– Не можем ли мы обойти все узлы, – сказал Дьювал, – а так же значительно сократить путь, если повернем где-то вот здесь и направимся прямо во внутреннее ухо? Оттуда до тромба совсем близко.

Мичелз наморщил лоб, ставший похожим на стиральную доску, и вздохнул.

– На карте это выглядит прекрасно. Вы делаете пометку на карте, и вот вы уже у цели. А вы подумали, что значит пройти через внутреннее ухо?

– Нет, – ответил Дьювал. – А что?

– Ухо, мой дорогой доктор – и мне не надо вам об этом напоминать – это устройство для концентрации и усиления звуковых волн. Любой самый слабый звук снаружи создаст во внутреннем ухе интенсивную вибрацию. В нашем миниатюризированном масштабе эта вибрация будет смертельной.

Дьювал, казалось, задумался.

– Да, я понимаю.

– А внутреннее ухо всегда вибрирует? – спросил Грант.

– Если не наступит тишина, когда нет звуков с интенсивностью выше порога слышимости. Но и тогда в нашем масштабе мы, вероятно, ощутим слабое движение.

– Хуже, чем Броуновское движение?

– Наверное, нет.

– Звук приходится снаружи, не так ли? – спросил Грант. – Если мы будем проходить через внутреннее ухо, биение корабельного двигателя или звуки наших голосов не будут воздействовать на него, не так ли?

– Нет, я уверен, не будут. Внутреннее ухо по конструкции не предназначено для наших миниатюризированных вибраций.

– Ну, тогда, если люди снаружи, в палате, будут соблюдать полнейшую тишину…

– А как вы сообщите им об этом? – спросил Мичелз. Затем он добавил почти грубо: – Вы же сами сломали радиостанцию, так что мы не можем связаться с ними.

– Но они следят за нами. Они обнаружат, что мы движемся во внутреннее ухо, и поймут, что необходима тишина.

– Поймут ли?

– А почему нет? – спросил Грант раздраженно. – Большинство из них медики. Они разбираются в таких делах.

– Вы хотите так рискнуть?

Грант посмотрел вокруг.

– Что думают остальные?

– Я последую любому курсу, который вы мне предложите, – сказал Оуэнс, – но я не собираюсь выбирать его самостоятельно.

– Я не уверен, – сказал Дьювал.

– А я уверен! – сказал Мичелз. – Я против этого.

Грант быстро взглянул на Кору, сидевшую молча.

– Хорошо, – сказал он. – Я беру ответственность на себя. Мы направляемся во внутреннее ухо. Задайте курс, Мичелз.

– Подождите… – начал Мичелз.

– Решение принято, Мичелз. Задавайте курс.

Мичелз вспыхнул, потом пожал плечами.

– Оуэнс, – сказал он холодно. – Мы должны сделать резкий поворот влево в точке, которую я вам сейчас укажу.

Картер рассеянно поднял чашку с кофе.

С нее соскользнули капли жидкости и упали на его нервно подергивающуюся ногу.

Он заметил это, но никак не отреагировал.

– Что вы думаете по поводу изменения их курса?

– Я предположил бы, что они почувствовали, что потеряли слишком много времени в лимфатическом узле и не хотят более проходить через них, – ответил Рейд.

– Хорошо. А куда они могут двигаться вместо этого?

– Я еще не уверен, но похоже, что они направляются во внутреннее ухо. Не знаю, одобрил бы я это или нет.

Картер снова поставил чашку на стол и отпихнул ее в сторону. Он даже не поднес ее к губам.

– Почему нет?

Он бросил быстрый взгляд на отметчик времени. Тот показывал 27.

– Это будет трудно. Нужно будет остерегаться любого звука.

– Почему?

– Вы можете догадаться сами, не правда ли, Эл? Ухо реагирует на звук. Ушная улитка вибрирует. Если «Протерус» находится где-нибудь близко от нее, он тоже будет вибрировать и может разрушиться.

Картер наклонился вперед, глядя на спокойное лицо Рейда.

– Почему же тогда они идут туда?

– Я полагаю, они считают этот путь единственным, позволяющим им вовремя достигнуть цели. Или они просто сошли с ума. Мы не можем поговорить с ними с тех пор, как они раскулачили радиостанцию.

– Они уже там? – спросил Картер. – Во внутреннем ухе, я имею в виду?

Рейд щелкнул переключателем и задал короткий вопрос. Потом повернулся.

– На подходе.

– А люди там внизу, в операционной, знают о необходимости соблюдать тишину?

– Я полагаю, что знают.

– Вы полагаете! Что мне до того, что вы полагаете?

– Они будут там недолго.

– Они будут там достаточно долго. Послушайте, скажите всем там внизу… Нет, слишком поздно рисковать. Дайте мне кусок бумаги и вызовите кого-нибудь снаружи. Любого.

Вошел вооруженный охранник и отдал честь.

– Ладно, заткнитесь, – устало произнес Картер в ответ на приветствие.

Он написал на бумаге большими буквами: «Тишина! Абсолютная тишина, пока „Протерус“ находится в ухе!»

– Возьми это, – сказал он охраннику. – Ты спустишься вниз, в операционную, и покажешь это каждому. Убедись, что они прочитали это. Если ты произнесешь хоть одно слово, я тебя выпотрошу. Ты понял?

– Да, Сэр, – сказал охранник.

Он выглядел смущенным и встревоженным.

– Пошел. Поторопись. И сними свои башмаки.

– Сэр?

– Сними их. Пойдешь в операционную в носках.

Они смотрели из наблюдательной башни, отсчитывая бесконечные длинные секунды, пока солдат в носках не вошел в операционную. От доктора к сестре, от сестры к доктору шел он, держа бумагу и тыкая большим пальцем в сторону обзорной башни.

Один за другим все мрачно кивали. На мгновение показалось, что всех в комнате охватил общий паралич.

– Похоже, они поняли, – сказал Рейд. – Даже без инструкций.

– Я поздравляю их, – сказал Картер свирепо. – Теперь слушайте. Соединитесь с этими парнями за пультами управления. Не должно быть никаких зуммеров, никаких звонков, гонгов, ничего. Кстати, и никаких вспышек света. Я не хочу, чтобы кто-нибудь от испуга хотя бы хрюкнул.

– Они прибудут туда через несколько секунд.

– Может быть, – сказал Картер, – а может быть, и нет. Бегите.

И Рейд побежал.

«Протерус» вошел в обширную область прозрачной жидкости. Кроме нескольких антител, появлявшихся то тут, то там, ничего не было видно, только отблеск корабельных прожекторов, пробивавшийся сквозь желтоватую лимфу.

Неясный звук ниже порога слышимости прошел по корпусу корабля, как будто тот скользил по стиральной доске. Затем снова и снова.

– Оуэнс! – крикнул Мичелз. – не хотите ли выключить освещение салона?

Наружный вид сразу же стал более ясным.

– Видите это? – спросил Мичелз.

Все стали внимательно смотреть. Грант вообще ничего не видел.

– Мы в кохлеарном канале, – пояснил Мичелз. – Внутри маленькой спиральной трубки во внутреннем ухе, которая позволяет нам слышать. Она вибрирует от звука, образуя при этом разные узоры. Видите?

Теперь Грант видел. Это было похоже на тень на поверхности жидкости – огромная плоская тень, бежавшая мимо них.

– Это звуковая волна, – сказал Мичелз. – В конечном счете, отображение слышимым ухом звуков. Волна сжатия, которую мы сейчас видим в нашем миниатюризированном свете.

– Означает ли это, что кто-то снаружи разговаривает? – спросила Кора.

– О, нет, если бы кто-нибудь заговорил или издал какой-нибудь настоящий звук, эта штука вспучилась бы, как при настоящем землетрясении. Даже при абсолютной тишине улитка воспринимает звуки – отдаленный стук сердца, шелест крови, пробивающейся через крошечные вены и артерии уха, и тому подобное. Вы когда-нибудь прикладывали к уху раковину и слушали шум океана. То, что вы слышали, это шум, главным образом, вашего собственного океана, потока крови.

– Это может быть опасным? – спросил Грант.

Мичелз пожал плечами.

– Не больше, чем есть – если никто не заговорит.

Дьювал, который вернулся в рабочую комнату и как раз склонился над лазером, спросил:

– Почему мы замедлили ход, Оуэнс?

– Что-то не в порядке, – ответил капитан. – Двигатель отказывает, и я не знаю, почему.

По мере того как «Протерус» углубляется внутрь канала, появилось постепенно возрастающее ощущение, что они находятся в опускающемся подъемнике.