Торговцы пытались продать иракские деньги за какую-нибудь нормальную валюту. Мне хотелось же обменять их на последние остаточные билеты МММ. Но мятые мавродики уходили плохо — каждый продавец иракских динаров поменял мне ровно по одной бумажке и не более того.

К моему удовлетворению, нашёлся-таки один продавец-нумизмат, согласный менять иракскую 5-динаровую банкноту на пять российских монет. Пришлось соглашаться. Последние, оставшиеся у меня после всех подарков и обменов 230 (двести тридцать) монет были обменяны на пачку из 46 (сорока шести) банкнот иракского государства, с портретами Саддама Хусейна, общей реальной стоимостью 10 центов США. Себестоимость моих российских монет была, разумеется, тоже невелика, и мы расстались, взаимно довольные «ценными» приобретениями.

Уже в Москве мне привелось слышать мнение, что эти банкноты не настоящие, а представляют собой подделку, выпущенную американцами во время войны в Персидском заливе. Говорят, эти деньги сбрасывали пачками с самолётов, желая обрушить и без того слабую иракскую валюту. Но если эти деньги и оказались бы поддельными, жаловаться мне не стоит — поменял сувениры на сувениры.

Бродя по Амману, я случайно повстречался с другим вольным путешественником, парнем из ЮАР. Он пересёк Африку по такому маршруту: ЮАР — Зимбабве — Мозамбик — Малави — Танзания — Кения на разных видах наземного транспорта; затем перелетел в Каир, облетая Судан (он, наверное, тоже был наслышан про «исламский террор в стране беззакония»), и дальше двигался в Европу. Поговорили, обменялись полезными сведениями и разошлись.

Когда настал вечер, я озаботился научным ночлегом.

Конечно, поесть, переночевать, найти мелкого спонсора или получить другие блага проще в деревне или маленьком посёлке, чем в столице.

Это уже неоднократно наблюдалось нами во многих странах. Чтобы не тратить зря время, я решил подняться в верхние, окраинные районы города и заночевать на плоской крыше какого-нибудь из домов.

Так как Амман, равно как и Дамаск, находится в ложбине среди гористой местности, — отдалённые кварталы этих городов напоминают муравейники. Одно-двух-этажные бетонные домики облепляют гору, на одну и ту же улицу смотрят, находясь на одном уровне по высоте, окна первого этажа одного дома и антенна ТВ на крыше другого дома.

Я выбрал крышу почище и устроился на ней, рассматривая вечереющий Амман. Думал так: если меня никто не заметит, сейчас стемнеет, и я разложу здесь свой спальник и переночую. Если меня заметят, то позовут в дом, накормят, и я переночую внутри.

Но мои предположения оказались ложными. Вскоре меня заметили (вероятно, кто-то донёс жильцам обо мне), и на крышу вышли: хозяин дома (араб лет тридцати с чёрными, жёсткими, как ёрш, кудряшками на голове), а также его знакомые и соседи. Английского языка они почему-то не знали, но их речи я легко уже понимал.

— Что это? — вопрошали они.

— Хочу спать здесь, — отвечал я.

— Спать здесь нельзя, идите в хотель!

— Хотель плохое место. Хотель — это за деньги, а тут бесплатный хотель.

— Тоже мне, бесплатный хотель! Я живу в этом доме и плачу за него деньги!

— Вы платите за дом, а не за крышу и не за воздух. Я думаю, что мне можно здесь переночевать одну ночь.

— Ночевать здесь нельзя!

В это время протяжным голосом, усиленным в динамиках, запел в соседней мечети муэдзин.

— Пророк говорит: можно! — нашёлся я.

Этот неожиданный аргумент возымел своё действие, и хозяин, о чём-то посоветовавшись со своими сожителями, сменил гнев на милость:

— Ладно, пойдём: тут рядом есть дом, хозяева его умерли, и в том доме никто не живёт. Там можно переночевать. Только там нет ни света, ни воды.

Я согласился, и удивляясь про себя, как много я понимаю арабских слов, спустился с крыши во двор. Вместе с сопровождающими я прошёл по узким дорожкам-лестницам среди облепивших гору домиков. Вскоре и впрямь передо мной предстал пустой, давно не жилой одноэтажный бетонный кубик-дом. Стёкла окон и дверь отсутствовали, внутри было темно и пусто, но я был доволен, что здесь меня никто не побеспокоит. Поблагодарил приведших меня сюда арабов и лёг спать.

— Только на одну ночь! — предупредили они меня, удаляясь.

— Завтра в шесть утра уйду, — отвечал я, залезая в спальник.

Но спать мне долго не пришлось. Только я задремал, как меня разбудили голоса и свет фонариков (было уже темно не только в доме, но и на улице). Это оказались иорданские полицейские. Видимо, хозяин дома настучал на меня, так как он стоял неподалёку и глазел на происходящее.

— Сплю, завтра в шесть утра уйду, — объяснял я.

— Хотель, хотель, — подсказывали мне полицейские, разглядывая мой паспорт.

— Хотель за деньги, а тут бесплатный хотель. Завтра уйду отсюда, пойду в сирийское посольство, получу визу и поеду в Сирию, — пообещал я.

— Холодно! Очень холодно!

— Это в России холодно, а здесь тепло, — отвечал я.

Не имея более претензий, полицейские растворились в ночи, а хозяин дома, наблюдавший за всем, остался.

— Эх ты, стукач! — подумал я, подходя к кудрявому арабу, но не знал, как по-арабски будет «стукач», и вместо этого постучал пальцем по его кудрявой голове. Он смутился и тоже, вслед за полицейскими, исчез среди построек.

Больше никто меня ночью не побеспокоил, и я спокойно доспал до утра.

Утром, в назначенное время, мы с Андреем повстречались у ворот сирийского посольства. У каждого из нас было по четырнадцать с половиной динаров и по две фотографии в кармане, ну и конечно — большое желание получить сирийскую визу.

Однако, когда мы вошли в сирийское посольство, нам в глаза бросились обращённые к нам объявления:

«ВИЗА СИРИИ ВЫДАЁТСЯ ТОЛЬКО ГРАЖДАНАМ И РЕЗИДЕНТАМ ИОРДАНИИ».

Такое ограничение действовало уже несколько лет. Мы читали об этом в путеводителе от «Lonely Planet», но думали, что порочная практика выдачи виз только местным жителям была лишь кратковременным извращением (авторы путеводителя тоже надеялись на это). Девушка, принимающая анкеты, отнеслась к нам с сомнением:

— К сожалению, мы выдаём визы только жителям Иордании.

Попросили консула. Консул был на месте и пользовался спросом — к нему постоянно проходили граждане арабской внешности. Наконец, настала наша очередь.

Сирийский консул, аккуратно выбритый и причёсанный седеющий господин лет пятидесяти, в тёмно-синем костюме и очках, сидел за рабочим столом. Мы объяснили ситуацию, сущность нашего великого путешествия, сообщили о нашей любви к Сирии и о наших финансовых затруднениях, показали паспорта, полные виз и удостоверения АВП; я рассказал и про свою писательскую сущность. Консул согласился выдать нам визу в качестве исключения. Единственное, что от нас требовалось — рекомендательное письмо от российского посольства. Нам нужно было принести его очень вскоре, так как в одинадцать утра приём документов в сирийское посольство заканчивался.

Ух-ух-ух! Спешим в консульский отдел российского посольства. К счастью, сегодняшним утром он был открыт. В чистой, аккуратненькой комнатке для посетителей не было никого. Висели прайс-листы: стоимость российской визы для граждан Иордании, Сирии и Ирака, стоимость всяких услуг для российских граждан (как то: выдача нового загранпаспорта; регистрация брака, смерти или детей; выход из гражданства РФ и ещё пунктов двадцать). В окошке сидел наш соотечественник, работник консульства.

Я просунул в маленькое отверстие, предназначенное для паспортов и денег, свой паспорт, визитку и книгу «ПВП». Представились, объяснили, что мы — российские путешественники-автостопщики, но реакция была неожиданной:

— Что-то зачастили к нам российские путешественники. Да ещё и автостопщики. Да не вы ли устроили драку в Акабе и оскорбляли иорданских полицейских?

Мы объяснили, что хотя это и впрямь были почти мы (точнее, наши друзья), но в драке они были не виноваты.