А эти животные здесь того и хотели, чтобы она отреклась и отбросила именно эту новую свободу, которую она в себе растила.

Это раздражало его больше всего.

И, как ни странно, было еще кое-что такое, из-за чего она ощущала какое-то несообразное унижение. В прошедшие годы, во время ее восхождения к власти и независимости, ее цена всегда была очень высока. Она гордилась тем, сколько она стоит. Соглашаясь на использование ее тела, она всегда получала в обмен ценные подарки — важную рекомендацию, официальный контракт, повышение, желаемую роль, изысканный гардероб или дорогое ювелирное изделие. Она никогда не отдавала себя дешево. Ее всегда покупали как дорогой предмет роскоши. От этого можно было загордиться.

Но, как только она вознеслась над рынком, у нее пропала необходимость продавать что-либо, потому что она сама больше не продавалась. Она могла дать что-либо, не имеющее цены, любовь, но не менее того. А здесь ее — самую желанную женщину на земле, согласно последним опросам, — просят продаться этим гнусным животным за оскорбительное содержание. Их представитель предложил ей объедки обычной пищи и несколько дешевых таблеток за то, чтобы она служила им Вещью.

Это было крайним унижением, почти таким, как и насилие над ее независимостью.

Все, чем она стала под конец, пропадет и исчезнет, если она капитулирует.

— Ну, леди, — услышала она голос Злодея, — ты не ответила. Получаешь, если даешь. Ты готова принять это условие?

В ней взбурлила ее глубинная злость на него. Собрав слюну, она плюнула в него, попав на штанину.

— Вот мой ответ, ублюдок! Я не даю животным.

Его лицо мгновенно потемнело.

— Ладно, леди, мы позаботимся об этом. — Он быстро снял с себя одежду. В секунду он оказался голым, и его ужасающий аппарат болтался, когда он шел к ней. — Ладно. Я думаю пора поучить тебя обращению с людьми.

Он отбросил одеяло и мгновенно оказался на ней, стараясь развести ее ноги.

Она попыталась отбить его нападение, используя запасы сил, о которых она даже не подозревала. Она дергалась из стороны в сторону, избегая его, лягала его ногами со сведенными вместе лодыжками. Но ее ноги уставали, и она понимала, что скоро ее сопротивление будет сломлено. Она уже не думала о победе — только о том, чтобы заставить его заплатить за эту муку, заставить его понять, насколько ненавистно ей насилие над ее существом.

Ее ноги раскрылись, юбка свалилась, и она поняла, что он реагирует на сопротивление.

Последняя отчаянная попытка перед тем, как ее ноги будут прижаты к кровати. Колено, свободное колено. Последним усилием она дернула коленом вверх, под его эрекцию, грохнув его по тестикулам.

Глаза его закрылись, черты застыли в агонии, он издал утробный крик боли. Его руки отпустили ее, потянулись к промежности, он упал назад, корчась согнулся пополам.

Она как зачарованная смотрела на него, пока он не перестал корчиться. Он лежал, так согнувшись, очень тихо. Затем медленно встал на колени и повернулся к ней. Выражение его лица заставило ее в ужасе отшатнуться.

Он приближался, ползя на коленях, его отталкивающие черты были искажены убийственной яростью.

— Ты, маленькая шлюха, я тебя научу! — прорычал он.

С этими словами он ударил ее по лицу ребром грубой ладони. Снова и снова костоломные удары обрушивались ей на щеки, челюсти, голову.

Она попыталась крикнуть, но ее мозги как бы сорвались с петель и зубы болтались во рту, опухшие губы не пропускали звук.

Она не знала, сколько раз он ее ударил или когда это кончилось, но это кончилось, потому что ее голова больше уже не болталась из стороны в сторону, как боксерская груша. Едва различая его очертания сквозь слезы, она видела, что он торжествует над результатами того, что он сделал, и его лицо казалось шире из-за нечеловеческой садистской ухмылки.

Во рту у нее ощущался едкий вкус крови, и она чувствовала, что кровь течет по подбородку. Она лежала, всхлипывая, тело ее превратилось в безжизненную плоть и кости.

— Так-то лучше, — хрипло сказал он. — Теперь ты знаешь, что тебя ждет. Раскладывайся, а то опять получишь.

Он отодвигался, стоя на коленях, снова располагаясь над ней, и она видела, что его жестокость возбудила его до крайности.

Она ждала, пока начнется акт некрофилии.

Он поднял ее ноги, грубо их раздвинул, и она не сопротивлялась.

Он вошел в нее и она застонала от мучений. Постоянное пилообразное движение внутри сотрясало и раздирало ее податливое тело. Она потеряла счет времени, проваливаясь в обморок и снова выходя из него — тряпичная кукла, которую калечат.

Но затем сознание вернулось к ней снова, она выплыла из черноты на свет, и боль, охватившая ее лицо, дополнилась неимоверной болью в широко раскинутых бедрах и измученном органе.

Он молотил в нее, как будто бы хотел ее убить, как маньяк-мучитель, и внезапно режущая боль от шейки матки до поясницы стала такой сильной, что она обрела голос.

Она крикнула, моля о пощаде, и поняла, что кричит во всю силу своих легких.

Ее крики, казалось, ускорили его движение, и он сделал последний выпад, который чуть не разрубил ее пополам, она издала последний, долгий и горестный, вопль, и все кончилось.

Она услышала ровный стук в дверь и приглушенные голоса.

Почувствовала, что Злодей слез с кровати.

Она попыталась открыть глаза, и сквозь щелочки увидела, как он стоит у подножия кровати, яростно глядя на дверь. С нарочитым спокойствием он одел свои шорты, брюки и свитер, забрал свитер в брюки и пошел к двери. Отперев ее, он отступил назад.

В дверях она увидела Мечтателя, за ним виднелись двое других.

— Что происходит? — требовательно спросил Мечтатель. — Мы слышали… — Затем она увидела, как он повернул голову, его взгляд упал на нее. Как бы не веря своим глазам, он вошел в комнату, пристально глядя на нее.

Неожиданно он резко повернулся на месте.

— Ты сукин сын! — проревел он и бросился на Злодея, протянув обе руки к его горлу.

Предплечья Злодея рванулись вверх, отбросив руки Мечтателя в сторону. Один его кулак ударил Мечтателя по голове, а другой — в живот.

Мечтатель отшатнулся назад и упал с тяжелым стуком.

В одно мгновение поле зрения Шэрон заполнили все трое, вернее четверо, потому что Мечтатель, качаясь, встал на ноги. Продавец удерживал Злодея, говоря ему что-то вполголоса. Самый старый, Скромняга, держал Мечтателя, умоляя его прекратить свалку.

— Никто не смеет меня прерывать, — рычал Злодей. — И никто не смеет мне говорить, что хорошо и что плохо. Эта шлюшка вдула мне коленом, здорово больно, а я хлопнул ее, чтобы напомнить, кто здесь главный. Я это сделал не только за себя, но и за всех нас.

— Не делай ничего за меня, — взорвался Мечтатель. — И ты можешь мне поверить, я не собираюсь стоять в стороне и мириться еще с хоть каким-то насилием.

Между ними встал Продавец.

— Послушайте, давайте не будем продолжать это в ее присутствии. Мы можем сгладить любые разногласия путем обсуждения. Если успокоиться и посоветоваться, то не найдется ни одной проблемы, которая не могла бы быть решена. Что вы скажете, ребята? Пойдемте в соседнюю комнату, где мы будем одни, выпьем и поговорим. — Он повел Злодея из комнаты, дав Мечтателю знак следовать за ним.

Когда первые двое неохотно выходили в коридор, Продавец на мгновение задержался.

— Будь другом, — сказал он старшему, — позаботься о ней. Ты знаешь, где аптечка первой помощи. Вымой ей лицо теплой водой и помажь этой палочкой, которая останавливает кровотечение. Затем пусть отдохнет. К завтрашнему утру она будет в порядке.

Завтра. Шэрон повернула голову набок и застонала, а через несколько мгновений провалилась в темноту.

Еще одно утро. Желтый свет пробивается сквозь трещины ставней. Взошло солнце.

Когда она очнулась после неглубокого и тревожного сна, ей потребовались долгие минуты, чтобы понять, где она и что с ней произошло.