Из толпы вышел человек-гора. Ростом он был мне почти по плечо, но в два раза шире. Мускулы перекатывались под кожей, покрытой сетью шрамов. Челюсть была сломана и срослась неровно, что придавало лицу хищный оскал.

— Костолом, — представился он низким, рокочущим голосом. — Десять лет в гладиаторских ямах. Видел, как сотни «освободителей» приходили и уходили. Все они начинали с красивых слов о свободе.

Он плюнул в снег.

— Мы достаточно настрадались от «хозяев», — продолжил Костолом, оглядывая толпу. — Теперь будем подчиняться только силе, а не словам. В этом мире правит кулак, а не клятвы.

Гладиатор выхватил из-за пояса окровавленный меч, подобранный на поле боя.

— Всякий, кто ценит свободу выше новых цепей, пойдет со мной. Создадим вольную дружину, где каждый равен и никто никому не присягает.

По толпе пробежал ропот. Многие лица потемнели от сомнений. Слова Костолома попадали в самую болевую точку бывших рабов.

— Что скажешь, «князь»? — усмехнулся Костолом. — Будешь принуждать нас? Покажешь наконец свое истинное лицо?

Принуждение только подтвердило бы его правоту. Остался единственный способ сохранить единство отряда.

— Поединок, — произнес я спокойно. — Победитель получает право командовать всеми освобожденными.

— Князь, нет! — воскликнул Яромил.

— Да, — сказал я, не сводя глаз с Костолома. — И это показывает, насколько я верю в правоту своего дела.

Лицо гладиатора расплылось в хищной улыбке:

— Наконец-то честные слова. Ладно, «князь». Покажи, чего стоят твои красивые речи против стали.

Толпа расступилась, образовав широкий круг. Забава шагнула ко мне:

— Муж, этот зверь не будет драться честно. Он выжил в гладиаторских ямах. Там побеждают только хитростью и подлостью.

— Знаю, — ответил ей тихо. — Но другого выхода нет.

Костолом не стал ждать. Едва я поднял Крушитель, как гладиатор ринулся в атаку, размахивая мечом и одновременно пиная ногой снег мне в глаза.

Лезвие просвистело в опасной близости от моего горла. Я инстинктивно отшатнулся.

Костолом бил как зверь. Каждый удар обрушивался на меня с яростью человека, которому приходилось убивать ради куска хлеба.

— Видите? — орал он, размахивая мечом. — Ваш «князь» пятится назад! В ямах такие долго не живут!

Отлично. Теперь еще и комментатор из него. Может, счет вести начнет?

Я изучал его движения, искал бреши в обороне. Гладиатор дрался грязно и хаотично, но за этим безумием скрывался расчет. Он ломал противников агрессией, заставлял их паниковать и совершать ошибки.

Костолом резко присел и дернул ногой, целясь мне под колено. Одновременно его меч полетел к моему животу. Я подставил Крушитель, отбил клинок и толкнул его плечом. Гладиатор откатился назад, но тут же развернулся, и его кулак просвистел у моего лица.

Я дернул головой в сторону. Костяшки пальцев царапнули щеку.

Толпа вокруг ревела. Освобожденные рабы раскололись на два лагеря.

Бывшие солдаты и наемники скандировали мое имя. Они хотели верить, что можно вернуться к нормальной жизни, к порядку и дисциплине. Остальные поддерживали Костолома. Те, кого ломали в клетках и на аренах, понимали только язык силы.

— Смотрите на него! — орал Костолом, уворачиваясь от моего размашистого удара. Пот стекал по его лицу. — Он не может победить одного раба! Какой из него военачальник?

Толпа заволновалась еще сильнее. Кто-то начал делать ставки на исход боя. Другие выкрикивали советы обоим бойцам. Хаос нарастал с каждой секундой.

Костолом начал дышать тяжелее. Удары становились размашистыми, теряли точность.

Видно было, что гладиатор привык к коротким схваткам на арене, где побеждали скорость и жестокость. Затяжной бой против опытного противника выматывал его.

Крушитель весил в моей руке как обычный меч. Синее пламя дремало внутри клинка. Убивать Костолома означало потерять половину освобожденных. Нужно было заставить его сдаться, признать поражение добровольно.

Я парировал очередной удар и толкнул гладиатора плечом.

Он споткнулся, едва удержав равновесие. В следующий момент мой локоть врезался ему в солнечное сплетение. Костолом согнулся пополам, хватая ртом воздух.

— Князь! Князь! — Скандировала толпа.

Костолом ошибся, и мой меч вспорол его руку. Кровь брызнула из глубокого пореза. Гладиатор зашипел сквозь зубы, но вместо отступления бросился вперед.

Сделав обманный выпад клинком, Костолом резко развернулся. Его свободная рука метнулась в сторону толпы. Пальцы сомкнулись на плече маленькой девочки лет восьми. Рывок, и ребенок оказался прижат к его груди. Лезвие легло ей на горло.

Девочка замерла. Ее маленькие ручки повисли вдоль тела. Глаза расширились, но слез не было. Она даже не пискнула. Просто стояла, едва дыша, пока холодная сталь касалась ее кожи.

— А теперь посмотрим, чего стоят твои принципы! — прорычал Костолом. — Сдавайся, или малышка умрет!

По толпе пробежали всхлипы и проклятия. Женщины схватились за сердца, мужчины сжали кулаки. Старая тигролюдка закрыла лицо руками. Дварф рядом с ней что-то яростно зашептал на своем языке.

Медленно и подчеркнуто спокойно я опустил Крушитель.

— Отпусти ее, — сказал ему, вкладывая в голос всю свою харизму. — Возьми меня.

— Что? — ошарашенно спросил Костолом.

— Моя жизнь в обмен на ее, — четко повторил я, делая шаг вперед и поднимая руки вверх.

Арена замерла. Сотня пар глаз уставились на нас, воздух словно застыл.

Костолом смотрел на меня так, будто я заговорил на каком-то чужом языке.

— Ты… ты серьезно? — прохрипел он, и в его голосе впервые появилась неуверенность. — Ты готов отдать жизнь за чужого детеныша?

— Лидер не доминирует над людьми, — сказал, глядя прямо в глаза Костолому. — Он готов умереть за них. Если моя смерть спасет этого ребенка, значит, так и быть.

Костолом застыл. Нож в его руке дрогнул. Взгляд метался между мной и ребенком, словно он пытался разобрать какую-то головоломку.

Медленно, очень медленно, он убрал лезвие от горла девочки. Та сорвалась с места и побежала к толпе, где ее тут же подхватили чьи-то руки.

Костолом разжал пальцы. Меч упал в снег с глухим звуком. Гладиатор тяжело опустился на колени.

— Ты победил, — голос звучал хрипло, будто каждое слово давалось с трудом. — Не силой… но победил. Принимаю твое командование.

По толпе прокатился шорох.

Один за другим освобожденные вдруг начали склонять головы, бить кулаком в грудь и приносить мне присягу. Сначала солдаты Яромила, потом наемники, следом остальные. Даже те, кто минуту назад скандировал имя Костолома.

Но когда церемония присяги закончилась, Яромил тихо подошел ко мне и прошептал на ухо:

— Они присягнули тебе сегодня, но их верность еще предстоит проверить кровью в настоящем бою.

Принимая клятвы, я краем глаза отметил старика в рваной робе.

Сгорбленный, держался особняком от остальных, лица не выражало никаких эмоций. А вот глаза жадно впились в Крушителя.

Причем смотрел он на меч слишком пристально для случайного любопытства.

Что за старый хрыч? Обычные беженцы не пялятся на легендарное оружие с таким знанием дела. Либо он разбирается в артефактах, либо…

Впрочем, разберемся позже. Сейчас главное — уйти от погони и довести людей до безопасного места.

Мы шли уже четыре часа.

Пестрая толпа бывших рабов постепенно обретала подобие организованного каравана. Яромил, прихрамывая и опираясь на палку, руководил солнцепоклонниками. Дварфийка Равенна командовала группой ремесленников. Лешаки с тигролюдами держались в стороне, но двигались в общем строю.

Лара внезапно замерла, подняв руку. Вся колонна остановилась.

— Что там? — спросил, подходя к ней.

— Птица, — она указала в небо. — Кружит над нами уже полчаса. Слишком высоко и настойчиво.

Я посмотрел вверх, прищурившись от солнца. Черная точка действительно описывала круги в небесной вышине, не отставая от нашего каравана.