Лай Люли отрезвил сознание, и я повернулся. Ко мне бежала Светла, ведомая собакой. Раскинув руки, она бросилась в мои объятья…

— Прости мя ладо моё. — Промолвил я сорвавшимся от счастья голосом.

— За что? — Шепнула жена.

— За то, что муж у тебя не рубака, не удачливый добытчик, не крепыш здоровяк, а так…

— Як?

— Раззяватый ротозей, попадающий в разные глупые передряги.

— От твоего ротозейства у нас двое дочек, и это не конец. — Шепнула жена и чмокнув меня в щеку повисла на губах.

Я отдышался и спросил:

— Где они?

— Спят…

……………………………………………………………………………

…Вновь соединённая семья Бурея исчезла в лесу. Ученик Бурея Доброга остался в стане на сутки и помогал нам "погорельцам беженцам" в делах и хлопотах, а на второй день ушёл в лес к Бурею.

— Видать настроения слушал, по поручению Бурея. — Обмолвился, усмехнувшись, о Доброшке Вован, — у старого хрыча везде глаза и уши.

— И хорошо! — Ответил я.

— Конечно хорошо — бардака нет…

…Весь потихоньку отходила от трагических событий и переживаний. Уж такой это народ, что горевать долго не может, ибо велено ему богами не унывать в бедах и горестях. Помянут люди с утра ушедших сродников, и рукава засучивают.

Всё чаще слышался смех, шутки и прибаутки. По просьбе женщин мы с Пятаком и Данилой добыли для детей молока. Сходили на челне в Плясово к уже знакомому мне Владимиру, а оттуда в два соседних посёлка за молочком. Не много не мало, но двадцать литров привезли. Вовкина Лада удивилась такому малому количеству, мол плохо мы просили, но когда узнала, что в двух деревеньках всего три коровы, то была удивлена до предела.

— Народ русский совсем обленился! — Причитала она, — как же можно то, без коровы то…

Данила был на седьмом небе от счастья, что увидел наши современные деревни, мотоциклы, лампочки и прочие мелочи нашего современного быта. Он просто балдел от разговора со мной по мобильнику Пятака. Отбежит шагов на сто и звонит, видит, как я трубку беру, отвечаю, а сам заливается радостным смехом как дитя и кричит в трубу, мол вот диво то дивное, да чудо чудное…

После трудов мы с Вовкой ломали голову как устроить весь, как зарегистрировать и паспортизировать наших весян, ведь просто так они будут "никто и нигде". Выходило, что без паспорта, здесь у нас, можно жить лишь в глухой чаще, куда не достают блага цивилизации и радетели законов, которые не заклюют, так задёргают, мол это не стреляй, тут под елочкой не сядь, а этих не трожь, ибо они хозяева на земле русской и не мешай им «апэлсины торговат».

Весяне умели жить в лесах и закон они блюли свой, человеческий, но нам с Вовкой уже не хотелось отказываться от благ нашего мира коль мы тут и поэтому ломали головы над тем как объединить современность с древностью в рамках современного законодательства.

Однажды произошёл забавный случай. Все тесали брёвна, Вовка отошёл к бадье с водой утолить жажду и тут запел его "смарт". Данила с умным видом, копируя Пятака, принял звонок:

— Данила Кочетков слухае!

На том конце что-то спросили.

— Нет, он пьёт… — кликну, передам… — Даньша плавал, Даньша знает, Даньшу нечева учить, — и выключил "смарт".

— Ты с кем так? — Ухмыльнулся я.

— Та Бог его знает, как горит к нам доехать. Хм!.. А то я ведаю где он?!

Я засмеялся, подошёл Вовка, вытирая руки с улыбкой:

— Мне тут звонят, а ты людей отваживаешь.

Данила скривился и поглядел на Янгура, ища поддержки, но тот съехидничал:

— Ты лошара, Даня!

Курянин плюнул и сморщил нос…

Вечером, уложив дочек спать, во временном жилище в виде полуземлянки, чмокнул жену:

— Светлушка, пойду к Вовше поговорю.

— Не долго, Владушка. Хорошо?

— Да-да…

Пятак был как раз шёл мне на встречу:

— А я к тебе собирался, потрещать. — Вздохнул Вовка.

— И я к тебе.

Потом мы медленно шагая обходили стан тихо беседуя о делах и переживаниях:

— Володь, ну откуда Ян "лошару" узнал? — Напал я на Пятака.

— От меня, и что?

— Ни чего, просто мы портим их язык.

— Ну я ж не виноват, что они так быстро всё схватывают. Да ладно успокойся, это всё газы.

— Что, какие газы?

— Да все желания и понты, по медицинскому выражаясь, это газы. Газы отошли, и нет желаний и понтов, ты здоров… Понял?

— Неа. А если газов много? — Усмехнулся я.

— Тада надо перестать кушать и перейти на капельницы. — Тихо засмеялся хирург.

— Ну да, ну да. — Тихо улыбнулся я задумавшись.

В становище нас встретил Прокопий, причём появился на пути внезапно, тихо и загадочно, видать дружба с Буреем не прошла даром. Видимо, Прокоп от Бурея научился быть вездесущим и внезапным, а Бурей приобщился проповедям и пользовался библейскими примерами. Прокоп раненый в бою за весь носил перебинтованную левую руку на перевязи:

— Отдыхаете чады божьи?

— Можно сказать и так. — Ответил Владимир и перекрестился.

— Да батюшка Прокопий, гуляем. — Осенил себя крестом и я.

— То добро, перекрестил нас попин. По работе и отдых. Вот что я вам сказать хочу мужи честнЫе. Погорела наша весь, да ведь душа её жива…

— Эт как жа? — Напрягся Вовка.

— Церкву закладывали?

— Закладывали. — Кивнули мы, — и что?

— Весь погорела?

— Ну погорела. Да не тяни отче?

— Хм…не тяни, — в сумерках сдвинутые, чёрные брови священника показались суровыми, — церква-то цела!

— Эт почему?

Священник присел на поваленное дерево, отмахнулся от назойливых комаров:

— Явилась ко мне вчарась во сне богородитца, и речёт, мол не бросай, Прокопий, прихода своего, не строй нового, но возвращайся в старый и собирай паству, что бы свята Русь крепла, что бы не угасла душа народа, что бы восстала из пепла весь ваша, чтобы земля эта бала не только полита русской кровью и слезами, но и покрыты и оборонена молитвами христианскими Руси, доды не будя конца правде русской и душе.

Мы с Вовкой стояли молча, не зная, что сказать. Священник некоторое время ждал от нас слов, но не дождавшись продолжил:

— Без вас тяжело будет…

Вовка вздохнул:

— Помилуй господи! А может тут осядешь, ты ж и тут нужен.

— Охо-хох, — да я и хотел, да вишь что богородица наставляет? Видать так-то и правильно, видать корни рубить нельзя, а коль больны, то лечить надо, — уставился в тёмное, уже звездное небо священник и перекрестился. — Видать помереть я там должен, видать там меня бог призовёт, видать там я что-то не доделал, и мы все.

Помолчав Прокопий продолжил:

— Вот как жизнь понять, — задумался священник, — грек я наполовину, а за Русь переживаю, и русины родня мне и нет их ближе и не потому что когда то из полона ослобонили, так как уйти мог, и не потому что раны залечили, ведь все народы помочь готовы, а потому что душа светла у Руси, даже у последнего татя есть свет и все народы что живут тут, вскормленные этой землёй, все таковыми являются, светлыми да славными и я просветлел и раны получил кои мне в радость, бо бился как хрестьианин за правду русскую, хрестианскую.

Прокоп кашлянул и замолчал.

— Ты говоришь отче, что на половину грек, а вторая половина? — Спросил Вовка.

— Иудейка матушка моя, со святый землИ приведена отцом, по любви христианской обоюдной. Ноня поминал я батюшку с матушкой, и чую, что рады они, что я Русью живу, бо свята Русь, и все народы, живущие в ней к свету идуть.

Прокоп, крякнув, встал с бревна, и зашаркал по траве, продолжая свой обход стана.

— Ну, что скажешь? — Спросил Пятак.

— Похоже что народ назад захочет.

— Во-во. Ладно, пошли народ навестим, который не спит.

……………………………………………………………………………………………………………………………………

Потом мы задержались у землянки Данилы, потрандили о том, о сём о Бурее, о мыслях Прокопия, о изрядно помятом и побитом Горыне, здоровье которого заметно покосилось после последней битвы, о том, как пацаны чудом подобрали мой лук, перебросили в лодию, и я до сих пор его не видел, и ещё о многом, насущном и нет.