Вы что, никогда не читали отклики: «У автора в книге все хорошо, но крепость описана неточно: донжон должен быть на три метра выше». Вот оно! — предлагаемые обстоятельства вылезли вперед. Ну, донжон. Ну, три метра. Для литературы невероятно важно. Тем самым фэн дает эстету сильный козырь: «Смотрите: они оценивают свою любимую фантастику по совершенно нелитературному критерию! Значит, какая же это литература? — а ни-ка-ка-я!».

А мы в качестве контраргумента — лазер с подлодкой…

Как жахнем прямой наводкой по эстетскому донжону!

Оно, конечно, да. Если герои смышленые, то все пучком.

А уж если вызывают положительные эмоции разной степени интенсивности…

Обратите внимание: о каких-либо других достоинствах, кроме героев и идеи, в приведенных цитатах не говорится вообще. Идея даже в данном случае отодвигается на второе место, а вперед вылезают герои.

Живые и смышленые.

В свое время Александр Галич пытался определить разницу между стихами и не-стихами. Вспоминал, как на московской кухне они с друзьями долго старались понять, чем отличается поэзия от псевдо-поэзии. И в качестве примера привел четверостишие из Тютчева:

Вот иду я вдоль большой дороги, В тихом свете гаснущего дня, Тяжело мне, замирают ноги, Ангел мой, ты видишь ли меня?

А потом другое четверостишие, написанное в том же размере, с той же системой рифмовки:

Расцветали яблони и груши, Поплыли туманы над рекой, Входила на берег Катюша, На высокий берег на крутой.

Александра Аркадьевича волновало: как объяснить человеку, не чувствующему поэзии, не воспринимающему поэтического слова, что первое — это стихи, а второе — «техническое стихосложение»? Ну, зарифмовал. И ни одного образа. Есть подробная картинка: яблони, груши, туманы, речка. Вот Катюша вышла на берег. Фотография в семейном альбоме. Образная система отсутствует, как класс. Но мы сейчас не об этом.

Эмоции слушателя налицо? Сколько угодно.

Может человек плакать под «Катюшу»? Безусловно!

Теперь вернемся к любимой фантастике, которая ждет нас, своих «сизых орлов», на крутом берегу.

Эмоциональность, конечно же, хороша. Сопереживание произведению, с нашей точки зрения, один из необходимых элементов восприятия. Книга, которая не вызывает сопричастности, становится абстрактной, умозрительной. Как бы чудесно она ни была написана высоким штилем и с лихо закрученным сюжетом, это, тем не менее, до конца не спасает — художественное произведение много теряет, если не трогает читателя за душу.

Все верно.

Но…

Эмоциональность — один из трех китов восприятия литературного художественного произведения. А именно: интеллектуальная, эстетическая и, собственно, эмоциональная составляющая, сопереживание. На этих трех китах держится и фантастика в том числе. Но среди троицы китов эмоциональность наиболее субъективна. Эмоциональный отклик может быть вызван совершенно нелитературным моментом в произведении. Грубо говоря, человек читает скверно написанную повесть с героями из картона и характерами из пластилина, вспоминает ситуацию, которая близка ему, похожа на ту, которая произошла в детстве с ним или с его родными… Естественно, у читателя пошла цепочка ассоциаций, переживаний, повесть запала в душу, стала любимой. Но мастерство писателя здесь ни при чем. Это случайное попадание в болевую точку конкретного человека.

И не имеет отношения к литературным достоинствам произведения.

В фантастике очень многие фэны, «заточенные» под эмоциональность в первую очередь, сводят сопереживание к отождествлению себя с героем произведения. В большей или меньшей степени. Молодые люди любят почувствовать себя Конаном-варваром и прочими мачо — отсюда и до Альфы Центавра. Юные леди, мы думаем, тоже найдут немало обожаемых прототипов в фэнтези: кошки-оборотни, элегантные вампирши… Эмоций — навалом! Грубый варвар всех обидчиков замочил, вот я бы тоже хотел, да что-то не получается. Зато имею обалденный всплеск чувств, когда это получается у книжного персонажа. На самом деле, вопреки приведенной выше цитате, для эмоционального отклика не обязательно в жизни испытать на личном опыте проблемы Конана или дамы-вамп.

Если взять ту же трагедию влюбленных в «Ромео и Джульетте» — то вряд ли у многих, к большому счастью, имелся сходный личный опыт.

Но при этом забывается напрочь, что эмоциональное переживание — это не обязательно положительная эмоция. Если герой произведения, к примеру, маньяк-таксидермист и вызывает у читателя реальную ненависть, если ситуация гнусна и рождает омерзение — это тоже сопереживание. Тоже эмоциональное включение в книгу. Еще какое! Но далеко не всем по сердцу испытывать отрицательные чувства. Далеко не каждый может через трагедию прийти к катарсису, а не просто испортить на день пищеварение. И результат для «эмоциональника» налицо: мерзкий злодей, мерзкая ситуация, у меня отторжение — в итоге не нравится мне эта книжка! КНИЖКА ПЛОХАЯ. Читатель не понял, что он на самом деле мощно включился в эмоциональный слой книги, испытал именно те чувства, которые туда были заложены автором, что автор молодец и достиг своей цели. Все сделано правильно, книга написана талантливо, но мы имеем конфликт с установкой: «Сделайте мне приятно!».

Литература — она не для того, чтобы гладить человека по пузику и говорить, какой ты, брат, хороший, и как ты похож на Конана-варвара.

Три кита, о которых мы говорили — эмоциональность, эстетизм, интеллектуальность — три ножки табурета. Три точки — устойчивая конструкция, всем известно. Человек, который пытается абсолютизировать или превознести над другими один из критериев, подобен человеку, который отпилил у табурета две ножки и пытается на оставшейся усидеть. Упал, ударился и обвинил писателя в отбитой заднице. К счастью, существует ряд умных и тонких читателей, которые могут оценить, что зачастую не книга плоха, а просто это, скажем, в области эмоций НЕ МОЯ книга. Мне лично она не понравилась, вызвала отрицательные эмоции или оставила равнодушным, но я понимаю, что это талантливая книга, которая не вошла со мной в «сердечный резонанс». Так скажет в ряде случаев грамотный, умный, корректный читатель. К сожалению, такое случается нечасто.

В свое время Чарльз Дарвин (когда он уже был стар, около восьмидесяти лет, если не изменяет память) писал в дневниках, что его перестали эмоционально трогать произведения Вильяма Шекспира. Из этого сэр Чарльз не сделал вывод, что Шекспир плох, что я, наконец, стал старше и понял, какая это все ерунда, начиная с сонетов и заканчивая пьесами. Он написал: «Что же СО МНОЙ случилось, что с возрастом я очерствел и разучился воспринимать Шекспира?».

Эмоциональный читатель — самый трепетный, он возвел в абсолют личную субъективность. Джоконда некрасива — значит, картина непрофессиональна, правильно? Я ж люблю блондинок, а она не блондинка. Этот принцип фэн автоматически переносит… Нет, даже не на книгу. Хуже: на автора. Поскольку метод оценки строится на самоотождествлении (с героями, ситуациями книги) и на содрогании сердечной мышцы, то фэн автоматом, неосознанно приходит к самоотождествлению с автором, принимая или отторгая не конкретную книгу — конкретного писателя. Он делает нелитературный (личностный) критерий оценки — псевдолитературным, обобщающим творчество.