство). Вместо паспортов у нас были пограничные учётные бумажки, выдаваемые всем на въезде, и удостоверения АВП. Полицейские переписали все имеющиеся сведения о нас корявыми латинскими буквами, и, откланявшись, ушли.

В доме был душ и телевизор. Хозяева, желая развлечь нас, перебирали десятки спутниковых каналов, и случайно попали на суданскую программу новостей. Это было подобие нашей советской программы «Время». Диктор, чернолицый человек в белом халате и чалме, на фоне большой карты Судана, читал по-арабски монотонную речь, перемежающуюся видеоматериалами.

Вот Материал Номер Один — Политические Новости. Какой-то человек в пятнистой военной форме произносит спич перед огромной толпой мужчин и женщин, запрудивших площадь. Когда он делает паузы, площадь отзывается тысячью криков, вероятно означающих "Ура!", "Враг не пройдёт!", "Наука победит!" и т. п.. Скорее всего, это был Хартум — где ещё можно собрать такую толпищу?

После политических новостей пошли новости экономические. Важные люди ритуально разрезали ленточки, и на экране появлялись трактора, поля, каналы и комбайны… В общем, сельское хозяйство в счастливом Судане развивалось невиданными темпами. Диктор в чалме, периодически сменяющий видеохронику, комментировал всё происходящее.

Потом пошли новости из хороших стран. Вот важные люди садятся за стол и подписывают бумаги. Среди важных людей — Ельцин, самый настоящий (вот прикол: в Сирии, по суданскому телевидению, увидеть Ельцина). Затем пошли новости из плохих стран: что-то горело, взрывалось, бежали люди с перекошенными от страха лицами… — это была, вероятно, Югославия.

Так, расширяя свой кругозор при помощи известного жизнезаменителя — телевизора, мы дождались ужина, который был по-сирийски обилен, как всегда. Каша из гороха и простокваша, картошка, маслины, хлеб и чай были, как всегда, изобильны. Поели, помылись, оставили хозяевам на память российские открытки и свои адреса, и в 22.20 улеглись спать.

Когда мы проснулись на вписке в Кутейфе, хозяева ещё спали. Пришлось уйти, не прощаясь. Андрей с Пашей поехали в ещё один достопримечательный город Дмейр, а я — в Дамаск, на контрольную стрелку. Стрелка сия, 26 февраля в 10.00 напротив российского посольства в Дамаске, была назначена ещё заранее, в Москве. Маловероятно, но всё же могли там появиться: 1) часто запаздывающий Олег Моренков, или же 2) Миша Кошелев, оставшийся в Турции и собиравшийся настрелять там денег на сирийскую визу.

Я вышел на автобан. Не прошло и минуты, как затормозила утренняя маршрутка:

— Извиняюсь, no money (нет денег), — предупредил я.

— No money — no problem! Welcome! (нет денег — нет проблем!) — обрадовался водитель (именно реально обрадовался, а не проворчал огорчённо), и мы поехали в Дамаск.

Дамаск показался уже привычным, родным городом. Быстро миновав пустынные, населённые лишь утренним солнцем улицы (была пятница), я вовремя оказался в условленном месте. Но, как и следовало ожидать, никто, кроме меня, так и не появился. Несколько раз обошёл забор посольства, подождал минут тридцать и покинул это место.

Пятница, арабский выходной день, располагала к безделью. Целый день я бродил по Дамаску, чревоугодничал, сидел, греясь на солнце, писал письмо домой. К пяти часам вечера я прошёл пешком, не торопясь, весь город и пересёк шумную объездную дорогу. Объездная была чуть уже нашей Московской кольцевой, так же полна машин, и называлась, разумеется, Дорога Хафиза Асада.

За кольцевой дорогой имени Хафиза Асада находился целый лес кактусов, а за ним — поле. Солнце ещё не зашло. Я решил, что неплохо было бы заранее лечь спать и капитально отоспаться впрок. Лёг среди этого поля (людей не было) и покрылся тентом.

Прошло минут десять, я уже начал было засыпать, как почувствовал, что меня трогает какой-то предмет. Я выглянул из-под тента. Усатый мужик в зелёной пятнистой одёжке и больших кроссовках тыкал в меня ружьём российского производства. Объясняю свою сущность на англо-арабском языке:

— Sleep, букра сафара йемение (сплю, а завтра в йеменское посольство).

— Sleep — my home, yes? (спать — мой дом, да?) — ответил мужик с ружьём.

Мужик оказался охотником, звали его Набиль. В большом заспинном кармане, заменяющим рюкзак, он хранил мелких птенцов типа цыплят и по дороге ощипывал их. "Вот накормит этими птичками", — думал я. Дом охотника находился в северо-западной части города, довольно далеко отсюда, там, где дома поднимаются в гору и многослойно облепляют её. Мы шли довольно долго — сперва по широким улицам, потом по узким, кривым и крутым улочкам, которые затем сменились длинными извилистыми лесенками.

Интересно, в этом районе Дамаска я ещё не был! Сплетение домиков напоминало муравейник. Стемнело. Мы шли по улице-лесенке, справа она выходила, скажем, на крышу трёхэтажного дома, на которой висело, сушась, бельё, а напротив были ворота другого дома, и, соответственно, только первый этаж. Почтальонам здесь, должно быть, несладко. Таким образом мы шли тридцать минут; Набиль периодически останавливался и тяжело дышал; я тоже.

Наконец, пришли. Набиль жил в одном из тысяч прилепленных к горе домиков, причём внутри было очень современно: ковры, диваны, столик и телефон. По дому бегали два маленьких ребёнка, молоденькая жена была беременна третьим. Хозяин оказался чистолюбив; придя с охоты, он тут же постирал свои носки, а большие кроссовки спрятал на балкон. Я последовал его примеру. В квартире оказался даже душ. Помылся и постирался, в то время как жена хозяина готовила нам ужин.

Балкон закрывался почему-то на ключ. С балкона открывался потрясающий вид сверху на ночной Дамаск. Город лежал под нами, в долине, и сверкал миллионом огней. Две верёвки на балконе были полностью завешаны бельём, а третья была пуста. Я потянулся развесить свои одежды на ней и тут же получил мощный удар током. От неожиданности я даже забыл обычное в таких случаях российское ругательство, а затем пристроил своё бельё среди уже висящего хозяйского.

Вскоре образовались еда и чай, и мы предались неспешной беседе на смеси английского и арабского языка. В половине девятого вечера весь чай был выпит, и я перешёл в состояние сна на одном из мягких диванов.

Набиль, его семья и вписчик я встали в половине седьмого. Я собрался, поблагодарил хозяев за приют и направился вниз, в город. Из такого муравейника домов легко найти выход: иди вниз, вниз, вниз… А вот обратно найти дом, откуда я вышел — если бы я вдруг обнаружил, скажем, что забыл на вписке что-нибудь — вернуться было бы уже почти невозможно! Радуясь, что ничего не забыл, я шёл вниз и ел хлебную лепёшку.

В условленное время, напротив йеменского посольства, собрались шестеро участников Великой экспедиции, желающих получить йеменскую визу: Шулов, Шарлаев, Петров, Марутенков, Казанцев и я; а также седьмой, Гриша