Сначала она не могла сообразить, в чем дело, и просто стояла как вкопанная. Через секунду крик раздался снова. Без сомнения, он исходил из глубины дома. Бросив дрова, Бекки побежала.

Лука сидел там, где она оставила его, руки лежали на столе. Его кулаки были сжаты, но он не бил кулаком в стену на сей раз, только бился о них головой, издавая звуки измученного животного.

Медведь, пойманный в смертельную стальную западню, возможно, кричит так же.

Он кричал и кричал, а Бекки в ужасе смотрела на него. Кажется, он был не способен остановиться.

– Лука…

Он выпрямился, поднял кулаки к голове, прикрыв глаза. Ужасные завывания продолжались.

Это было невыносимо. Лука без слов говорил ей, что он на грани безумия.

– Дорогой… – прошептала она, обнимая его.

Лука тут же схватился за Ребекку и спрятал свое лицо у нее на груди. Он цеплялся за нее, словно ничто иное в мире не могло спасти его от гибели.

Бекки ужаснулась, когда, рассказав ему о дочери, увидела, как Лука пытается пробить кулаком стену. Но сейчас все было еще ужасней. Сегодня Лука разрушал самого себя страданием и просил ее помощи единственным способом, которым мог.

– Все эти годы… – задыхался он, – она была одна, а мы ничего не знали…

– Мы ничего не знали. Но теперь мы не позволим ей быть одной. Лука. Лука…

Бекки хотела сказать миллион вещей, но сейчас не могла произнести ни слова. Она могла только повторять его имя и держать его в своих объятиях, чувствуя, как содрогаются мужские плечи от рыданий, которые сдерживались пятнадцать лет.

Наконец он успокоился, устало привалившись к ней. Его все еще била дрожь, но он постепенно приходил в себя.

– Я не знаю, что случилось со мной, – хрипло сказал он. – Сначала я справлялся, а потом словно попал в ад.

– Так было и со мной. Нет никакого средства против этого.

– Это проходит? – спросил он голосом, который разрывал ей душу.

– Да. Но сначала ты чувствуешь дикую боль.

– Я не могу оставаться один.

– Ты не будешь. Я здесь. Ты не один.

Он поднял к ней свое измученное и заплаканное лицо.

– Я был один, когда ты уехала.

Бекки обхватила его лицо руками и мягко поцеловала.

– Тогда я не уеду.

Сначала он не реагировал, словно она сказала что-то фантастическое. Затем спросил:

– Ты ведь так не думаешь?

– Я не могу оставить тебя, Лука. Я люблю тебя. Я всегда любила тебя и всегда буду. Мы принадлежим друг другу.

Очень медленно он отодвинулся от нее и, положив руку на ее живот, взглядом задал вопрос, которого она так ждала и одновременно боялась.

– Да, – сказала она. – Это правда.

Очень осторожно он положил ей на живот свою голову. Он больше не дрожал, словно наконец обрел мир и покой. Когда она взяла его за руку, он последовал за ней в спальню, не протестуя.

Как только первый луч света проник через окно. Лука сказал мягко:

– Я думал, ты никогда не соберешься сказать мне, что беременна.

– Ты давно узнал?

– Почти сразу. Ты была такой же, как тогда.

– Ты помнишь это?

– Я помню о тебе все, с первого момента нашей встречи.

Они лежали, обнимая друг друга всю ночь, иногда разговаривая, но главным образом в молчании, находя утешение в присутствии друг друга. Минуты превращались в часы, Бекки чувствовала, что скорлупа, в которой находилось ее сердце, треснула и развалилась, выпуская его из заточения этих лет. Она знала, что то же самое происходит и с Лукой.

– Я подумал о ребенке сразу, как только увидел тебя, – сказал он. – Но тогда у меня не было никакой надежды относительно наших отношений.

Ведь я все запутал. Использовал тебя и вел себя, словно упрямый бык. Я действовал так все годы, заставляя людей работать на меня. Когда мы встретились снова, я уже забыл, что можно вести себя по-другому.

– Да, – нежно сказала она. – Я поняла это.

– Когда мы были молоды, я знал, как говорить с тобой. Так легко было сказать, что я люблю тебя. Ничего, кроме любви, не имело значения. Когда мы встретились снова, во мне была какая-то заскорузлость. Много других вещей казались столь же важными. И одной из них была моя гордость.

Я все время искал тебя, думая, что ты единственная женщина в мире, которая может родить мне ребенка. Соня, которая знала это, сказала как-то, что я верю только тому, чему хочу. И она была права. Я приехал за тобой тогда, не терзаясь никакими сомнениями и отказываясь признать правду.

– И какой была правда? – мягко спросила Ребекка.

– Правдой было то, что я никогда не прекращал любить тебя все эти годы; жизнь без тебя была пустынной. Год за годом я создавал преграды в своем сердце, думая, что они могут быть достаточно прочной защитой от всяких чувств. Но это не помогло. Хвала Господу!

Когда я нашел тебя, то сразу купил акции «Аллингема», чтобы иметь повод встретиться. Я думал, что спланировал все так хорошо. – Лука горько усмехнулся. – Если бы ты видела меня в ту ночь, когда мы встретились! Я был почти уверен, что ты будешь в доме Стейна, и ужасно нервничал. Услышав твой голос в зале, я запаниковал и чуть не убежал. Когда ты вошла с Джорданом, такая красивая, такая далекая, я не знал, что сказать тебе. Я пробовал атаковать тебя, ну, в общем, ты помнишь. Все, что я умел, – это отдавать приказы, и мне казалось, ты согласишься со всем, что бы я ни сказал или сделал. Когда я просчитался с теми бриллиантами, то не мог придумать, что еще сделать.

– И решил идти напролом, – сказала она, улыбаясь.

– Как всегда. Но когда я прибыл сюда, то потерял всякую надежду. Я только хотел посмотреть на место, где мы были так счастливы. Увидев тебя, я и думать не смел, что у нас есть шанс. – Он приподнялся на локте, с тревогой всматриваясь в ее лицо, слабо освещенное рассветом. – У нас есть шанс, не так ли? – спросил он.

– Да, если мы захотим.

– Я не хочу ничего в мире, мне нужна только ты.

– И ребенок, – напомнила она ему.

– Только ты. Ребенок – премия. Ты самое важное.

Он уснул прежде, чем она смогла ответить.

Словно эти слова принесли ему покой. И ей тоже.

Пятнадцать лет они не могли оплакать вместе их ребенка. Лишенные этой возможности, их сердца замерзли, не позволяя им идти по жизни дальше.

Оказалось, что не все потеряно, думала она, обнимая Луку и наблюдая за восходом солнца.

Они свободны теперь, свободны чувствовать боль их потери и свободны жить дальше, найдя друг друга снова.

Бекки слышала слабое постукивание дождя по крыше. Потом дождь застучал сильнее и сильнее, постепенно превращаясь в ливень.

Дождь продолжался несколько дней, и в течение этого времени они не покидали дом. Иногда разговаривали, но чаще просто лежали в объятиях друг друга, не испытывая потребности в словах.

Они занимались любовью, мягко и нежно. Теперь физическое удовольствие имело меньше значения, чем любовь, которую они обрели снова.

Лука держал ее в своих объятиях, шепча:

– Ребекка.

– Ты назвал меня Ребеккой, – удивленно сказала она. – Не Бекки.

– Я звал тебя так, пока был здесь. Разве ты не заметила?

– Да, наверно, – сказала она и заснула в его руках.

Бекки казалось, что дождь, падающий с небес на их дом, уносит в своем потоке боль и горечь.

Когда наконец выглянуло солнце, они вышли вместе посмотреть вниз на долину, на чистый вымытый мир.

– Пора завтракать, – сказала она.

Скоро они скажут друг другу иные слова, но в эту минуту Бекки хотелось думать только о маленьких прозаических делах и продлить это очарованное время как можно дольше.

– Да, пора, – сказал он, понимая ее. Он помог ей, немного неуклюже из-за травмированной руки.

Однажды утром Бекки медленно открыла глаза и сразу ощутила, что в доме тепло – Лука рано встал и затопил печь. Одевшись, она вышла и увидела, что он сложил поленницу дров заново; он таскал их в корзине и теперь дул на свои руки.