— Что нам, в таком случае, делать?

— Посмотрим, не следят ли за нами. Они могут и не следить.

Земляне выскользнули из тени и нырнули на другую тропинку между домами. Шаги сзади них участились и перешли на ту же самую тропинку.

— Мы должны вернуться назад, к нашему дому, — прошептал Эккерт.

Они побежали настолько бесшумно, насколько смогли, поскальзываясь и скатываясь по грязи. Еще один интервал мимо запертых домов с закрытыми ставнями, и земляне оказались на площади, которую видели в день своей высадки. Она была пуста, ткацкие станы и гончарные круги прикрыты тканью и камышом, чтобы предохранять от дождя. Они стремительно пересекли площадь, две тонкие тени, мчащиеся через открытое пространство и торопящиеся на другую тропинку.

Последняя тропа вела к маленькой речке, пересекавшей город. Темплин осмотрелся, махнул Эккерту, вошел в воду и скорчился под мостком. Эккерт выругался про себя, затем последовал за Темплином.

Холодная вода бурлила под мышками, и он с трудом удерживался, чтобы не чихнуть. Эмоции Темплина были заразительны. Действительно ли шаги его испугали? Эккерт нахмурился и попытался быть честным с собою. Может, да, а может быть, и нет. Но он не мог позволить Темплину остаться лицом к лицу с приближающимся неизвестным. Не Темплину.

Шаги приблизились к мосту, помедлили минутку, затем прошлепали по мосткам и замерли вдали на глинистой дороге. Эккерт позволил себе медленно перевести дух. Шаги были забавно легкими.

И шел только один человек.

— Мне хотелось бы кое-что узнать, — холодно сказал Темплин. Он отстегнул свою силовую установку и позволил ей упасть на пол.

— Почему вы решили поменять батареи в этой коробке на пустые?

— Потому, — кратко ответил Эккерт. — Я боялся, что вы сделаете с ней что-нибудь, о чем позже будете жалеть. Вы не попадали в ситуации, подобные нынешней. Вашим реакциям нельзя было доверять. Одно неправильное движение, и мы последуем за Пендлитоном, как бы он ни умер. Вы это знаете.

Он выжал свою тунику и медленно стащил мокрые плавки.

В дверь робко постучали. Он завернулся в одеяло и сделал знак Темплину встать рядом. Тот схватил стульчик, взвесил его в руке и подчинился.

Эккерт подошел к двери, осторожно распахнул ее. Там стояла девушка, наполовину в тени, наполовину освещенная желтоватым светом из комнаты. Она промокла до нитки и была в грязи до колен.

— МЕНШАР забыл это на ХАЛЕРА, — сказала она мягко. Вручив землянину трубку и промокший кисет с табаком, она немедленно скрылась в дождь. Он прислушался к звуку ее шагов по мягкой грязи, потом закрыл дверь.

— Мы, вероятно, стояли лицом к лицу с опасностью как из-за нашего собственного воображения, так и от чего-либо другого, — угрюмо сказал он. — Скажите мне, вы бы сперва выстрелили или подождали бы, пока с уверенностью не выяснили бы кто она и чего хочет, когда она впервые пошла за нами?

— Не знаю, — уныло сказал Темплин.

— Тогда я предоставлю вашему воображению ситуацию, в которой мы бы находились сейчас, если бы поддались вашему порыву.

— Мы не слишком много выяснили, не так ли? — вопрошал Темплин несколькими днями позже.

— Да, — уступил Эккерт. — Не много. — Он просматривал толстую стопку карточек на столе. Статистические результаты были не только интересны, но и в некотором роде феноменальны. За три года, или около того, которые Пендлитон провел на Танпеше, он встретился или успел познакомиться приблизительно с семьюстами туземцами. Подавляющее большинство встреч, конечно, были чисто случайными и ничего не значили. Хотя почти сотня аборигенов расширила свои отношения с Пендлитоном в социальной или деловой сфере. Из этой сотни ни один — ни единый! — не согласился признать, что знает Пендлитона хорошо или что может считаться его другом.

Все, что они говорили, это то, что Пендлитон был здоров и с ним легко было иметь дело, а однажды теплой ночью он шокировал общину, выйдя из дома и выстрелив в себя.

— Как Ричард Кори, — вслух сказал Эккерт.

— Как кто? — переспросил Темплин.

— Ричард Кори. Персонаж в поэме автора двадцатого века Эдвина Арлингтона Робинсона. С виду у него было все, чтобы жить, но Ричард Кори одной холодной летней ночью вышел из дома и пустил себе пулю в голову.

— Я посмотрю ее на днях, — сказал Темплин. Он указал на стопку карточек. — На это потрачено много бумаги.

— Да, — с сомнением ответил Эккерт. — Если быть искренним, я надеялся, что мы узнаем отсюда много больше. Я никак не могу понять, почему мы не раскопали никого, кто согласился бы считать себя его другом.

— Как вы узнаете, говорят ли вам правду? О, на самом деле, как вы узнаете, что те, на кого мы, смотрим так долго, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО знали Пендлитона?

Эккерт забарабанил пальцами по столу.

«Вы изучаете различные человеческие культуры двадцать пять лет, и у вас есть хотя бы то преимущество, что вы можете определить — говорит человек правду или нет. А можете ли? Может быть, это всего лишь старческое самомнение? Годы сами по себе никогда не одаряют мудростью». Несмотря на личные причины, по которым Темплин мог думать, что танпешане лгут, остается несомненным фактом, что они очень легко могли бы это сделать. «И как же надо поступить, если так оно и есть?»

В дверь вежливо постучали.

— У нас еще один посетитель, — сказал Темплин саркастически. — Вероятно, он видел Пендлитона четыре года тому назад на ХАЛЕРА и хочет убедиться, что мы знаем об этом.

Танпешанин показался Эккерту знакомым. Что-то такое в его манерах…

— Я встретил вас в день вашей посадки, — начал абориген, и Эккерт вспомнил. Яфонг, их провожатый, указавший им дом.

— Ты знал Пендлитона?

Яфонг кивнул:

— Я и сосед ткач приглядывали, за его маленьким заведением, когда он покинул нас.

Эккерт вспомнил не большую контору на площади с куском ткани над окном и маленькой глиняной табличкой на подоконнике с выдавленными буквами, извещавшими:

ДОНАЛЬД ПЕНДЛИТОН. СЛУЖБА АТТАШЕ.

— Почему ты не сказал нам об этом раньше?

— Я не знал, какого рода сведения вам нужны.

«Мы не спрашивали его, — подумал Эккерт, — а добровольно он информацию не дал. Вежливо, если не сказать больше».

— Сколько времени ты знал его?

— С тех пор, как он прилетел. Я был назначен к нему.

— Что ты имеешь в виду — назначен к нему?

— Попытаться выучить его язык и научить его своему.

Эккерт почувствовал, как его интерес растет. Яфонг, таким образом, должен был очень хорошо знать Пендлитона.

— Были у него враги, о которых ты знал?

— Враги? — Яфонг, казалось, не понял значения этого слова, и Эккерт ему объяснил. — Нет, у него не было никаких врагов.

Конечно, на Танпеше он не мог иметь никого подобного.

Темплин наклонился вперед, напрягшись:

— Если у него не было врагов, почему он не имел друзей? Ты, например, знал его дольше и лучше всех остальных. Почему же ты не стал его другом?

Яфонг выглядел таким несчастным, будто его силой заставляли сказать нечто, чего ему очень не хотелось произносить.

— Пендлитон был КАВА. Я не могу объяснить это. Трудное понятие. Вы не поймете.

Эккерт понял, что скатывается к опасности задать Яфонгу слишком много вопросов и тем самым помешать ему или сделать его речь невнятной. Но ничего нельзя было изменить. Пока что они не достигли совершенно никакого прогресса, а время стремительно утекало прочь.

Эккерт попытался деликатно перейти к новой теме.

— Знал ли Пендлитон кого-нибудь из женщин вашей расы?

— Некоторых женщин он знал так же, как и мужчин.

Ответ не дал Эккерту того, что он хотел бы знать.

— Была у него любовь с какой-нибудь из женщин? — Поставленный таким образом вопрос прозвучал грубо, но трудно было придумать другой способ это узнать.

Яфонг взглянул на него, не веря собственным ушам, как будто Эккерт спросил, не было ли у Пендлитона двух голов.

— Это совершенно невозможно. Ни одна из наших женщин не полюбила бы — не смогла бы полюбить — МЕНШАРА Пендлитона.