Распятые, освежеванные гражданские, часть из которых еще цеплялась за жизнь в агонии, висели на железных крестах по периметру лагеря. Они настойчиво напоминали Скрайвоку о прошлых кампаниях — о Шерате, в частности. Вполне возможно, что при виде этого зрелища Владыка Макрагга пожалел бы, что его брат Дорн однажды решил унизить Кёрза.

Он удивился этому приступу ностальгии и попытался его прогнать. Императорские войны больше не вызывали у него положительных чувств. Повелители Ночи выполняли свой долг, но лишь удостаивались косых взглядов за методы, которые использовали по приказу самого Императора. К ним всегда относились как к самым последним злодеям при том, что их тактика террора сохраняла куда больше жизней, чем более благородные методы других легионов. Их считали монстрами, и монстрами они в конце концов стали.

Кёрз постоянно говорил им, что от своей природы не сбежать. Они всегда знали, кто они на самом деле.

И тем не менее Скрайвок упорно игнорировал тот факт, что каждое новое поколение рекрутов с Нострамо, все больше наслаждаясь кровопролитием, переставало считать его мрачным долгом. Он пытался не вспоминать о старых временах, когда зверства совершались ради высшей цели, а не ради самих зверств.

По убеждению Кёрза порядок вещей всегда будет таким, каким должен быть.

Он слышал, как Келлендвар и ему подобные рассуждали, что Повелители Ночи сильнее всех остальных, что они свергнут лживого Императора и будут жить среди смертных как короли.

Но, вдыхая запах горящей плоти, вонь крови и опорожненных от страха кишечников, он понимал в глубине души, что этому не бывать. Они были монстрами. Он был монстром. Так странно было это осознавать: никто никогда не планирует становиться монстром, но вот он им стал.

И иначе быть не могло.

Скрайвок вступил в квадратный комплекс ротных казарм. Они возвели полный набор зданий, поскольку так было положено, и не имело значения, что только половина из них будет занята в те краткие часы, когда космодесантники спали. Из одной казармы раздавались крики и уродливый смех. Одна его часть хотела зайти и посмотреть, что происходит, присоединиться к развлечению. Другой было противно, но эта часть слабела с каждым днем.

«Как я устал», — подумал он. Его барак представлял собой модульное здание в два раза меньше казарм. Снаружи колыхались знамена его роты.

Двери узнали его и открылись. Он вступил в очистительную комнату, где его броню со всех сторон облило теплой водой. Не просушившись, он направился в оружейную, где четыре молчаливых сервитора сняли с него броню. Помощника у Скрайвока давно не было: он никому не доверял настолько.

Надев простой костюм, он перешел в личные покои — достаточно большой зал, где в трех кадильницах лениво дымились благовония. Металлический пол холодил ноги.

Слуги слишком боялись его, чтобы представлять опасность. Они суетились вокруг в неизменном страхе, ставя ему на стол еду и напитки — в основном простые продукты из захваченных складов, но после стольких недель на пайках «Умбрового принца» он ел их с огромным удовольствием.

Убедившись, что его все устроило, слуги удалились в свои лачуги в лагере для рабов, за пределами стены. Скрайвок связался с «Умбровым принцем» и потребовал у капитана Грантакса отчет о ходе ремонта. Он попугал слугу, но в целом был доволен его работой. Орбитальные сооружения Ультрамаринов были скромными, но иметь их было куда лучше, чем не иметь ничего. На столе лежала стопка планшетов — новые приказы и донесения о потерях. Они подождут. Сперва он собирался отдохнуть, поскольку уже несколько дней не спал обычным образом. Ему вдруг вспомнились разгульные дни юношества, когда в залах отеческого дома было полно взрослых, и каждый представлял для него опасность. В последнюю неделю было так же: требовалось постоянно быть настороже.

— Даже монстрам нужно спать, — сказал он себе.

Тихий смешок заставил его стремительно обернуться. Это был жуткий звук, гортанный, как у кошки, и боли в нем было не меньше, чем веселья. За прошедшие века Скрайвок успел сразиться с самыми разными ксеносами, но ни разу не слышал подобных звуков. Он не принадлежал ни человеку, ни чужаку.

На ум пришло слово «нечеловеческий».

Рука потянулась к оружию, которого не было. Тогда он сжал кулак, позволяя гневу взять контроль.

— Беренон! Что ты тут делаешь? Я не слышал, как ты вошел.

Библиарий стоял за кадильницей, в которой горели благовонные угли, в странной позе, с вывернутыми в стороны коленями. Его лицо скрывалось в тенях, и он опирался на стену.

— Ты не слышал, как я вошел, — сказал Беренон. Его голос звучал странно, низко и хрипло, и в нем был намек на то же кошачье рычание, как раньше.

— Ты ранен? — спросил Скрайвок.

— Нет, — ответил библиарий.

— В чем дело, Беренон? Если ты пришел не для того, чтобы рассказать, как проникнуть в гору, то можешь уходить.

— У меня есть для тебя предложение. Выслушай его, повелитель ночей. — Беренон глубоко, тяжело вдохнул и вышел на свет. Он подволакивал левую ногу и упирался рукой в стену, задевая знамена.

Библиарий поднял голову и улыбнулся, чего этот несчастный воин никогда раньше не делал, и Скрайвок с ужасом понял, что улыбка ему и не принадлежит. Лицо Беренона обмякло и болезненно посерело. От подергивающихся губ тянулись нити слюны. Глаза на этом мертвенном лице были совсем другие: красные с золотыми прожилками, без зрачка, и нервно бегающие из стороны в сторону.

— Тендер Скрайвок!

Голос не принадлежал библиарию. Движения его губ не совпадали со словами. У Скрайвока возникло жуткое впечатление, что говорили глаза, а не сам Беренон.

Скрайвок отступил за стол и взял болтер, лежавший рядом, на стойке. Он направил его на существо, но оно не пыталось напасть, и он пока не стал открывать огонь.

— Ты не Беренон.

Существо провело по зубам длинным розовым языком. В одно мгновение это были собственные зубы Беренона, квадратные и серые, а в другое — острые полупрозрачные иглы морского хищника. Беренон издал стон.

— Ты проницателен. Я позаимствовал его плоть. Неплохой у него разум — сильный и своенравный. Но стены мира тонки, и он затерялся между них. Говорить с тобой непросто, но возможно, да. Возможно.

— Я слышал, что некоторые воины из Семнадцатого легиона пускают порождения варпа в свои тела и становятся их рабами. Ты такой же?

— Да и нет. Я нечто меньшее и нечто большее одновременно. Мне не нужно разрешение. Шторм Эреба открывает двери таким, как я. В какое время мы живем! Во время, когда наши миры могут встречаться и свободно переплетаться.

— Если ты ищешь здесь почитателей, ты их не найдешь. Мы сильнее остальных.

— Ты заносчив. Ты… заблуждаешься… — Последнее слово он медленно прошипел.

— Мы не монахи Лоргара. Мы не будем тебе подчиняться. Здесь никто не станет тебе служить! — крикнул Скрайвок.

Он надеялся, что кто-нибудь отреагирует на его крик, но звуки в комнате стали приглушенными, и он понял, что на помощь извне можно не рассчитывать.

— Все рано или поздно подчинятся владыкам варпа. Ты думаешь, что ты силен, но ты слаб. Ты сделан из плоти, а ни одно создание из праха и огня не способно устоять перед силой Хаоса.

— Подойди поближе, и я покажу тебе, как я слаб.

— Ты думаешь, что силен, как твой отец. Но я видел его силу, когда сражался с ним в царстве мыслей. Он думает, что поверг меня, но я не повержен. Он же бегает в пыли Макрагга, преследуя чужие цели.

— Кёрз? Наш повелитель на Макрагге?

— Ты до сих пор зовешь его повелителем — это существо, которое не раздумывая уничтожит тебя, чтобы удовлетворить свои низменные желания. Неужели он достоин твоей преданности? Ты не силен, Гендор Скрайвок, но я могу это изменить. Я предлагаю союз. Используй к нашей взаимной выгоде все, что пожелаешь, ибо таково правило сильных.

— Я не желаю с тобой разговаривать, — сказал Скрайвок и поднял болтер выше.

— Выслушай меня. У этой оболочки есть сила, но она стремительно сгорает. Отправишь меня назад или станешь смотреть, как я ухожу, — и ничего не получишь. Я предлагаю помощь лишь достойным.