Йост начал продвигаться ближе к делу:

— Кайл, как ты думаешь, сколько можно реально потребовать за нее?

Шивли ухмыльнулся, довольный. Следующие слова он произносил с очевидным удовольствием:

— Один миллион долларов, братцы. Один миллион наличными.

Йост издал тихий, продолжительный свист:

— Господи Иисусе, так много?

— Хорошая, кругленькая сумма, так? — сказал Шивли, явно наслаждаясь произведенным эффектом. — Один миллион, поделенный на четыре, означает четверть миллиона на каждого. — Он посмотрел на всех вокруг. — Как это действует на тебя, Лео? Смог бы ты использовать две сотни и пятьдесят тысяч, не обложенных налогами?

Было заметно, что Бруннера потрясла такая сумма. Он громко сглотнул:

— А кто, кто бы не смог? Это ведь куча денег, без вопросов. Она могла бы обеспечить меня на всю оставшуюся жизнь. А… а ты уверен в том, что это можно сделать безопасно?

— Абсолютно уверен.

— Если бы я только мог поверить в это, — пробормотал Бруннер.

— Я гарантирую это, Лео. Считай, что деньги в банке, парень. Послушайте, мальчики, я помог вам дойти до этого момента без особого пота. Почему бы вам не поручить мне возглавлять вас на оставшейся части пути? Позвольте мне получить наши наличные на голубом блюдечке в спальне, после чего мы все разойдемся по домам и станем отдыхать.

— Шив, выслушай меня, пока у вас еще осталась хоть капля здравого смысла, — уговаривал его Мэлон. — Мы ведь еще не стали настоящими похитителями. Никто из нас не шел на осуществление проекта с мыслью о выкупе. Мы пошли на это из-за романтического увлечения. И мы получили этот опыт наслаждения.

— Ты когда-нибудь пытался положить такой опыт на банковский счет? — прервал его Шивли с ехидством.

— Мы — не похитители, дьявол тебя побери!

Шивли ухмыльнулся.

— Похитителей всегда ловят. Нас не поймали и не поймают никогда. В действительности последний предложенный мною шаг — самый легкий из всех.

— В некотором смысле Шив прав, — согласился Йост. — Последняя часть данного проекта — это сделка, в которой все рычаги управления находятся в наших руках. Личность, о которой предстоит вести все переговоры, не имеет другого выбора, кроме того, как подчиниться нам, надеясь на нашу порядочность. Думаю, что следует изучить этот вопрос несколько глубже.

— Хорошо, — сказал Шивли, польщенный доверием. — Давайте просто сядем все вместе и рассмотрим его со всех сторон. Затем можем проголосовать. Ну как, вы согласны?

Общее согласие было получено.

Они говорили, один за другим, по кругу, в течение семидесяти минут. В конце концов все «за» и «против» были полностью обсуждены.

— Считаю, в основном мы все обдумали, — с удовлетворением констатировал Шивли. — Я готов голосовать.

— Вспомните, что теперь действуют новые правила при голосовании. Большинство голосов проводит решение или отвергает его. Ничья равносильна голосованию «против». Предлагаю членам Фан-клуба начать голосование. За что голосуешь ты, Шив? — спросил Йост.

— А как ты думаешь, за что? Я целиком «за». Я говорю «да» и объясняю, как это сделать.

— А как насчет тебя, Адам?

— Нет. Абсолютное «нет».

— Хорошо, я отдаю свой голос — голосует Говард Йост. — «Да». Таким образом, мнения разделились. Двое — за письмо о выкупе и один — против. Теперь все дело зависит от нашего знаменитого Лео Бруннера. Что ты скажешь нам, Лео?

— Помни, Лео, — не выдержал Шивли, — четверть миллиона баксов у тебя в кармане. Скажи «да» и получишь их. — Он усмехнулся. — Не облагаемые налогом, Лео, четверть миллиона чистенькими.

— Послушай, ты должен сказать «нет», Лео, — умолял его Мэлон. — Не превращайся в преступника. Твое «нет» уничтожит все их скверное предложение.

Веки Бруннера постоянно моргали за стеклами очков, голова поворачивалась то к Шивли, то к Мэлону и снова к Шивли.

— Ты должен решиться, Лео, — подстегнул его Йост. — Говори. За или против? «Да» или «нет»?

Бруннер терзался. Казалось, его губы сформировались так, чтобы сказать «нет», как вдруг, прерывающимся голосом, он выпалил «да!»

Йост и Шивли от радости вскочили на ноги, аплодируя.

— Трое против одного! — проворковал Шивли. — Все улажено! Мы — богачи!

Побежденный Мэлон в сердцах оттолкнулся от стола и встал. У него был жалкий вид. С печалью наблюдал он за их радостным возбуждением и ждал, когда они успокоятся.

Когда в комнате стало тихо, Мэлон вновь обрел голос. Он обратился к Шивли:

— Я не собираюсь продолжать споры. Что сделано, то сделано. Только одно замечание. Вы не сможете продвинуться далеко в этом деле о выкупе без согласия Шэрон Филдс.

— Конечно, мы нуждаемся в ее сотрудничестве, — согласился Шивли.

— Что будет, если вы спросите ее, а она откажется?

Шивли усмехнулся и подмигнул.

— Обещаю, что этого не случится.

— Откуда такая уверенность?

Шивли ухмыльнулся еще шире.

— Потому что я уже спросил ее, когда был у нее сегодня вечером. Без проблем. Она тут же согласилась. Будет сотрудничать с нами.

— Ты уверен, что она согласилась написать записку о выкупе?

— Две записки, фактически, — ответил Шивли, наливая себе в честь победы. — Ты бы удивился, если бы знал, как легко это прошло. Я попросил ее: «Сестренка, мне бы хотелось, чтобы ты написала Зигману, чтобы он достал деньги». А затем сказал, чтобы она написала ему, где оставить деньги. Объяснил, что письма должны быть написаны ее рукой, чтобы доказать, что мы готовы вернуть ее за деньги. Сперва она с минуту строила из себя дурочку. Спросила меня: «А что будет, если я откажусь писать эти записки о выкупе?» А я ответил: «Милая, я сейчас объясню тебе, все очень просто. Если у нас не будет письма, написанного твоей рукой, боюсь, что нам придется отослать твою руку, чтобы доказать, что мы похитили тебя». — Он рассмеялся. — После этого — без проблем.

Мэлон стоял, пораженный ужасом.

Шивли покачал головой.

— Ты научишься этому, малыш. Надо просто знать, как обращаться с женщинами. — Он поднял бокал. — За нас и наш первый миллион!

В спальне было темно, а ей настолько хотелось спать, что она не могла включить ночник на столике и посмотреть, который час. Но догадывалась, что было около двенадцати.

Несмотря на нембутал, Шэрон не могла заснуть. Она предположила, что подсознательно хочет оставаться в этом полудремотном состоянии, чтобы в полной мере насладиться своим величайшим за время этого плена триумфом.

Как тщательно она подготовилась к тому, что считала своей последней надеждой. Как искусно, как ловко удалось ей убедить Шивли (а затем и того парня, имени которого она не знала, но про себя называла Мечтателем) в том, что она богата, а затем и в том, что они — глупцы, если им не пришло в голову поживиться ее деньгами, написав письмо с требованием выкупа. Как отчаянно молилась, чтобы они заглотили крючок, и мечтала о том, как великолепно они будут наказаны за это.

В течение десяти бесконечных дней, целую вечность, она была никем, чем-то несуществующим для тех, кто жил во внешнем мире. Сейчас, наконец, впервые за время ее пребывания в неизвестности она снова станет личностью. Будет человеческим существом, нуждающимся в помощи, для небольшого, но могущественного круга людей, которые знали ее и были обеспокоены ее отсутствием. Людей, которые могли пожертвовать всем, чтобы спасти ее.

Медлительный ум пытался вернуться обратно, чтобы воссоздать сцены триумфа, пережитые ею за последние часы.

Ранним вечером к ней в спальню вошел Мечтатель, с его предсказуемыми и тошнотворными романтическими излияниями. Она оценила его артистизм и присудила высшую оценку за игру. Такое исполнение роли убедило бы продюсера-режиссера ее самого последнего фильма, что нет необходимости в съемке нового дубля, и вдохновило бы на фразу: «Годится, дублировать не надо!» Так как Мечтатель ни слова не сказал по поводу записки о выкупе, она предположила, что вопрос о том, признаваться ли в ее похищении, все еще не решен.