Не преувеличивая, можно сказать, что вся планета была у телевизоров в момент, когда на бесчисленных экранах появилось стереоскопическое цветное изображение Тхнтшу и раздалось его приветствие — звук, произведенный трением хитиновой шеи о такое же шейное отверстие груди. С особенно жадным интересом смотрели на него и слушали его те, кто видел его впервые. А таких было подавляющее большинство не только среди подростков и молодежи, но и среди огромной части старшего поколения, не интересовавшейся космическими проблемами.

Тхнтшу сидел в глубоком зеленом кресле, погрузив в него широкую нижнюю часть туловища и опершись спиной о высокую мягкую спинку. Он положил ногу на ногу, кисти рук опустил на верхнюю доску стола, а руко-ногами уперся в нижнюю. Старый космолог волновался. Он долго жил на свете, но только второй раз выступал перед Планетой. Никто, кроме него, не знал, как радостно и как трудно было ему выступать сегодня. Если бы мог слышать его Кхруарбрагфр! Если бы можно было обращать время вспять! Опасаясь, чтобы на миллиардах экранов не заметили его волнения, Тхнтшу плотно сцепил длинные хитиновые пальцы рук, оканчивающиеся осязательными присосками, и следил, чтобы они лежали на столе неподвижно.

Ни конспекта, ни каких-либо материалов передним не было. Весь доклад был в памяти, со всеми необходимыми подробностями и цифрами.

Телевидение имело обратную связь, и до слуховых органов ученого (расположенных на плечах рук и руко-ног) явственно доносился неясный, взволнованный шелест колоссальной аудитории.

“Голос Планеты! — подумал он. — Если б она знала, что ей предстоит услышать! Последние секунды Эры Изоляции. Начинается новая эра. Если называть вещи своими именами — Эра Кхруарбрагфра. О великий! Ты со мной сейчас, ты во мне. Если верно, что мысль- главное в мыслящем, то ты жив и это час твоего торжества”.

Над столом трижды вспыхнула ультрафиолетовая лампочка. Время начинать. Последние секунды старой эры истекли. И Тхнтшу, сосредоточившись, начал:

— Сограждане!

Он не говорил, а думал. Его мысль, излучаемая лицевою антенной, принималась высокочувствительным электромагнитным полем, миллионократно усиливалась им, мгновенно обтекала планету и делалась достоянием воспринимающих, которых неверно было бы назвать слушающими.

— Двадцать лет назад я нарушил ваш покой сообщением о принятых мною первых осмысленных сигналах с нашей голубой, водяной соседки — Третьей планеты. Двадцатилетие — ничтожный срок в истории цивилизации, насчитывающей триста тысячелетий, тем более в сравнении со всею историей нашего биологического вида, корни которого уходят в темные глубины каменноугольного периода.

Однако я утверждаю: то, что вы услышали двадцать лет назад, и — еще больше — то, что услышите сегодня, кладет такой же рубеж между настоящим и будущим Чунгра, каким в свое время явилась наша титаническая борьба с молококормящими гигантами.

Я упоминаю об этой погибшей цивилизации намеренно, а не случайно, чтобы каждый воспринимающий меня вспомнил весьма важные для нас сегодня трагические события той отдаленнейшей эпохи.

Мы еще не знаем, как развивалась разумная жизнь на Третьей планете. Не знаем путей ее развития на других мирах нашей Галактики и других галактик, где она, несомненно, существует. Но то, что было здесь, на Чунгре, нам хорошо известно.

Здесь, на этой планете, свет разума зажегся в двух видах живой материи. Случилось так, что впервые он вспыхнул не в нас, членистотелых, а в гигантских по сравнению с нами молококормящих яйценосах. Их вид возник гораздо позже нашего, но с удивительной быстротой обогнал нас в своем развитии. Они уже создали свою цивилизацию, когда мы еще были только частью животного мира, не поднявшейся выше сложных коллективных инстинктов.

Вы знаете, как развивались события дальше.

Страшнейшим врагом молококормящих, а для нас добрым союзником оказалась быстро прогрессировавшая в ту пору убыль кислорода в атмосфере Чунгра. Она поставила молококормящих перед проблемой, которую они не сумели решить, как ни бились над ней.

А наших пращуров тонкий слой углекислоты, постепенно оседавшей на поверхность планеты, вынудил ходить на задних ногах, держа голову как можно выше. Это привело их к прямохождению, а прямохождение — к тому, что освободились для труда руки, потом руко-ноги, развились пальцы и осязательная функция. Инстинктивные трудовые процессы, которые у нашего вида богато проявились еще в диком состоянии, стали быстро превращаться в сознательный труд, в делание вещей, а это уже было началом разума и началом цивилизации.

Неудивительно, что две столь различные цивилизации не ужились на одной небольшой планете. Завязалась ожесточенная борьба, занявшая полмиллиона лет. Неизвестно, чем она кончилась бы в иных условиях, но нам пришла на помощь сама природа, или, как выражались наши пращуры, “сам бог”.

Мы оказались несравненно более стойкими в борьбе с кислородным голоданием, нежели молококормящие. От поколения к поколению наши организмы научились вырабатывать анаэробную компенсацию, а поколения в то время сменялись у нас в двадцать раз быстрее, чем у молококормящих, и в конце концов мы стали так же превосходно чувствовать себя в атмосфере, бедной “жизненным газом”, как чувствовали себя наши прапращуры, когда этого газа было в семнадцать раз больше.

Для молококормящих этот фактор обернулся трагедией. Они стали вырождаться и хиреть. Все их попытки искусственно обогатить атмосферу планеты кислородом ни к чему не привели. Перспектива неминуемой гибели заставила их устремить всю силу своего разума, уже чрезвычайно развитого в то время, на то, чтобы бежать с Чунгра. Они возненавидели породивший их мир, отвернулись от него с проклятиями и устремили взоры к космосу. Только о космосе думали, только о нем бредили. Чем это кончилось, вы знаете. Наиболее ученые и деятельные из них вступили в заговор между собой, построили пятьсот девять межпланетных кораблей и преступно, тайно от других бежали, оставив миллионы себе подобных на верную смерть от удушья. Среди оставшихся не было ни одного, кто умел бы строить такие корабли. Они, правда, пытались это делать, но каждая попытка приводила только к атомной катастрофе, и в конце концов попытки были оставлены.