На мгновение раненый взглянул мимо Филиппа на доктора.

— Да, вероятно. Доктор говорит, что я звал Пьера, а ведь Пьер мертв. Я оставил его в снегу на расстоянии десяти миль отсюда. — Он со стоном закрыл глаза, но через секунду заговорил снова. — Мы с Пьером возвращались с запасом, которого хватило бы до весны, когда это случилось. Добсоном зовут белого, с ним был еще метис. Их лачуга находится милях в шести-семи отсюда, вверх по реке.

Филипп посмотрел на доктора и увидел, что тот разглядывает револьвер, который он достал из кармана своей шубы. Он подошел к койке, не выпуская его из рук.

— Довольно пока, Филь, — сказал он мягко. — Теперь он должен в течение одного-двух часов молчать, иначе у него начнется лихорадка. Наденьте куртку, я пойду с вами.

— Я пойду один, — коротко сказал Филипп. — А вы последите за нашим пациентом. — Он выпил чашку кофе, съел кусок галеты и, когда забрезжила заря, пошел вверх по реке на лыжах, старых лыжах Пьера.

Доктор проводил его до реки и стоял на берегу, пока Филипп не исчез из виду.

Раненый сидел на койке, когда Мак Джил вернулся в хижину. На его щеках играл румянец и он улыбался, когда доктор шагнул через порог.

— Удар чуть было не попал в цель, благодарю вас, — сказал он, повторив слова Филиппа.

— Совершенно верно, — ответил доктор. Он положил на стол два револьвера «бульдога»и пододвинул один из них своему пациенту. — Но игра еще не закончена, Фалкнер.

Они сели завтракать, положив каждый у своего прибора револьвер. Время от времени доктор вставал, подходил к двери и выглядывал наружу.

Завтрак уже близился к концу, когда доктор подошел к двери и, вернувшись, сказал голосом, в котором чувствовалась еле заметная дрожь:

— Они идут, Фалкнер.

Они схватились за револьверы, и доктор наглухо застегнул свою куртку. В течение десяти минут они молча прислушивались. И только когда скрип лыж раздался совсем близко, доктор встал с места. Он сунул револьвер в карман куртки и подошел к двери. Фалкнер последовал за ним и встал у двери так, что его снаружи не было видно. Два человека и сани, запряженные собаками, пересекали равнину.

Собаки Мак Джила, привязанные к бревну, подпиравшему хижину, оглушительно залаяли. Сани на равнине медленно остановились, и один из двух людей пошел по направлению к хижине. Он изумленно взглянул на невысокого, аристократического вида человека, поджидавшего его на дороге.

— Пьер Торо дома? — спросил он.

— Я не здешний и ничего не могу вам сказать, — ответил доктор, подчеркнуто спокойно разглядывая прибывшего. — Возможно, однако, что он и дома, я этой ночью нашел в снегу полумертвого человека и все жду, чтобы он пришел в себя. Такой красивый блондин с короткими волосами. Может быть, он и есть Пьер Торо?

Как только доктор договорил, незнакомец скинул лыжи, махнул рукой своему товарищу, остановившемуся с собаками, и ворвался в хижину.

— Это он. Это тот, кто мне нужен, — крикнул он не громко. — Я — Добсон из…

Он не успел договорить. Мощные руки Фалкнера железным обручем сдавили ему горло, из которого не вырвалось ни звука. И когда три-четыре минуты спустя спутник Добсона вошел в хижину, он увидел, что тот лежит на полу, связанный по рукам и ногам, с тряпкой во рту, и что на него самого направлены сверкающие дула двух револьверов. Вошедший был смуглолицым метисом, ростом чуть повыше доктора.

Когда ему скрутили руки за спиной, он разразился потоком брани на очень скверном французском языке. Доктор остановил его, угрожающе махнув револьвером.

— Хватит с вас, — сказал он. — Я думаю, вы настолько безвредны, что вам не стоит связывать ноги и затыкать рот.

Затем доктор отвесил иронический поклон и продолжал:

— Я позволю себе просить вас, мсье, отвезти нас в форт Смит и, если вы задумаете свернуть с правильной дороги, я вам прошибу череп. Вы и ваш приятель будете отвечать за убийство и за покушение на убийство этого молодого человека, который отправится в форт Смит вслед за нами в качестве потерпевшего.

Было очевидно, что метис не понял доктора, и тот прибавил несколько слов по-французски. Человек, лежавший на полу, начал мычать и метаться.

— Легче, легче, — успокоил его доктор. — Я готов согласиться с вами, Добсон, что ваше положение не из приятных, но ничего не поделаешь, придется вам принять это лекарство. Ну, Фалкнер, не будем зря терять время, едем в форт Смит.

Странная процессия двинулась от хижины Пьера Торо получасом позже. Перед упряжкой, прибывшей утром, шествовал метис, левая рука которого была привязана к телу. На санях, позади него, лежал неподвижным чурбаном Добсон, закутанный в одеяло. Шествие замыкал Дудлей Мак Джил, профессор невропатологии и психиатрии, в своей огромной шубе, с «бульдогом»в руке. Стоя на пороге хижины, Фалкнер проводил их глазами.

Шесть часов спустя вернулся Филипп.

Фалкнер увидел его издалека и вышел ему навстречу.

— Я нашел хижину, но в ней никого не было, — сказал Филипп, — она давно необитаема. Никаких следов на снегу, внутри все замерзло. Единственное, что я нашел, это следы пребывания женщины.

Все мускулы на лице Фалкнера внезапно напряглись.

— Женщины? — воскликнул он.

— Да, женщины, — повторил Филипп. — В спальне, на столе, я нашел ее фотографию. Этот Добсон был женат?

Фалкнер вошел в хижину вслед за ним и остановился.

— Давным-давно здесь жила женщина. Она была молода и… почти прекрасна. Но она не была женой Добсона.

— Она красивая, такая красивая, что я возьму ее фотографию для моей коллекции, — сказал Филипп. — А где доктор?

Лицо Фалкнера было очень бледно, когда он рассказал Филиппу все, что случилось в его отсутствие.

— Он сказал, что сделает привал еще до наступления ночи, так что вы сможете его догнать, — закончил он описание сцены в хижине и отъезда доктора. — Доктор решил, что вы не захотите мешкать с доставкой арестованных в форт Смит и что до наступления ночи он успеет пройти с ними большое расстояние. Завтра или послезавтра я последую за вами с другой упряжкой. Я отправился бы с вами, но он приказал мне сидеть спокойно и следить за моей головой в течение еще двадцати четырех часов.

Филипп пожал плечами, и они сели обедать, не обмениваясь больше почти ни одним словом. Отдохнув с часок после обеда, Филипп запаковал в свой мешок самое необходимое и двинулся по следам доктора. В глубине души он удивлялся тому странному способу, которым доктор покинул хижину Пьера, но все же он был уверен, что Мак Джил будет его ждать. Миля за милей шел он по руслу реки. До наступления сумерек он не нашел ни следа своего нового друга. Когда сумерки начали сгущаться, он взобрался на пень на вершине холма и окинул взглядом горную цепь, распростершуюся перед ним на шесть миль. В шесть часов он вскипятил чай и подогрел мясо и галеты. Потом он шел до десяти часов, а в десять развел костер и отдыхал до утра. Только к полудню он наткнулся на следы доктора.

Костер доктора еще тлел, а снег вокруг был утоптан. На северном небосклоне собирались тучи, предвещавшие бурю.

Филипп заторопился. К счастью, буря вскоре улеглась. Он еще не догнал Мак Джила и опять расположился на ночь, осыпая бранью маленького профессора, мчавшегося впереди него.

На следующее утро он увидел немногие разбросанные хижины форта Смит, расположенного на противоположном берегу Невольничьей. Он перешел через реку и направился прямо к зданию управления поста. Там он нашел небольшую толпу женщин, мужчин и детей, собравшихся у крыльца. Он растолкал толпу и остановился на нижней из трех ступенек, которые вели к порогу.

В дверях стоял профессор Мак Джил. Лицо его выражало крайнюю растерянность. Глаза его были как каменные, когда он посмотрел на Филиппа. Он медленно, точно лунатик, начал спускаться вниз.

— Филипп, — произнес он негромко и хрипло, — знаете, что я наделал, Филипп?

Доктор сошел на последнюю ступеньку.

— Филь, — прошептал он, — этот парень с разбитой головой, которого мы подобрали, разыграл со мной скверную шутку: он преступник, а я доставил в форт Смит не более и не менее как того самого человека, которого послали арестовать его. Добсона, капрала конной стражи, и его проводника Франсуа. Ну, не смешно ли это?