Мэлон решил высказать собственное мнение:
— Я категорически возражаю, чтобы ее держали с закрытыми глазами. Когда она проснется и обнаружит, что у нее закрыты глаза, то испугается до смерти. Узнав, что ее привязали, она и так достаточно встревожится. Но то обстоятельство, что она не сможет увидеть, где и с кем находится, действительно приведет ее к мысли об угрозе. Ничто не пугает человека так сильно, как неизвестность. Если она сможет видеть, убедится, что мы нормальные парни, а не преступники, появится куда большая вероятность, что она постарается понять нас и согласится на сотрудничество.
— В твоих словах есть смысл, — признал Йост, — хотя, — несмотря на все волосяные покровы на наших лицах, настоящие или фальшивые, я не уверен, что мы выглядим вполне нормально.
— Вы все выглядите вполне нормально, — заверил их Мэлон. — А все, что она запомнит, это то, как мы выглядим сейчас. Пока все это не закончится и мы не вернемся в Лос-Анджелес, без усов, бород, накладок, она никогда не опознает нас. Я голосую за то, чтобы снять с ее глаз эту повязку. Мы хотим, чтобы она видела нас, чтобы ей стало комфортнее в нашем присутствии. Вот для чего это необходимо сделать.
— Думаю, что малыш прав, — сказал Шивли, обращаясь к остальным.
Йост прижал покрепче к губе свои фальшивые усы.
— Думаю, что в его словах есть смысл.
— Согласен на все то, что скажут остальные, — заявил Бруннер.
— Хорошо, — сказал Мэлон. Он наклонился над Шэрон Филдс и с большой осторожностью снял кусочки липкой ленты, удерживающие полоску марли, а затем сдернул и ее.
Ее веки дрогнули, но остались закрытыми.
Шивли взглянул на часы.
— По моим сейчас без четверти десять. — Он взглянул на Бруннера. — Ты — наш медицинский мозг, старина. Сколько еще пройдет времени, пока она не очухается?
— Ну, — ответил Бруннер, — основываясь на том, что я прочел в своем Домашнем медицинском справочнике, а также на собственном опыте, когда лежали в госпитале моя жена или ее сестра, я оцениваю. Кроме того, учитывая общее количество анестезических лекарств, которые мы применили, — два раза накладывали хлороформ и делали одну инъекцию из четырех гран люминала натрия…
— Ты не рассказывай мне об этом, — нетерпеливо прервал его Шивли. — Я знаю об этих лекарствах. Просто скажи, когда она очухается, и все.
— Консервативная оценка — может быть, шесть часов. Могу сказать, что она выйдет из этого состояния примерно часа в четыре дня, но, возможно, при этом будет все еще как пьяная и не сможет полностью ориентироваться. Она должна прийти в себя полностью и быть совершенно нормальной к пяти часам.
— Так долго? — Шивли не смог скрыть свое раздражение. — Что за черт, ты имеешь в виду, что мы должны ходить так долго вокруг нее, прежде чем начнем?
— Прежде, чем мы начнем что? — потребовал ответа Мэлон.
Шивли повернулся к нему лицом:
— Трахать ее, ты, идиот. Ты как думаешь, почему мы собрались здесь — чтобы заслужить несколько бойскаутских медалей за то, что били баклуши по лесам?
— Ты все не сдаешься, Кайл? — спросил Мэлон. — Ведь знаешь не хуже меня, что мы и пальцем не дотронемся до нее без ее согласия. Мы начнем с ней, когда она разрешит нам начать, и ни минутой раньше. Ты можешь вбить себе это в голову, Кайл?
— Ладно, ладно, бойскаут. Значит, в план битвы входит предварительная беседа. Тогда не станем тратить время понапрасну, когда она очухается. После этого давайте начнем прямо здесь и скажем ей все вслух и сразу.
— Не беспокойся, — пообещал ему Мэлон. — Когда Шэрон полностью придет в сознание, мы поговорим с ней. У нас будет долгая беседа.
— Хорошо, — сказал Шивли, смотря на дверь. — Значит, у нас есть свободное время до четырех или пяти часов дня. Не знаю, как вы, парни, а я проголодался. Мы все нуждаемся в восстановлении сил. Давайте приготовим что-нибудь пожевать.
Йост и Бруннер вышли за Шивли из спальни, но Мэлон задержался, пока не готовый покинуть ее.
Очарованный, он подошел к изножью кровати и стал смотреть на знакомое лицо и тело, распростертое перед ним в глубоком сне. Она виделась ему воскресшей дочерью Леды и Зевса. Ее лицо, окруженное каскадом золотистых волос, казалось ему именно тем лицом, которое вдохновило Кристофера Марло на фразу о «лице, из-за которого в море вышли тысячи кораблей и были сожжены башни Иллиума». Под обтягивающей тело блузкой ее грудь ритмично вздымалась и опускалась. Вот она, в покое, тонкая, с совершенными пропорциями фигура, прелесть которой подчеркивается укороченной юбкой. Длинные ноги, оголенные, прижаты друг к дружке. Фантастическая женщина, мечта любого мужчины.
Шэрон Филдс.
Прошлое было скупо на обещание богинь с такими достоинствами.
История, скупая на чудеса, обычно одаряла человечество только одной столь безупречной красавицей, одним столь сексуальным созданием в течение одного поколения. Когда-то жили реальные прекрасные женщины, изображения которых оставили нам великие художники прошлого, — Венера Милосская, Обнаженная Майя, Олимпия, женщина в «Сентябрьском утре». Когда-то жили Нинон, О'Мэрфи, Помпадур, Дюплесси. Для того чтобы никогда не угасала мужская фантазия, появлялись на свет Дузе, Назимова, Гарбо, Харлоу, Хейуорд, Тэйлор, Монро.
Теперь лишь одна из всех этих женщин живет на земле — это Шэрон Филдс.
В течение многих лет для Мэлона она была тенью на экране, приносившей радость лишь издалека. Он мог наслаждаться ее близостью в сообщности с миллионами обожателей-мужчин на всех континентах земного шара. За сто одну ночь в эти годы Мэлон в темноте кинотеатров следовал каждому движению двумерного изображения на экране, когда Шэрон Филдс появлялась в кинофильмах «Зеленоглазое привидение», «Дорогая Нелл», «Президент в юбке», «Мадлен Смит», «Белая камелия», «Маленький Египет», «Божественная Сара», «Девушка с пляжа Бикини». Она была столь же нереальна, как привидение, столь же эфемерна, как русалка, столь же неуловима, как мечта.
Мысль о том, что его успешные опыты в «алхимии» привели к тому, что ускользающее фантастическое видение превратилось в реальную, из плоти и крови, женщину, лежавшую перед ним на кровати, и он мог дотянуться до нее рукой, приводила его в восторг.
Ни одно свершение человека не шло ни в какое сравнение с этим, не приносило того удовлетворения, которое он испытывал в этот момент.
Единственный штрих сожаления омрачал эту картину. Угрызения совести, как боль, наполняли его душу, когда он сознавал, что его богиня досталась ему столь жестоким способом. Она лежала перед ним, привязанная к металлической кровати, как самый злостный преступник или рабыня. Конечно, она заслуживала лучшего отношения, но у них не было выбора.
Адам пытался облегчить угрызения совести, внушая себе, что эти условия ее содержания временны. Позже, в этот же день она проснется, увидит их, выслушает их предложения. Они постараются успокоить ее, и Шэрон признает их порядочность и непоколебимое восхищение. Мотивы их поступка, импульсивность действий, их отчаянность, — все это в глазах романтически настроенной женщины превратит их в компанию Робин Гуда и Веселых мужчин. После этого они освободят ее ото всех этих веревок. Они выкажут ей всю свою доброту и окружат вниманием, которое она заслуживает. Они все поровну разделят радости этого уникального совместного приключения.
По губам Мэлона скользнула улыбка, когда он представил себе ближайшее будущее совместно с Шэрон. Его мечты обретут реальность, в этом он нисколько не сомневался.
Отвернувшись от кровати, он впервые внимательно оглядел эту приятную комнату. Потолком спальни служила крыша хижины, и потому были видны мощные опорные брусья; стены были выстланы большими (четыре на восемь футов) окрашенными деревянными панелями. Пол выложен керамической плиткой, а в трех местах, по обе стороны кровати и у шезлонга, покрыт толстыми плетеными ковриками.
Мэлон отступил к двери, чтобы получить более полное представление о хозяйской спальне. Справа в стену были встроены два шкафа: один для постельного белья, другой — для одежды. Затем шел встроенный туалетный столик с зеркалом, а за ним — дверь в ванную. Между ванной и кроватью было окно, частично прикрытое темными портьерами, которые не полностью скрывали тот факт, что оно было заколочено досками сверху донизу.