Ни чё себе, думал я, города ещё нет, а народ вот он, есть, делает красоту, торгует, мечтает о прекрасном. Мир растёт, появляются новые города, деревни… а в наше время наоборот, вымирают деревни, увядают города из-за закрытия предприятий… Охо-хо…

Костёр догорел. Мы затушили угли и отправились спать…

С рассветом меня разбудил Вован:

— Вставай, на репетицию.

— Куда-а-а?

— Давай, давай. Подымайся…

Контрабас из корыта меня менее впечатлил, чем ударная установка из бочки обтянутой кожей, с грубой педальной, деревянной колотушкой, трёх, разных, бубнов-барабанов укрепленных на ножках и двух тарелок, одной висячей, а другой закреплённой жёстко.

— Ну, садись за ударник, попробуй.

— Ты сдурел! Да наши нас в озеро побросают.

— Не дрейфь! — Подбодрил Пятак и выдал на контрабасе, — не ходите дети в школу, пейте дети кока-колу.

Я взял палочки и приложился к установке. Получилось очень даже интересно. Вовка позвал нашего гудошника и гусельника. Парни лет двадцати пяти с удовольствием приняли приглашение в ансамбль и после короткого ознакомления с музыкой выдали нужную мелодию и аккомпанемент. Данила быстро вставил в музыку «за горами, за лесами…», получилось не дурно. В шатёр заглянул Кирилл:

— Мужики пора. — Молодёжь сразу исчезла и Кирилл добавил, — взрослые люди, а всё как дети.

— Всё приходящее, а музыка вечна. — Ответил ему Володька.

— Это понятно, но делу время, а потехе час! — Парировал Кирилл усмехнувшись…

Товары и торговцы занимали свои места у столов, лавок, навесов.

Утро наполнялось, шумом голосов, криков зазывал, пеньем петухов, гоготанием гусей. Это был торг, базар, рынок. Вдоль прилавков, на встречу друг другу, двигался народ. От разноцветия одежд рябило в глазах. На слух попадали разные наречия родного языка, и совсем не знакомый, иностранный говор.

Подошёл Бурей и сел на лавку под нашим навесом:

— А что молчитя! — Зазывать надо, хвалить свой товар.

— Да разве тут перекричишь? — Спросил Володька.

— А ты не кричи. Ты вчарась весь вечер карыту свою строгал, вот и давай пой. У нас две лодьи товару, продать нужно сразу, ибо потом цены ниже будуть.

Вовка почесал затылок, глянул на меня:

— Ну?

— А давай.

Не сыгранный ансамбль собрался в кучку. У меня появилась дрожь в коленях, Вовка тоже заметно нервничал, остальные музыканты, включая хомача Данилу, наоборот ржали и успокаивали нас:

— Главное шуму поболе и всё пойдёт…

Я сел за ударные и дал глуховатый ритм. Мимо проходящие начали останавливаться, я оробел, видя мою робость подключился бледный Вован с «контрабасом», потом весело загудел наш гудок, зазвенели гусли и Данила зычно запел:

Мы продолжали тихо играть, Данила зазывал, нахваливал стихами товары и потрясывал, да позвякивал небольшим бубном:

— Эт што жа за гребешки? — Спросила смеясь женщина в расшитом сарафане и накидке.

— Вот гляди! — Данила, подбежал к Вовкиным изделиям и показал, костяной, полированный гребень, украшенный замысловатой резьбой. — Подходите бабоньки, выбирайте, гребни, самопрялки, рубели, коромысла, всё резное, маслом напитанное, русским потом политое, красивое, надёжное, к излому не возможное…

Сразу образовалась толпа, гомон, женские голоса, требующие у мужей купить красивую расчёску. Контрабас смолк, ибо Вован погрузился в торговлю.

Коренастый бородач остановился, выбросил с руки ореховую скорлупу и жуя спросил:

— А чем хужее стрелы с перьями от дикого гуся?

— Тык по осени нельзя стрелять! — Быстро нашёлся Данила.

— Эт почему? — Вытаращил глаза мужик.

— Знамо дело почему, с диким то пером улетят стрелочки в тёплые края.

Толпа отозвалась хохотом.

— Ух и хват ты паря! — Похвалил бородач Данилу, рассматривая стрелу, смеясь в бороду, — Беру твои стрелы и лук. Подбери ка мне пуда на три.

— А осилишь ли, чай уже не молод? Да и стоит он не дёшево.

— Говядарь я, по сему и лук нужон добрый. А силушка имеется. — Бородач, демонстративно ухмыляясь, раздавил пальцами орех. — И платить есть чем.

Данила уважительно посмотрел на крепкие пальцы мужика:

— Тут неча говорить, силён, вот те лук, вот тетивочка в запас, вот те правИла для лучных плеч, коль лук обратно выгнется. Как парить и править ведаешь?

— Ведаю, не впервой.

Бородач потягал тетиву, зажмурив один глаз, посмотрел на рога лука, проверяя их соосность. Удовлетворительно крякнул и спросил:

— Спытать бы надоть.

— А как жа! — Поддержал Данил, подмигивая мне. Пошли за ряды.

Наша музыка заихла и я уже не барабанил, просто сидел и нервничал — понравиться ли мой лук чужому охотнику…

Толпящийся народ собрался за Данилой и охотником на лосей.

— Погодь борода, надо и мастера с собой взять. — Сказал наш зазывала и поманил меня.

Бурей до этого степенно следивший за торгом подтолкнул меня в спину:

— Иди.

Мы вышли с торжища на открытое место у озера. Бородач отсчитал сотню шагов от мишени, которая являла из себя старую бочку с белым пятном в центре. Оглянувшись на зевак, поставил стрелу, зацепил тетиву кольцом и выстрелил.

Стрела прошибла дно бочки в стороне от белого круга. Народ радостно похвалил стрелка, но бородач поморщился и приложился второй раз уже вогнав стрелу в центр.

— Вот теперь добре. — Сказал говядарь, рассматривая оружие. — Знатный лук. Беру!

После этих испытаний, возле наших прилавков постоянно толпился народ. Данила бегал вдоль всех наших столов, расхваливая товары нашей веси. На ура пошли меховые муфты, женские шапки «таблетки», что были модны в начале двадцатого века, шубки, унты. Мужикам понравились куртки с внутренними потайными карманами, видать тяга к заначке в нас сидит очень давно. Инструменты, особенно рубанки, расходились достаточно бойко. Самопрялки, с ножным приводом, тридцать штук, ушли в первый же день. Что удивительно, Вовкин «контрабас» и барабаны, на следующий день, купил какой-то купец.

Торговая неделя подходила к концу. Из Гудошного подошли две наши большие расшивы для отправки накупленного. Мы уже не бегали к ладьям за товаром, так как почти всё продали, но бегали что бы загрузить накупленное. Грузили соль, которую привез караван, с которым пришёл Янгур, мёд, от отечественного производителя. С медоносами в наших краях было туговато, поэтому медок покупался, причём в достаточном количестве, как и остальные продукты пчеловодства. Покупались цветные ткани и много всякого нужного, включая древесину и металлы.

Всю неделю нас навещал Янгур. Мы с ним беседовали о луках и их изготовлении. Как-то на испытаниях у нас купили лук и тут же передали Янгуру для украшения, тот взял заказ и через два дня, по уговору, принёс к нашим прилавкам, для передачи заказчику. Это было честно, ведь он не переманивал к себе покупателя, а предлагал свою услугу от наших лотков, правда и цену за работу брал не малую. Украшенный лук уже был без бересты, но имел шёлковую обмотку и радовал глаз красивыми узорами.

— Янгур! — Обратился я к Астраханцу, — ты ж так свои луки не продашь!