Но чтобы узнать, возможно ли это, нельзя было оборвать эксперимент перед самым его началом.

Мэлон взглянул на Йоста. Вот он сидит, добродушный хвастун, повеса, похожий сейчас на башню из желе. Сначала сопротивлялся, затем капитулировал из страха разочаровать своих вождей. Его они завоевали надежно.

Трое членов клуба решились начать действовать ранее, чем планировали. Таким образом, оставался лишь один упрямец.

Мэлон задумался над личностью Лео Бруннера.

Бухгалтер был просто потрясен, даже терроризован мощным, властным призывом, с которым Шив обратился к нему и Йосту. Став один против целой группы, Бруннер, конечно, чувствовал, что его позиция ослабевает.

Мэлон быстро принял решение: прежде чем позволить Шивли предпринять новую атаку на шаткие доводы Бруннера, он попробует выйти из положения, в котором они оказались благодаря стилю Шивли. Метод нападения Шивли мог вызвать обратный эффект, укрепить Бруннера в его сопротивлении. Мэлон решил сам предпринять вторую попытку. Нечто более деликатное и менее определенное, решил он, может оказать более эффективное воздействие.

— Лео, — мягко произнес Мэлон, — вы остались в одиночестве со своими опасениями по поводу выполнения проекта и нашего решения начать его раньше. Знаете ли, Кайл прав. Этот краткий отдых мог бы стать самым совершенным опытом всей вашей жизни. Проект спланирован великолепно. Вы должны признать этот факт. Не осталось буквально никаких препятствий, которые не были бы предусмотрены. Абсолютно все должно пройти гладко. Я искренне верю в то, что мы заслуживаем того, чтобы сделать такую попытку. В чем разница, начнем ли мы послезавтра или через неделю? Выполнить задуманное — вот что имеет значение. И мы даем вам слово: если наши методы не смогут убедить Шэрон, мы просто отпустим ее на волю, не причинив никакого вреда.

Он заметил, что Бруннер цепляется за каждое его слово и проворачивает его в уме.

Мэлон присел на корточки перед Бруннером, глядя на него снизу с понимающей улыбкой.

— Разве вы сами не видите, Лео, — продолжал Мэлон, — что в нас нет ничего дьявольского, в любом смысле этого слова. Никто из нас не намеревается причинить боль другому человеческому существу. Мы — порядочные, обычные люди, которые… которые просто не получили всего того, что заслужили в жизни. Поэтому мы и хотим совершить малое усилие, чтобы взять от жизни больше, чем она предлагает, чуточку больше, если сможем. Нам не хочется прожить лучшую часть жизни в бесполезных мечтаниях и, умирая, вспоминать только то, что нам было дано на земле, — враждебность, скуку или прозу жизни. Вы и я, Лео, заслужили единственную возможность превратить мечту в реальную жизнь. Вы понимаете, о чем я говорю? Вот мы собрались здесь, трое из нас — здоровые мужчины, достойные люди, готовые идти вперед, исследовать, открыть для себя удовольствия, которые, как мы думали, ускользают от нас. Но будет лучше, гораздо лучше, если бы нас было четверо, как в самом начале.

Мэлон помолчал, устремив с надеждой взгляд на упирающегося друга.

Воркующим, едва слышным голосом он продолжал:

— Останьтесь с нами, Лео. Вы слишком далеко зашли. А теперь отправимся все вместе в среду с утра. Вы сможете преодолеть все. Вы можете, способны сделать это. И будете в полной безопасности. Если трое из нас не боятся, значит, и вам не стоит опасаться. Мы будем все вместе. Пожалуйста, останьтесь с нами. Пожалуйста, продолжим дело все вместе.

Глаза Бруннера как бы остекленели. Он сидел как человек, извлеченный и освобожденный из своей закостеневшей раковины — своего прежнего «Я».

Он медленно кивнул.

— Хорошо, — прошептал Лео, — все правильно, я справлюсь с этим. — Он нервно сглотнул. — Я… я догадываюсь, что мне нечего особенно терять, если всегда был неудачником. Да, я договорюсь с Тельмой и закончу счета. Буду здесь в среду утром.

Мэлон восторженно пожал руку Бруннеру, затем поднялся на ноги, улыбаясь во все лицо, и другой рукой схватил за руку Йоста, а затем — Шивли.

— Мы уже в пути! — воскликнул он. — Шив, завтра утром вы и я сходим в последний раз на наблюдательный пост. Завтра вечером приглашаю всех зайти ко мне — отпразднуем начало. А на следующее утро — Рай будет обретен! — Он поглядел вокруг. — Ведь это так, не правда ли?

— Только одну вещь вы не предусмотрели, — Бруннер неловко встал со стула. — Вы забыли сказать, что приготовите мне что-нибудь выпить, настоящий, крепкий напиток, и прямо сейчас.

…Обо всем этом, с первого вечера в баре, в аллее для катания шаров, и до полуночной разборки вчера, Адам Мэлон вспоминал на следующее утро, когда вместе с Шивом в последний раз спустился с наблюдательного поста в Бель-Эйре.

А то, что не удалось вспомнить утром во вторник, он дополнил, выстраивая события в хронологическом порядке, по кускам в одно целое. Он лежал на софе и представлял Шэрон, ее тепло, ее прикосновение и ее любовь.

А теперь, поздним вечером, во вторник, в своей комнате, накануне операции, окруженный друзьями, празднующими это событие, Мэлон еще раз вспомнил, как начался этот проект, как развивался. Он шлепнулся в кресло, покуривая травку, глубоко вдыхая дым скрученной сигаретки, впитывая чувственные мелодии, раздававшиеся из акустических колонок его стереосистемы, и прислушиваясь к приглушенным, отдаленным голосам трех своих друзей.

Мэлон знал, что пребывает в приподнятом настроении. То была его третья сигарета за вечер. Но это не имело никакого значения. А имело значение то, что Бруннер был здесь, Йост был здесь, Шивли был здесь и все они выпивали за успех и радовались, как он сам, эти последние два часа. Да, да, все были в приподнятом состоянии духа, так же пьяны и возбуждены, как и он сам, потому что то был последний вечер перед началом великого приключения и они стремились идти вперед.

Эксперимент будет предпринят.

В тумане одурманенного сознания Мэлон едва различил какие-то звуки и смог рассмотреть Бруннера, забиравшего свою шляпу и газету. Мэлон осознал, что забыл о своих обязанностях хозяина дома.

С некоторым трудом ему удалось выбраться из кресла, покачиваясь встать на ноги и найти полбутылки виски.

— Сюда, Шив, — пробормотал он, — еще по одной за нашего супермена, последнюю на дорожку.

Шивли обхватил пальцами свой бокал.

— Ну, хватит, — сказал он хриплым голосом. — Пора на боковую, ведь завтра рано вставать.

Йост и Бруннер уже шатаясь подходили к двери.

Мэлон, спотыкаясь, пошел за ними, размахивая бутылкой:

— Еще по одной на дорожку.

Оба отказались. Йост произнес бодрым тоном:

— Мы выпили уже достаточно, как на дорожку. Эй, братцы не забыть бы мне: я должен прийти сюда пораньше и покрасить волосы.

— Не беспокойся, — сказал Мэлон, — ты не забудешь. Эй, парни, все ли мы помним, что нужно делать? Кайл прибывает в Бель-Эйр к пяти часам утра и открывает ворота. Правильно? Затем уезжает домой, меняет машину на грузовик и к шести заезжает сюда за нами.

Йост рыгнул.

— Я должен быть здесь до шести, чтобы успеть покрасить волосы.

— Конечно, — согласился Мэлон. — Так что все, что осталось, — это встретиться с Шэрон Филдс.

Йост ухмыльнулся:

— Да, парень, завтра в это же время — все еще не верю в это — свидание с женщиной, которую хочет любой мужчина во всем мире. И не может овладеть ею. Только мы, мы будем иметь ее, у нас будет самое великое во всем мире удовольствие от любви.

— Это точно, — сказал Шивли, стоя в дверях, улыбаясь, как обычно, в своей устрашающей манере. — И я надеюсь только на то, что она будет крепко спать этой ночью — ведь, конечно, после этой ночи ей не придется спать помногу, не так ли, мальчики?

Все еще вечер, вторник. Почти полночь. Скоро наступит утро среды. Огромный двухэтажный дом в испанском колониальном стиле, с двадцатью двумя комнатами, расположился на вершине холма. Отсюда видна долина внизу, простирающаяся вплоть до Левико Уэй в Бель-Эйре. Дом сверкает огнями, как букет из драгоценных цветов, в окружающей темноте. В дальнем конце огромной прямоугольной гостиной, позади групп нарядно одетых богатых гостей всех возрастов, перед огромным камином, облицованным резным дубом, и пейзажем Магритта над ним Шэрон Филдс неохотно продолжает выполнять обязанности хозяйки дома.