Нравственно возвышая труд, Прокопович осуждает праздность и тунеядство. При этом, говоря о тунеядцах и бездельниках, мыслитель имеет в виду прежде всего монахов, духовенство, бояр, но отнюдь не купцов, мануфактуристов, служилое дворянство, чиновников. Их он также причисляет к «труженикам». Накопление богатств, как уже отмечалось, не подвергается Прокоповичем моральному осуждению. Успокаивая богача, усомнившегося в богоугодности своих деяний, Прокопович в сочинении «Христовы о блаженствах проповеди толкования» говорит, что накопление богатств не есть грех. Вопрос о социально-экономическом механизме этого накопления путем насилия, угнетения, отнятия части произведенного продукта у трудящихся он даже не ставит.

Эта социальная позиция объясняет, почему Прокопович, критикуя неравенство «благородных» и «неблагородных», не только не осуждает, но и считает естественным и данным от бога неравенство богатых и бедных. Направляя острие своей критики против неравенства, присущего феодализму, которое выражается в сословнокорпоративном иерархизме, пытаясь его устранить, а следовательно, и добиться равенства, Прокопович по существу предлагает лишь другой тип неравенства. Ибо буржуазное равенство, допускающее неравенство бедных и богатых, при всей его исторической прогрессивности, является наиболее общим выражением всякого социально-экономического неравенства.

Осуждая роскошь, мыслитель требует гуманно-либерального отношения к бедным. «Вызывает у нас гнев и то… — пишет он, — когда кто-то угнетает бедных, например, ради собственного удовольствия или корысти требует налогов, презирает суды, убивает, отдает на мучения» (55, 135 об.). Обременение крестьянина работой, превосходящей его силы, мыслитель приравнивает к убийству. Он призывает господ не применять жестоких наказаний, а «наказывать отечески и с намерением исправления их, а не для наущения сердца свирепого, не отягощать безмерно должной службы их или работы, с крестьян лишних податей не имать, а слугам достойного награждения не удерживать» (31, 14). С таким же призывом Прокопович обращается и к царю, утверждая, что «сия найвящее царское есть дело как предварити недород хлеба, крестьянам дати облегчение, свободити подданных от налога» (45, ч. III, 213). Но с другой стороны, он призывает и крестьян усердно работать на своих господ. Хотя Феофан считает, что «лучше законным образом от рабства быти свободным», он еще не поднимается до протеста против крепостного права. Всякий бунт против власть имущих им осуждается.

Учение Прокоповича и других прогрессивных отечественных мыслителей о человеке и его нравственности было направлено против средневековых этических воззрений. Оно подрывало критерии нравственной оценки человека, принятой в системе феодальной культуры, и способствовало становлению новых моральных норм и представлений. Осуждая аскетизм, праздность, тунеядство, это учение возвеличивало гармонию души и тела, земную жизнь, труд человека, однако нравственный идеал, представленный в этом учении, еще окончательно не был сформирован. Тяготея к отображению морали, связанной с зарождающимися буржуазными отношениями, а также представляя интересы служилого дворянства, он несет на себе печать переходного характера эпохи и в силу этого внутренне противоречив, соединяя в себе черты нового со старым.

Социально-экономическое развитие России XVII–XVIII столетий обусловило существенные сдвиги в области надстроечных явлений, в том числе в сфере государства, права, политики. С одной стороны, вместе с развитием ремесел, промысла, созданием заводов и мануфактур, расширением товарно-денежных отношений в России зарождается буржуазия, интересам которой не соответствовали существовавшие феодальные государственно-правовые отношения. Для развития науки, производства, внешней и внутренней торговли буржуазия нуждалась в усилении и централизации государственной власти, способной противодействовать феодальной раздробленности.

С другой стороны, феодалы, приспосабливаясь к развитию товарно-денежных отношений, усиливали эксплуатацию крестьян, что привело к дальнейшему обострению сословно-классовых отношений. Массовые восстания горожан 1648, 1650, 1662 гг., крестьянская война под руководством Степана Разина, астраханское восстание (1705), восстание под предводительством Кондратия Булавина (1707) были ответом народных масс на усиление эксплуатации.

Образование русского национального централизованного государства завершилось к концу XV в. (см. 84, 33). В XVI–XVII вв. происходит его дальнейшее расширение и укрепление. Этому значительно способствовало освоение огромных пространств Поволжья, Сибири, воссоединение с Украиной. Уже в 1547 г. для носителя верховной власти титул великого князя был изменен на царя и установлена самодержавная форма правления. Однако это самодержавие существенно ограничивалось, с одной стороны, Боярской думой, а с другой — наличием в значительной мере независимой власти патриарха.

Необходимость дальнейшего развития централизации, диктуемой социально-экономическими условиями, в начале XVIII столетия приводит к превращению России из самодержавной монархии с Боярской думой в абсолютную монархию. Боярская дума, приказы, воеводы заменяются возглавляемой Сенатом системой коллегий. Создаются регулярная армия и флот. На место упраздненного патриаршества учреждается Синод, подчиненный власти светского государства. Говоря о русском самодержавии XVIII в. «с его бюрократией, служилыми сословиями, с отдельными периодами „просвещенного абсолютизма“» (7, 346), В. И. Ленин характеризует его как «чиновничьи-дворянскую монархию» (8, 121). Когда речь идет об исторически прогрессивных преобразованиях в государственно-правовой сфере начала XVIII в., нельзя упускать из виду, что они служили усилению власти эксплуататорской верхушки над трудящимися. Государство превращалось в страшное чудовище — Левиафан, которое посредством полицейского бюрократически-тоталитарного аппарата способствовало еще большему подавлению личности человека-труженика.

Теоретическое обоснование процесса централизации русского государства и превращения его в абсолютную монархию находит отражение в сочинениях многих прогрессивных мыслителей конца XVII — начала XVIII в., в том числе и в таких произведениях Прокоповича, как «Духовный регламент», «Слово о власти и чести царской», «Правда воли монаршей», «Розыск исторический». «Правда воли монаршей» явилась самым значительным политическим произведением времени Петра, посвященным вопросам государства и права. Этот трактат стал идейным обоснованием «просвещенного» абсолютизма в России (см. 89, 254).

Дворянско-буржуазные исследователи посвятили анализу теории просвещенного абсолютизма, развиваемой Ф. Прокоповичем, немало работ, в которых они пытаются найти прежде всего западноевропейские источники для объяснения сущности и происхождения этой теории. Действительно, Прокопович хорошо знал сочинения западноевропейских мыслителей — создателей раннебуржуазных теорий государства и права, таких, как Липсий, Гроций, Гоббс, Пуфендорф, Буддей. В его библиотеке были также труды Кампанеллы и Макиавелли, Жана Бодена, Томазия, Вольфа, защищавших сильную централизованную власть. Прокоповичу были известны сочинения монархомахов, или тираноборцев, — Теодора Бэза, Юния Брута и др., выступавших против верховенства королевской власти. Обширная и хорошо подобранная библиотека Прокоповича, включающая сочинения по вопросам государства и права английских, французских, немецких, итальянских, польских и т. д. авторов, свидетельствует, что, работая над созданием учения о просвещенном абсолютизме, он интересовался происхождением и развитием государственных учреждений и правовых норм у многих народов. Однако произведения названных мыслителей не были единственным источником формирования взглядов Прокоповича на государство и право. Основание созданной им теории просвещенно-абсолютистского государства лежит прежде всего в изучении и обобщении современной ему русской государственности и ее истории.