Суданский климат и болезни издревле отпугивали путешественников. Брэм писал:
«Климат Хартума несомненно один из самых нездоровых на свете. Было вычислено, что 80 процентов европейцев, вынужденных жить много лет сряду в Хартуме, умирают в течение этого времени… Климат Судана губителен для всех: неграм он так же мало подходит, как и белым, туземца умерщвляет так же легко, как и пришельца. Болезни в Судане развиваются так быстро, что часто в несколько часов кончаются смертью.»
Мы же, со справками АВП в кармане и оптимизмом в голове, на шестидесятый день путешествия шли по темнеющим улицам Омдурмана и искали место для ночлега. Какая регистрация, какие пермиты, где комендантский час? Где террористические лагеря? Да и угощали нас все последние дни не собственной кожей, а чем-то более вкусным.
Андрей, увидев группу молодых людей у каких-то ворот, решил попросить у них чай. Молодые люди, разумеется, не бросились нас кастрировать или отрезать кожу, а с удовольствием пригласили во двор, освещённый тусклым электрическим светом. Там стояло несколько деревянных лежаков, мы присели. Ребят было человек десять, им было, вероятно, по 18–20 лет. Один из них носил зелёную тюбетейку; как нам объяснили, он был молодым муэдзином. Вероятно, все тусующиеся в этом дворе были учащимися медресе, и поэтому они завели с нами беседу на мусульманскую тему.
«Вот, видишь, я Black (чёрный) — показывал нам свою руку один из ребят. А ты Blue (голубой; он имел в виду белый). А Аллах — он показал на небо — один для всех, для тебя и для меня.»
«Иса (Иисус) — Мессия, святой, но не Аллах. Аллах — один. Для меня и для тебя, один и тот же.»
Пока нас просвещали, оказалось, что во дворе имеется душ. Мы сходили и помылись — по очереди, пока прочие беседовали. Хорошо в цивилизованном городе! Принесли чай.
«Тут рядом есть мечеть. Хотите переночевать в мечети?» — спросили нас.
Мы согласились, и после чая нас повели на ночлег в мечеть, которая оказалась больше, чем мечетью, — настоящим мусульманским монастырём. Его здания выделялись на фоне одноэтажного глиняного Омдурмана, напоминая чем-то Андрею космический корабль.
Мусульманский монастырь в Омдурмане принадлежал, по всей видимости, тем самым махдистам, что в прошлом веке отвоевали страну у англичан на целое десятилетие. Монастырь содержал в себе мечеть с огромным яйцеобразным куполом и другие здания, обнесённые большой капитальной стеной. Нас привели внутрь и ввели в одно из строений. В комнате, на полу, устланном коврами, сидели человек пятнадцать с бубнами, барабанами и другими музыкальными инструментами; они играли и пели свой религиозный гимн радости. Мне почему-то пришло на ум сравнение (прости, Аллах!) с кришнаитами. По сторонам комнаты стояли диванчики; мы разулись и сели. Люди продолжали играть и петь. Жаркий африканский воздух разгоняли вентиляторы под потолком. Комната была электрически освещена. Меня удивил такой синтез древнего и современного. Когда песни кончились, один из жителей этого монастыря занялся нами. Он был лет тридцати, высокого роста, в зелёном халате и тюбетейке, и, ко всем этим свойствам, оказался англоговорящим.
Перешли в другое помещение, расселись на коврах, и вскоре перед нами образовалось, конечно же, большое блюдо-поднос, заставленный мясным, бульонным, «сопливым», тыквенным и, вероятно, соевым кушаньями, хлебом и запивательной водой.
Из разговора выяснилось, что люди и впрямь уходят в этот монастырь навсегда, посвящая жизнь Богу. Способами приближения к Богу здесь служат молитвы, игра на музыкальных инструментах, танец, проповедничество и благотворительная деятельность по подкормке и вписке всяческих, подобных нам, автостопщиков.
Укормленные буквально до отвала, мы помышляли о сне. Комната, в которой мы легли спать, была, как и пищевая комната, снабжена коврами и вентиляторами. Сии вентиляторы вяло перемешивали воздух в комнате; нам было непривычно жарко и душно после свежего воздуха пустыни. Всю ночь в комнате, где мы спали, шелестел какой-то человек, бормотал свои молитвы и перебирал чётки.
Мы поднялись, по привычке, с рассветом. Наших друзей, вчера приведших нас в монастырь, не было видно; вчерашний человек в зелёном халате тоже был не знаю где. Умылись и, не задерживаясь, отправились в Хартум — ведь именно там, у стен российского посольства, должна была произойти наша встреча с Шуловым, а до посольства ещё дойти надо.
Потихоньку глиняные кварталы и пыльные улочки сменились более современными домами и асфальтовой дорогой. Мы шли и шли, а на вопросы «где Нил?» или «Где Хартум?» нам непременно показывали вперёд. Под руководством Вовки мы занялись городским автостопом. Первая же застопленная нами «бокаси» повезла нас четверых, безо всяких денег. Омдурман оказался немаленьким городом: а что вы хотите, если миллион человек живут здесь в одноэтажных домах?
Вот и мост через Белый Нил. Капитальный, четырёхрядный. Нил такой же широкий, как и в Каире. Вдали строится новый автомобильный мост с изгибом. Кстати: помимо столицы, нигде в Судане мостов через главную реку пока нет.
Хартум — пустынный и бедный город — предстал перед нами. Наполненный обшарпанными бетонными зданиями, как правило, в 1-2-3 этажа, возможно, ещё английской постройки. Пока шли через центр города, успели наворчать друг на друга. Следуя карте, пересекли железную дорогу и легко уехали автостопом в нужный квартал Аль-Амарат.
— Мумкен ат-тахузни ат-тарик иля Аль-Амарат, шарья хамса? (Можно подвозиться по дороге в сторону Аль-Амарата, 5-й улицы?)
— Сафара русие? (русское посольство?) — угадал водитель.
Нас довезли до самых ворот российского посольства, которое оказалось совсем маленьким. Термометр на воротах посольства в этот утренний час показывал +36 в тени.
Пока мы вчетвером сидели и ожидали Костю Шулова (он опоздал на 23 минуты, ибо вписался у русскоговорящих суданцев в удалённом районе), сотрудники посольства уже заинтересовались нами. Из ворот вышли двое — Валерий Иванович Кузьмин, посол России в Судане, консул (его звали Рашид Измайлов). Нас интересовало несколько важных для нас вещей: каков курс денег и где их менять; существует ли комендантский час; нужно ли регистрироваться в столице, проверяют ли это, и что бывает за отсутствие регистрации; опасны ли в этих местах малярия, жёлтая лихорадка и трасса Хартум — Кассала — Порт-Судан; и др.
Выяснилось следующее. Жёлтая лихорадка и малярия в стране не представляют большой опасности (по крайней мере, посольщики этим не болеют, хотя и не предохраняются). Трасса через Кассалу более опасна, т. к. там, вблизи Эритрейской границы, периодически возникают беспорядки. Регистрация, возможно, нужна, но что бывает за её отстуствие, никто не знал. Обменять деньги в Хартуме можно легально в многочисленных банках по курсу 2470 фунтов за доллар. Узнали мы и то, что российского культурного центра, или торгпредства, или представительства Морфлота, или российских рабочих ныне в Судане нет. Нет и консульства в Порт-Судане, хотя было в незапамятные времена. Позвонить из Хартума в Москву нетрудно, а стоит это 5000–6000 фунтов за минуту.
Мы оставили рюкзаки в посольстве и отправились в город. Навстречу нам по улице посольского квартала показались японцы-молодожёны, которых мы угощали чечевицей на египетском пароходе. Они уже окончательно узнали, что граница с Эфиопией закрыта, и решили поехать через Чад, из посольства которого и шли ныне.
Aliens Registration Office находился в центре города. Все желающие зарегистрироваться в Хартуме должны заполнить там стандартную анкету, прицепить пару фотографий, приложить ксерокопии загранпаспорта (его первого разворота, а также того разворота, где расположена суданская виза) и заплатить около десяти долларов на человека. Желающие получить пермит-разрешение на проезд куда-либо должны заплатить ещё около 10$.
