Изменение способов действительности объективности предмета от одной науки к другой не допускает никакого общего масштаба, который распространялся бы на содержание всех четырех наук. Общее у этих наук только то, что делает их науками: убедительность эмпирического познания посредством метода с целью получения объективных констатаций. В форме критического анализа филолога, точности артикуляции мышления в правоведении, ясного понимания психологического анализа, точного мышления естествоиспытателя есть нечто тождественное, что делает все эти формы весьма непохожими на методы философского просветления и философского трансцендирования. Их все объединяет нелюбовь к конструирующей или догматической философии, потому что эта философия в самом деле не приумножает убедительного знания, как действительного познания предметов, и все же принимает на себя обманчивую форму знания. Исследователи в области наук о духе нередко высказывали против философии подобное тому, что высказал Либих как естествоиспытатель: «Я тоже пережил этот столь богатый словами и идеями, столь бедный истинным знанием и добротными исследованиями период гегелевской философии, -он отнял у меня два драгоценных года моей жизни. Не могу описать страх и ужас, который я испытал, когда пробудился от сновидения к сознанию. Как многие из самых одаренных и талантливых, я видел, что гибну от этого шарлатанства».
Несмотря на это, эмпирические науки не представляют ни единства, ни ясной последовательности. Фактически они существуют в полярности наук о природе и наук о духе. Похоже на то, что в практической исследовательской работе они снова и снова конституируются как эти две чуждые друг другу целокупности (Ganzheiten). Исследователи в каждой из этих двух областей имеют общую атмосферу, понимают друг друга - исследователи природы определенно и однозначно, работники наук о духе - в историчных границах, -в то время как между двумя группами наук чаще всего зияет пропасть, через которую только немногие устремляют свой взгляд на противоположную ее сторону. Эта бездна так глубока, что различение двух групп наук как sciences («науки» тождественны естественным наукам) и lettres36 (наука существует как литература) лишь ясно и отчетливо выражает то, что существует фактически.
Однако эта господствующая дихотомия не имеет абсолютной значимости. Для нее остаются незаметны своеобразные черты подлинного биолога и подлинного психолога. Остается скрытой проблематичность границ. Это разделение имеет тенденцию производить отчуждение между исследователями, а тем самым замутнять истину ориентирования в мире, которая понимает и ограничивает сама себя только во всесторонности общения и в неясности сознания нарушать множество различений в пользу мнимых целокупностей, которые на самом деле оказываются незавершенными.
Классификация наук о действительности остается открытой; она останется такой всегда в силу незавершимости познающего ориентирования в мире вообще.
2. Естественные науки.
- Исследование в науках о духе получает мотив благодаря интересу причастности к идеям и диалога (Zwiesprache) от экзистенции к экзистенции. Исследование в естественных науках получает мотив благодаря интересу к знанию вещей в их недоступном пониманию внешнем облике, к постижению этой внешности как хода вещей, необходимо протекающего согласно познаваемым законам, а также интересу к господству над тем, что благодаря этому познанию становится в известных границах постижимым для нас; но тогда этот интерес влечет к тому, чтобы на границе произвести в существовании как таковом толчок (Anstoß) в направлении к непостижимому бытию. Хотя поначалу путь познания природы ведет к расколдованию мира, однако на этой границе достигнутого в частном случае знания познающий чувствует толчок от иного и чуждого, как восстановление непознанного во все новых формах и в новой непосредственности. Этот толчок, как движимость абсолютно иным, имеет, правда, не такой смысл, как соприкосновение экзистенции с экзистенцией на границе наук о духе. Природа не дает ответа; она не говорит со мною, как экзистенция; она не есть дух. Правда, в своей пугающей непроницаемости она может означать для меня более, нежели дух. Но это «более» не проясняется для меня и само открыто только для возможной экзистенции, чтобы стать для нее шифром бытия. Дух удерживает меня в мире людей, благодаря ему я, как возможная вера, вступаю в коммуникацию с верой. Природа ведет меня в основания всякого существования, которые для ориентирования в мире не допускают даже возможности осмысленной постановки вопросов, но для экзистенции становятся благодаря фактичности исходом скачка в возможность трансцендирующего восхождения (die in der Weltorientierung nicht einmal mehr sinnvoll tragbar sind, für Existenz aber durch Tatsächlichkeit Ausgang des Sprunges in der Möglichkeit transzendierenden Aufschwungs werden).
Для естественных наук характерно, что в ходе исследования они могут радикально отделять от себя этот, стоящий, может быть, за их спиной, трансцендирующий интерес. Они - ориентирование в мире в его чистом виде; экзистенция и исследование взаимно проникают друг друга в них не настолько, чтобы отсюда могла возникнуть хотя бы малейшая неясность. Абсолютная свобода от ценности, лишь ограниченно возможная в науках о духе в отношении к логической убедительности, которая в этих последних хотя и остается моментом познания, однако не составляет для них всего, -в естественных науках принципиально и в целом возможна, поскольку они могут ограничиться убедительным знанием о фактическом и методическим знанием о собственных предпосылках и теориях каждой из наук, не превращаясь от одного этого в свалку несчкончаемого множества фактов. Ибо смысл им придают исследовательские идеи, объективирующиеся в теориях и систематиках, при посредстве которых они ведут опрос фактов или находят каждому факту подобающее место. Сильная сторона этих наук заключается в познании всеобщих законов, тогда как момент естественной истории, как многообразие форм природы в пространственном и временном их распространении, и здесь также грозит превратиться в нескончаемость материала. Наконец, они находят себе прагматическое оправдание в своих технических достижениях, подобных которым по их виду науки о духе уже в принципе дать не могут. Ибо политическую и экономическую деятельность, изобретательство, организацию, может быть, и можно еще сравнить с врачебной терапией, но отнюдь нельзя сравнивать с исключительно естественно-научно обоснованной практикой. Несмотря на все познания и несмотря на свои технические элементы, эта деятельность, далекая от всякой техники, над которой она господствует, имеет свой центр тяжести в умениях и ответственности (im Können und Verantworten), которые, как историческое бытие, коренятся в сознании ситуации.
Всякому исследованию в естественных науках следует задать вопрос: Какие факты были установлены? Какая теоретическая идея становится горизонтом? Какова рациональная конструкция этой идеи как теории? Как обстоит дело с ее плодотворностью, то есть, с ее - познаваемой только по исходу дела - способностью, способствовать открытию фактов и установлению связи между ними? В чем заключается та граница, на которой эта теория приводит к нестыковкам с фактами? Напротив, прагматический аспект технической полезности (technische Nutzbarkeit) не является истоком и не служит мерилом истины естественнонаучного познания; он есть адекватный ему успех, дающий обратные импульсы исследованию.
3. Науки о духе.
- Будучи взаимосвязанными и замкнутыми внутри себя науками, науки о духе должны бы были представлять собою подразделение целого некоторой единой науки о духе. Нам следует понять, почему это не так.
Дух, как предельная действительность, зависит в своем существовании от предшествующих действительностей, объемлющих и обусловливающих его. Хотя дух, как существование, каузально определен, и для нашего мироориентирующего взгляда мертвая материя со временем перемалывает то, чему она словно бы допустила быть некоторое время живодеятельным существованием, - в то же время дух, как всякая действительность, существует также и из собственного истока. Как таковой, он абсолютно непостижим из предшествующей ему действительности; он имеет в самом себе ту свободу, которая осуществляется в знании как самосознании и в причастности идеям, а также, в свою очередь, становится предпосылкой и средой для экзистенциальной свободы. Ибо с этой своей стороны дух не замыкается, потому что его несет и поддерживает осуществляющаяся в нем возможная экзистенция.
