Вода подмывала его до пояса, бочка прыгала, словно пыталась вырваться из рук человека, но тот мочалом, просовывая концы под обруч, обвязывал жердь и крепил узлы. Тут же, закончив крепление жерди, придерживая концы мочала рукой, он стал наклоняться в воде и, когда волна отходила, хватал со дна у себя под ногами камни, бросал в бочку.

Константин, казалось, стоял тут же, на берегу, видел покрасневшие от холода, исцарапанные руки, хватавшие камни, бородатое ожесточенное лицо человека, котомку, болтавшуюся у него за спиной. Но вот камни набросаны, бочку стало меньше болтать, человек, навалившись на край, перебросил в бочку ногу, другую, повернулся на животе, оказался внутри. Бочка погрузилась наполовину, зато обрела устойчивость.

Человек скинул с плеч котомку, армяк и, зацепив его одной полой за верхний край жерди, другую полу тем же мочалом привязал к обручу. Ветер надул армяк пузырем, и бочка тронулась от камней. Мужчина удовлетворенно взглянул на берег, Константину показалось — ему в лицо, — и, подув на озябшие руки, на миг скрылся в бочке. Появился снова, опустил треух, поглядел на воду, на далекий, чуть видневшийся противоположный берег, перекрестился.

Бочка отошла от камней. Тут же ее подхватило волной, выкинуло на гребень, армяк затрепетал на ветру, готовый сорваться с жерди. Мужчина вцепился в него, скорлупка вырвалась на простор и, успокоившись, поплыла.

— Доедет, — сказал Константин.

— Доедет, — отозвалась рядом Варя, и все исчезло.

Они сидели на скале в свете дня. Шумели позади сосны, Байкал горел синим, солнце пылало.

— Что это? — спросил Константин, встряхивая головой. — Гипноз?

Варя ответила: — Мы там были.

Некоторое время они молчали. Константин, все еще не пришедший в себя от виденного, искоса поглядывал на подругу. Варя была спокойна.

— Можешь ты, наконец, объяснить? — спросил Константин.

— До конца не могу, — призналась Варя.

— Так что лее это?

— Просто мы были там.

— В прошлом?

— В прошлом.

— Темнишь или выдумываешь?…

— Нет, Костя. — Варя обернулась к нему. — Ты ведь знаешь о моей специальности — нейрохимик: работа с мозгом, воздействие на подсознание человека. Тут я в своей тарелке. А вот со временем…

Костя был инженером Орловского приборостроительного завода, знал механику, электронику. О времени имел не совсем строгое научное представление — кто из нас имеет о нем совсем полное понятие?… Ему оставалось слушать подругу.

— Передвигаться во времени физически, — продолжала Варя, — сегодня мы не умеем. Может, когда-то в будущем… Но то, что было в природе, что будет, — несомненная реальность. А если реальность, то ею овладеть можно, и человек овладеет. Может быть, не возьмет в руки, не рассмотрит под микроскопом, но увидеть прошлое, будущее возможно.

— Скажи, — обратилась она через секунду, — чувствовал ли Ты в первой картине зной, слышал ли звон тарантаса?

— Нет, — сказал Константин.

— И во второй мы не чувствовали холода, ветра. Физически мы там не были, сидели здесь, на берегу. И все-таки мы там были. Было наше сознание. Это значит, что при определенных условиях: желание, душевный настрой или еще что-то — неоткрытые возможности мозга — мы можем свое видение оторвать от себя, пустить в путешествие.

— Во времени?

— Да.

Константин помолчал.

— Это не выдумка, — заговорила Варя. — Все происходит на определенном этапе развития науки, техники. Теория относительности, теория атомного ядра — все пришло в свои сроки. Теперь вот первые шаги в завоевании времени.

— Интересен механизм… — заметил Костя.

— Механизм пока что необъясним. Может быть, сгусток мысли, может, субстанцируется желание, воля. Но часть нашего сознания может передвигаться во времени. Вспомним об оракулах, о ясновидении — ведь это с древнейших веков!.. И кто знает, может, из будущего наблюдают за нами, изучают поступки и в истории для них нет никаких загадок.

Костя поежился.

— Мы пока что глухи в тех эпизодах, которые нам открылись. Но, возможно, научимся читать, разгадывать мысли — мысль тоже материальна, — научимся слышать звуки и тогда узнаем, о чем думал Чехов в то мгновенье, когда встретился с нами взглядом, услышим стук тарантаса и шорох ветра…

— Почему мы увидели именно эти картины, Варя?

— Их сохранил Байкал. Ничто не пропадает в мире бесследно. Может, прошедшее впитано глубиной вод, скалами, может, оно существует в потоке времени. Представь нескончаемый поток, — глаза Вари блестели от возбуждения, — себя в потоке. Позади — прошлое, впереди — будущее. При каких-то условиях можно передвигаться по этой реке — вырваться вперед, повернуть назад. Так же, как по лучу звезды. Луч материален. Когда-нибудь научимся передвигаться по нему, как по рельсу. Грубо? Но в принципе возможно — не отрицаешь? Так и время материально. Больше, Костя: выдвигается взгляд на время как на поток энергии. Именно это — река энергии — движет в природе все, от развития клетки до света звезд. Звезды живут, пылают и греют за счет этой энергии. Это уже не поток энергии — океан! Нельзя еще построить парусник, чтобы двигаться по океану. Но ведь нельзя взять в руки и атом. Мысль, воля — вот что будет кораблем для людей. Мы с тобой только что приоткрыли краешек…

— Все это понять нелегко, — задумчиво сказал Костя. — И принять.

Варя кивнула головой, соглашаясь.

— Можно увидеть другое? — спросил Костя, возвращаясь к своему первому вопросу.

— В другом месте — другое.

Костя секунду помедлил: — Жаль, что мы не можем слышать…

— Первое кино, — ответила Варя, — тоже было немым…

— Да, — согласился Костя, — немым. Но потом его озвучили!

— Озвучили, Костя. Ты меня понял.

Варя поднялась на ноги. Пошли над Байкалом. Тропка, выбитая множеством ног, поднималась на пригорки, спускалась. Сколько людей проходило здесь! Сколько на берегах Байкала жило! Мечтало, трудилось, делало открытия! А сам Байкал не открытие?

— Костя! — Варя сворачивает с тропы, по крутизне они спускаются на берег. Зачерпывают ледяную воду, прозрачную до полной невидимости, плещут в лица. — Хорошо, Костя! Были в Лимнологическом институте. Узнали, что Байкал — слово до сих пор не разгаданное: богатый рыбой, полный огня… Узнали, что Шаманский Камень действительно шаманский: когда-то шаманы устраивали там колдовские пляски. Камень был больше. Сейчас, когда уровень зеркала поднят плотиной водохранилища, камень ушел под воду, видна только его вершина. Красивое слово Ангара означает — пасть, прорва… Видели позвонок плезиозавра — окаменелый, желтый от времени, обломанный по краям. Беседовали с научным сотрудником института, и все хотелось спросить: что самое необычайное на Байкале? Спросили, и сотрудник ответил: — В июне Байкал цветет…

Признались, что слышали эту фразу. Сотрудник сказал: — Поднимайтесь на скалы выше утром и вечером.

И теперь Варя и Константин вставали до зорьки и, взявшись за руки, бежали на скалы.

Увидели то, что надо было увидеть.

Озеро светлело вместе с зарей. Голубые крылья опускались на воду, лиловые, синие, стелились на поверхности, совмещались, дышали и трепетали. Солнце добавляло им розового, красного, пригоршни золота, небо купалось в озере. Отражение облаков и гор — тоже. Вместе с солнцем Байкал вспыхивал изнутри зеленью вод, фиолетовой глубиной. Опять все это совмещалось, дышало. Белизна тумана бродила над озером там и здесь, солнце прогоняло туман, и все краски, оттенки красок приобретали первозданные цвета, теплоту.

— Вот откуда музыка, Костя, слышишь?

Костя слышал плеск волн у берега, шорох леса.

— Не то! — говорила Варя. — Хочешь, я тебя научу слушать?

Конечно, Косте хотелось слушать.

— Оранжевая полоса, смотри, — говорила Варя, — это звук виолончели. Красная — рокот фагота. Всплески солнца на поверхности — звуки фанфар. Голубые полосы — флейты. Слышишь теперь?

Байкал не только цвел, он звучал. Это была волшебная цветомузыка. Костя слышал огненный звук трубы, желтые напевы валторны. Он сжимал руку Вари, а Варя слушала и смеялась.