Но они оба знали, что связь есть. Представление Теодора о Мари как о хитрой обманщице поколебалось, он больше не был уверен в своей правоте. Женщина должна была ликовать, но ощущала лишь желание оказаться отсюда как можно дальше и поскорее вернуться к себе на родину. Когда-то Мария страстно мечтала об Америке. Теперь эти мечты пошли прахом. Бежать, бежать отсюда!

— Я рада, что вы, наконец, поверили мне, — пробормотала она. — Но это ничего не меняет.

Теодор пристально смотрел на нее.

— Нет, меняет. Неужели вы считаете, что я позволю ребенку брата, возможно, сыну, а значит, наследнику нашего рода, родиться вне брака? И думать не смейте. Это было бы бесчестьем.

— Макс мертв. Я не могу ничего изменить.

— Нет, можете, — не моргнув глазом ответил Теодор. — Нужно, чтобы вы вышли за меня.

Мария уставилась на него во все глаза.

— Это самая неудачная шутка, которую я когда-нибудь слышала…

Тео посмотрел на нее с таким видом, словно Мария говорила по-китайски.

— Я не шучу, — ровно промолвил он.

— Значит, вы сошли с ума.

— Я никогда не был в более здравом уме. Это единственно возможное решение.

— Ничего подобного! Я возвращаюсь в Мексику!

Лицо мужчины напряглось, и Мария решила, что он будет спорить. Но тот вдруг успокоился.

— В таком состоянии? И как же вы поедете?

— Не сейчас. Через несколько дней…

— Очень хорошо. Через несколько дней и поговорим. Советую вам серьезно подумать над моим предложением.

— Так это было предложение? — иронически спросила она. — А я думала, ультиматум.

— Я ведь не могу заставить вас, правда? — холодно ответил он. — Могу только предложить и попросить вас подумать. Если мы поженимся, ваш ребенок родится в законном браке. Ваша собственная жизнь будет устроена. Зачем вам отказываться?

— Зачем? — повторила ошарашенная Мария. — Затем, что вы с первой минуты стали моим врагом. Затем, что между нами никогда не будет мира. Затем, что я вас терпеть не могу!

Он пожал плечами.

— Я тоже не испытываю к вам особой симпатии. Все дело в приличиях. Я не хочу, чтобы маленький Хантер был незаконнорожденным. У нас в Америке такие вещи имеют значение.

— Но ни меня, ни его здесь не будет! — решительно напомнила она.

Тео нетерпеливо вздохнул.

— Очень хорошо. Сменим тему. Кстати, не слишком торопитесь с отъездом. Ваше сегодняшнее посещение пошло дедушке на пользу. Если вы повторите визит, может быть, он пойдет на поправку. Вы перед ним в долгу.

— Да, это верно, — тут же согласилась она. — Я с радостью сделаю для него все, что могу. Он был так добр ко мне!

— Вот и хорошо. Я вернусь позже.

После ухода Теодора у Марии голова пошла кругом. Ужасное состояние Франка, его теплое отношение к ней, показания свидетеля и, наконец, дерзкое, возмутительное предложение руки окончательно вывели ее из равновесия.

Но предательская память раз за разом воскрешала сцену, о которой Марии хотелось забыть. В ту первую ночь, когда они сидели у фонтана, Тео сказал, что она никогда не будет принадлежать Максимилиану.

«Вы знали это с первой минуты нашего знакомства…»

Теодор прикасался к ее лицу кончиками пальцев, заставляя тело гореть огнем, и вполголоса произносил слова, которых она боялась и жаждала одновременно: «Вы не девочка, а женщина. Вам нужен мужчина». — «Только не вы», — возражала тогда она.

Не правда. Этот человек мог овладеть ее душой и телом. Если бы все сложилось по-другому…

Она потрясла головой и вернулась к действительности. Слишком поздно. Все было решено еще до их встречи. А теперь они враги, короткий миг предательского влечения канул в Лету. Мария принадлежала только Максимилиану, который любил ее как мог и в смерти которого она винила себя куда сильнее, чем думал Теодор.

Да, катастрофа произошла по его вине, но если бы она повела себя по-другому, Макс бы не впал в панику. А если бы они вообще не узнали друг друга, молодой Хантер был бы жив. Это бремя ей придется нести всю жизнь. И она будет ощущать его тяжесть при каждом взгляде на Теодора Хантера.

Вскоре после завтрака сиделка привезла кресло на колесиках.

— Вас переводят в другую палату, — сказала она. — Рядом с мистером Хантером.

Не имело значения спрашивать, кто отдал такое распоряжение. Конечно, в этом был смысл, но своеволие Теодора раздражало Марию. Она молча собрала свои вещи и села в кресло.

Новая палата была очень уютной. Когда туда доставили ее пожитки, Мария захромала к соседней двери. Должно быть, медсестра была предупреждена заранее, поскольку пропустила молодую женщину с улыбкой. Похоже, любой приказ Хантера выполнялся здесь неукоснительно.

Франк спал. Мария села рядом с кроватью.

— Как он?

— Сначала мы думали, что это конец, но он выкарабкался. Будет жить… если это можно назвать жизнью. Он парализован и практически лишился речи.

Старик открыл глаза, улыбнулся Марии, но тут же снова впал в забытье.

Вечером деда навестил Тео, а затем зашел к ней.

— Как вы себя чувствуете? — задумчиво глядя на Марию, спросил он.

— Спасибо, я поправляюсь очень быстро.

— А ребенок?

— Ребенок чувствует себя хорошо.

— Заботьтесь о нем как следует.

Мария взбеленилась.

— Вы еще будете указывать, как мне заботиться о собственном ребенке!

— Но он ведь не только ваш, верно?

— По закону он мой.

— Вы хотите сказать, что остальные родные полностью лишены права голоса? — стараясь казаться равнодушным, поинтересовался Теодор.

— Кажется, я ясно сказала, что не позволю вам вмешиваться.

— Да. Совершенно ясно. Но я надеюсь, что неприязнь ко мне не заставит вас слишком рано выписаться из больницы. Ради ребенка вам придется провести здесь еще пару недель. — Его тон стал ироническим. — Мне разрешается предложить это, или я снова проявляю невыносимое своеволие?

— Это ведь частная больница, не так ли? Мне не нравится, что все расходы ложатся на ваши плечи.

— Я делаю это для ребенка. Разве вы не хотите мне этого позволить?

— Если вы так ставите вопрос, у меня нет выбора.

— Вы — воплощенное великодушие. А если вас волнуют расходы, то возместите их, ухаживая за дедушкой… Ваша компания приносит ему больше пользы, чем моя, — ледяным тоном добавил он. — Я постараюсь беспокоить вас как можно меньше.

Как ни странно, следующие две недели Теодор неукоснительно держал слово. Он посещал Франка каждый день. Если в это время в палате старика была Мария, она уходила к себе, оставляя их наедине. За пять минут до отъезда он заходил к Марии и холодно справлялся о ее здоровье.

Все это время они держались со скованной вежливостью и избегали встречаться взглядами, словно боясь выдать себя. При таком поведении две недели прошли мирно и безоблачно. Мария встревожилась только однажды — когда не смогла найти свой паспорт. Но тот скоро обнаружился в шкафу, очевидно, его по ошибке положили туда после переезда.

Однажды она с удивлением обнаружила, что миновало три с лишним недели и что пора уезжать. Больше всего Мария волновалась, как сказать об этом Франку. Он достаточно оправился для того, чтобы вернуться на виллу. Тео сказал ей, что все готово: спальня старика переоборудована под больничную палату, сиделки наняты. А в день, когда Франк покинет больницу, ей дадут возможность попрощаться с ним.

Однажды Мария попыталась подготовить старика.

— Скоро конец нашим разговорам, — мягко сказала она. — Через несколько дней вы вернетесь домой, и… ну, все изменится.

Старик улыбался. Мария тяжело вздохнула. Это оказывалось труднее, чем она думала.

— И для меня тоже, — осторожно начала Мария. — Понимаете…

Тут она остановилась, заметив, что Франк пытается поднять руку. Наконец, к неудовольствию Марии, он ухитрился указать на ее безымянный палец и едва разборчиво произнести:

— Венчание…

Мария застыла на месте, как пораженная громом. Она не собиралась выходить замуж! Может быть, старик не в себе? Неужели он еще не понял, что Макс мертв?