Закончив лечение книги сказок, Анна Павловна взяла сумку, автомат, затушила лампу и отправилась домой. Над головой уже сияли звезды, а где-то над лесом, начинающимся сразу за городом и отлично видным с пригорка, повисла полная луна.

С момента посещения Жигая прошло семь дней. Ночью Анне Павловне не спалось, и она думала, что поступила неправильно. Как она могла прогнать прочь единственного человека, встреченного за пять с лишним лет, причем — мальчишку?! Да, этот «сталкер» стал злым и коварным, как маленький зверек, но… Разве у нее есть выбор? Разве не лежат на импровизированном кладбище в огороде ее дочь и сын? Разве город не спит мертвым сном?

«Что же я натворила? Что натворила?»

Слезы душили женщину.

Да, этот мальчик мог убить ее, мог украсть у нее автомат и застрелить. Но — он мог бы…

Боже, Боже… Он мог заменить ей сына.

«Дура. Чертова дура. Идиотка. Помешанная книжница».

Вместо сна Анна Павловна обзывала себя последними словами. Одиночество душило ее.

Прошло десять дней.

Анна Павловна осунулась и похудела. Ее взгляд стал рассеянным. Но самое главное — она не брала в руки книг. Пять лет восемь месяцев двадцать один день она читала. Читала каждый день, на ночь. Читала, погружаясь в другие миры, забывая обо всем на свете. Плакала и смеялась вместе с автором.

Но теперь она поняла, что книги — мертвы. А вот мальчик, заглянувший в библиотеку, был живым. И она поменяла живое на мертвое.

Это предстояло исправить.

Канистру с бензином она взяла в гараже Тимофеевых. Хорошие были люди, душевные. Не то что она. Мальчик ушел, наверняка он погиб где-то от голода. А она… Она пожалела для него чипсы!

Анна Павловна шагала к библиотеке твердым шагом. Ее волосы трепал ветер, изуродованные губы стали тонкой искривленной нитью. Книги — врут. Книги не спасают от одиночества.

От одиночества спасает бензин.

Анна Павловна села на пол, вздрагивая всем телом, отвернула крышку на канистре. Резкий запах ударил ей в ноздри. Женщина кашлянула, откинув с головы волосы, поднялась, готовая плеснуть бензин на книжные стеллажи.

Скрипнули под подошвами ботинок ссохшиеся доски.

Анна Павловна обернулась.

Мальчишка стоял на пороге. В левой руке — книга. «Три мушкетера». Детгиз. 1965 год. С иллюстрациями. В правой — банка тушенки.

— Тетя, — смущенно проговорил мальчик. — У тебя случайно нет еще про д’Артаньяна? Я принес тебе тушенки…

Мальчика звали Ка. Он жил у моря — у того самого моря, которое забрало жизнь его отца и, возможно, заберет и его жизнь — в обмен на то, что забирали у моря они и подобные им.

Их деревня носила название Тай-Сет, и даже Мара, которой давно перевалило за сотню лет, уже не помнила Древний язык, чтобы объяснить, что же означает это название.

Пока Ка не исполнилось двенадцать, он мог оставаться дома на хозяйстве, потому что в море уходила его мать. Сколько он себя помнил, столько помнил и обветренное почерневшее лицо матери, ее шершавые сильные руки — руки ныряльщика. Образ отца оставался в сознании Ка смутным — море забрало его, когда мальчику едва исполнилось пять. Он тоже, вероятно, был большим и сильным, как сорох — выносливый зверь с длинной шеей и шестью мощными ногами, на котором ездили ларданцы.

Ларданцы тоже были всегда — с самого начала. Именно из-за них отцу, а потом и матери Ка приходилось каждый день брать лодку, выходить в море и нырять до полного изнеможения, пытаясь отыскать вожделенную и проклятую уже не одним поколением добычу.

Ларданцам нужен был топу — вернее, то, что находилось внутри него. Топу представлял собой крупную осторожную рыбу — вполне безобидную, но пугливую и не идущую в сети. Ее можно было поймать только с помощью дротика, копья и собственной скорости, терпеливо выследив и метнувшись наперерез из засады. Топу можно было оставить себе, ларданцы забирали только содержимое ее желудка. По каким-то необъяснимым причинам именно эта рыба находила где-то в морских глубинах и заглатывала теонит — редчайший из металлов, который невозможно было встретить на суше. Зачем он был так нужен ларданцам, оставалось загадкой, но каждую неделю от каждого семейства Тай-Сета требовалось по семь камней. Один теонит в день. Иначе — смерть.

Ларданцы всегда приезжали небольшими группами по восемь — десять человек. Забирали камни и немощных стариков, если у тех в доме не оставалось никого, кто мог бы выходить за них в море. Взамен оставляли еду, которую невозможно было вырастить на земле или выловить в море, одежду, полезные в быту предметы, инструменты. И так — из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год.

У Ка был талант — так сказала его мать, когда он стал выходить в море вместо нее. За четыре дня он убил семь топу и добыл семь камней. В остальные дни до воскресенья Ка может отдохнуть дома — сказала она, одновременно гордясь выросшим сыном и жалея его. Ка взглянул в ее выцветшие глаза, когда-то давным-давно сводящие с ума всех юношей деревни, на ее сморщенное раньше времени лицо и совсем уже седые волосы — и наутро снова ушел в море. Потому что их соседка осталась одна и была не так удачлива на улов.

В одно из воскресений над деревней прозвучал леденящий душу вопль. Ка бросил топу в лодке — он только что вернулся с уловом — и помчался на звук. Он увидел ларданцев, как всегда, с ног до головы закованных в сияющие на солнце доспехи. Огромные сорохи то и дело вставали на дыбы, словно их хозяевам нужно было еще какое-то подтверждение силы и величия. Один из ларданцев держал на руках ребенка. Ка узнал его — это был Вохор, слепой сын Руны. Сама Руна вопила во весь голос и рвалась из крепких объятий удерживающих ее соседей. Ка знал правила — все калеки должны умереть. Ларданцы всегда забирали их с собой — жители деревни должны быть здоровы и выносливы, чтобы поймать топу. Убогие никому не нужны. Вохора забрали, когда его слепота стала очевидной. У Ка был брат-близнец, которого он никогда не видел, — Рок. Они родились с интервалом в десять минут, и отец дал им такие имена, что вместе означало карок — крупнейший морской зверь. Отец видел карока однажды, когда ушел на своей крепкой лодке дальше обычного. Ка еще не посчастливилось встретить это чудовище, но он не терял надежды. Несчастье Рока состояло в том, что он родился практически одноруким — вторая была неразвита и более всего напоминала сухую плеть. Ка и Рок появились на свет в пятницу, а в воскресенье ларданцы забрали калеку с собой.

Из дома выбежал Зауб, отец Вохора. В руках он держал какую-то палку, которой, отчаянно вопя, попытался сбить одного из ларданцев с сороха. Но животное мотнуло длинной шеей и повалило мужчину на землю. Ларданец взялся рукой за меч, что висел у него на поясе. Ка на мгновение зажмурился, а Руна в ужасе закрыла свой рот рукой. Но все обошлось — ларданец сердито выкрикнул что-то, развернулся и дал знак остальным следовать за собой. А Зауб остался лежать на земле — невредимый, но растоптанный. Взрослые здоровые мужчины были для них слишком ценным материалом. В этот момент Ка впервые подумал, что ненавидит ларданцев.

Шло время, и ненависть его росла вместе с ним. Ларданцы снились ему по ночам — все в золотых доспехах, с громоподобными голосами. Они жили в домах из теонита — таких высоких, что крыши их цеплялись за облака, а солнце не смело показываться на улицах города. И в этих домах хозяева восседали не на стульях, а на тронах из костей тех, кого убивали. Ка просыпался в холодном поту и шел за лодкой. Море, таившее в себе несметное множество опасностей, казалось все же предпочтительнее ларданцев.

Так прошло несколько лет. Мать совсем постарела и то и дело заговаривала, что хорошо бы привести в дом девушку — ту, которая займется хозяйством, пока Ка охотится на топу. Ка молчал. Но мать возвращалась к разговору снова и снова. Он знал, что она не отступит, так же как знал, что она во многом права.

А однажды Ка чуть не погиб. Это произошло в один из ветреных дней, каких так много случается осенью. Топу можно было поймать у рифов, в открытом море они прятались на глубине, к рифу же приходили кормиться. Ка добрался до места, привычным движением закрепил на ноге длинную прочную веревку, другой конец которой был привязан к лодке, проверил, на месте ли нож и дротик, взял в рот зеб — специальное приспособление, позволяющее оставаться под водой до получаса, и нырнул. Вода в море была уже ощутимо прохладной, но только не здесь — у рифов она прогревалась достаточно для того, чтобы не испытывать больших проблем.