А вот еще.

Доктор Сол Герцль, самый модный психоаналитик, которого молоденькие киноактрисы скоро превратят в гуру за его изобретение — динамическую терапию.Это новшество заключается в том, что он, после того как только выслушает пациентку, вступает с ней в интимные отношения. Этакий новый Распутин второго сорта, но с дипломом. Джоан Дивер, Новая Актриса, больше всего обожающая кассовый сбор Дузе. Веснушчатая девчонка двадцати двух лет, имеющая троих незаконнорожденных детей. Говорит о них непрестанно в каждом интервью. Побывала в Алжире и Пекине. Настолько активна, что, послушав ее, хочется вопить от ужаса. Скам Бэртон — красавец (не без помощи пластических операций), запрограммированный профессиональный холостяк и любимый юрист всей киностолицы. Он так давно занимается фильмами и только ими, что, возможно, думает: торт — это новый мексиканский деликатес.

Да и все остальные — только ксерокопии каких-то живших ранее оригиналов. Они одинаковы: визгливые умники; второсортные выскочки; воображалы и грубияны; щеголи, шуты, любители выпить на дармовщинку — люди, имена которых то и дело мелькают в газетах. Столь модные, столь предсказуемые, столь изнуряющие, столь бесподобно нереальные и ничтожные.

Люди суетились. Люди покидали ее дом.

Представить только, — думала Шэрон, — что когда-то, много веков назад, в Западной Виргинии, Нью-Йорке, в первые месяцы и годы в Голливуде, ее единственной мечтой было стать знаменитой актрисой, настолько известной, чтобы стать членом клуба и толкаться среди таких знаменитостей, входить в их круг. Теперь, став его частью, а может быть, даже центром его, единственное, о чем она мечтала, — это удалиться из него. Но Шэрон Филдс не могла позволить себе совершить такой поступок. Членство в клубе было пожизненным или до тех пор, пока человек не потеряет славу и деньги или не станет сенильным и закончит жизнь в сельском пансионате для престарелых артистов кино.

Она видела, что они действительно начинают наконец расходиться.

Шэрон встрепенулась, быстро прошла через комнату — Красное море расступилось перед ней, пока не оказалась на месте хозяйки дома, прощающейся с гостями, рядом со скульптурой Генри Мура и перед большой, мрачной картиной Джакометти.

Они все проходили, проходили мимо… скоро исчезнут все.

Шэрон протягивала каждому крепкую руку, пожимала руки уходящих, склонялась вперед, если требовалось подставить щеку или выслушать целый поток благодарностей сомнительной искренности. «Ты была сегодня ослепительной, Шэрон» — «Лучший прием на моей памяти, дорогая» — «Ты выглядишь великолепно, дорогая»— «Пришли фото из Сохо, милая» — «Если нужна травка, скажи, я засыпан ею, мое чудо» — «Возвращайся скорее, дорогая». Дорогая, дорогая, дорогая…

…Она ощутила холодные пальцы Феликса Зигмана на подбородке.

— Тебе надоело, не так ли? Хотя все довольны. Постарайся хорошенько отдохнуть сегодня. Позвоню завтра.

Она вымученно улыбнулась:

— Не звони, Феликс. Я сама позвоню тебе. Буду дома целый день. Мне нужно запаковать груды вещей, и никто не сможет сделать это, кроме меня. Благодарю за то, что все прошло так гладко. Ты — чудо, Феликс.

Он ушел.

Она осталась одна. На минутку прислушалась, как заводят последние машины, и устремилась прочь.

— Нелли, ты точно открыла ворота? — крикнула Шэрон, не заходя в столовую.

Нелли Райт вошла в гостиную с рюмкой коньяка:

— Сто лет тому назад. Почему бы тебе не подняться наверх и не упасть на свою кровать, наконец? Тебе нужно как следует выспаться. Я останусь, пока не разъедутся все. Закрою ворота и включу сигнальную систему, после того как Патрик вынесет наружу пустые бутылки и мусор.

— Спасибо, Нелл. Жуткий прием, правда?

Та пожала плечами:

— Обычный. Они, конечно, подчистили до последней крошки жареную утку под апельсиновым соусом, и не осталось ни ложки дикого риса. Но я довольна, что мы подали это, а не говяжью грудинку, как в прошлый раз. Что касается самого приема, не беспокойся — все было прекрасно.

— Зачем мы его затеяли? — удивлялась Шэрон. Она не ждала ответа, который отличался бы от ее собственного. — Догадываюсь, что это полезно для дела.

— Ты видела, как доктор Герцль пытался гипнотизировать Джоан Дивер, чтобы она бросила курить сигареты?

— Он настоящий осел. — Шэрон направилась к лестнице. — Увидимся утром, Нелл.

— Почему бы тебе не поспать подольше?

Шэрон остановилась.

— Нет, не думаю, что это возможно. Раннее утро — мое любимое время. Именно тогда я чувствую себя по-настоящему живой, каждая клеточка во мне подпрыгивает.

— Может быть, будешь чувствовать себя лучше после Лондона, когда встретишься со своим мистером Клэем.

— Может быть. Посмотрим. Как говорят на мистическом Востоке, «что должно произойти, то и будет». На самом деле сейчас я вовсе не чувствую себя плохо. В ту же минуту, как мы избавляемся от этой армии гостей, я начинаю чувствовать себя прекрасно, совершенно свободным человеком. Ох, снова как человеческое существо, а не автомат.

Шэрон скинула одну туфлю, затем другую и в чулках прошла по кругу, следуя узору ковра.

— Когда я одна, — продолжала она, — то всегда удивляюсь и заново открываю себя. Это большое дело (мы всегда соглашались с тобой на эту тему) — раскрывать себя, выяснять, кто ты и что представляешь собой на самом деле. Большинство людей так и не могут осознать себя за всю свою жизнь. Спасибо, Нелл, я удаляюсь.

— Я ничего не делала, — ответила та, — это все ты.

— Все равно, ты вселяла в меня мужество. Это нечто важное — открыть свою сущность. Как будто установила флаг на новой территории. Я больше не нуждаюсь ни в чьем одобрении, ни в чьей любви. Что за радость! Просто должна сознавать, что люблю себя, что из себя представляю, как чувствую себя, кем могла бы стать как личность…

На минуту она погрузилась в размышления.

— Может быть, мне нужен кто-то. Может быть, любой, а может — нет. Я выясню этот вопрос. Но не нуждаюсь во всех остальных людях нашего круга и их ловушках. Боже, иногда я чувствую, что могу бросить все, исчезнуть под влиянием момента, уйти — сбежать туда, где никто не знает, кто я такая, где никому нет до меня дела, просто побыть наедине с собой, в мире покоя и тишины. Носить одежду, которая мне нравится, есть, когда захочется, читать, или погружаться в размышления, или бродить среди деревьев, или ничего не делать без угрызений совести. Просто сбежать туда, где на часах не бывает стрелок, нет календарей, телефонов, свиданий. Такая земля, которой нет на свете, без проверок грима, пробных съемок, репетиций, интервью. Никого, кроме меня, независимой, свободной, принадлежащей только самой себе.

— Так что же, почему бы и нет, Шэрон? Что мешает тебе поступать так иногда?

— Могу, конечно. Да, скоро я буду готова к такому шагу. Мисс Торо в глуши общается с муравьями. Мисс Свали Рамакришна на холме, погруженная в самосозерцание. Могу сесть одна в самолет, без карт и маршрута, и посмотреть, где он приземлится и что случится со мной. — Она вздохнула. — Но сначала надо увидеться снова с Роджером. Он ждет меня. Я должна поглядеть, сможет ли это сработать. Если да, то прекрасно. Брошу роль солистки и организуем дуэт. Если гармония не получится, ладно, еще есть время попробовать другой стиль жизни. — Склонив голову, она посмотрела на своего секретаря.

— По крайней мере, я думаю правильно, не так ли?

— Конечно, ты права.

— Значит, у меня есть свобода выбора. Много разных вариантов. Нужно сосчитать все звезды, приносящие мне счастье. Хорошо. Будь добра, помоги расстегнуться.

Нелли встала позади нее и начала расстегивать белую блузку на спине.

Шэрон, придя в лирическое настроение, продолжала:

— Помнишь того психоаналитика, с которым мы встретились несколько лет тому назад, Нелл? Где же это было — ох, на обеде в Белом доме, вспоминаешь? Тот, который сказал, что ему не нравится лечить актрис и актеров? «Продолжаешь с него снимать слой за слоем, всегда надеешься дойти до сердцевины, до реального человека, спрятанного под всеми его театральными обличьями. И когда доберешься до него, что там находишь? А ничего. Никого. Там нет реального человека». Боже, как напугали меня эти его слова, на несколько месяцев, не меньше. Полагаю, именно поэтому теперь я чувствую себя вновь уверенной в себе. Я очистилась от этих слоев. И нашла реальную личность, человеческое существо, мою личную сущность, себя в себе. И полюбила и стала уважать эту личность. Узнала, что она может стать независимой и поступать по собственному разумению. Это неплохо. Фактически, это чертовски хорошо.