Согласно Ортеге, противостоять вторжению массового человека во все сферы жизни может и должно "избранное меньшинство". Это тот тип людей, который встречается во всех социальных слоях и который подчиняет свою жизнь служению высшим нормам. Такая социальная элита принимает на себя трудности бытия, ставит себе цель совершенствования мира и самосовершенствования. "Избранный, - пишет Ортега, - вовсе не "важный", т.е. тот, кто считает себя выше остальных, а человек, который к себе самому требовательней, чем к другим... Несомненно, самым глубоким и радикальным делением человечества на группы было бы различение их по двум основным типам: на тех, кто строг и требователен к себе самому ("подвижники"), берет на себя труд и долг, и тех, кто снисходителен к себе, доволен собой, кто живет без усилий, не стараясь себя исправить и улучшить, кто плывет по течению" [146].

146 Ортега-и-Гассет X. Указ. соч. С. 121

Приняв такое нравственно-этическое определение "избранности", Ортега тем самым указывает главную черту лучших людей - их духовное превосходство. Лучший - не тот, кто поступает, как ему заблагорассудится, для кого нет ничего выше собственного удовольствия и корысти, а тот, кто руководствуется нормами, составляющими основу культуры. Там, где нет норм, нет и культуры, например, там, где в решении споров игнорируются основные принципы разума. Кто не стремится в споре держаться норм истины, тот умственный варвар.

120

Именно деятельность творческого меньшинства может, по Ортеге, вывести европейское общество из глубокого кризиса. Дело в том, что затруднения этого общества заключаются не в экономических проблемах, но в том, что формы общественной жизни, в которых развивается экономика, не соответствуют ее размаху и требуют переосмысления и обновления. "Как запас возможностей наша эпоха великолепна, изобильна, превосходит все известное нам в истории. Но именно благодаря своему размаху она опрокинула все заставы - принципы, нормы и идеалы, установленные традицией. Наша жизнь - более живая, напряженная, насыщенная, чем все предыдущие, и тем самым более проблематичная. Она не может ориентироваться на прошлое, она должна создать себе соответственную судьбу" [147].

147 Там же. С. 134

Но кризисное, пессимистическое настроение начинает проникать и в ту среду, которая должна порождать и поддерживать избранное меньшинство. Философ отмечает, например, явный спад интереса молодежи к занятиям чистой наукой. Аналогичные явления наблюдаются и в области искусства, религии, политической мысли.

Ощущение упадка и бессилия связано также с несоответствием между огромными возможностями Европы и теми политическими системами, в рамках которых она вынуждена действовать. Жизненные импульсы и энергия, необходимые для разрешения насущных проблем, пока еще не исчерпаны, но они стеснены узкими перегородками, которые разделяют Европу на мелкие государства. Европа напоминает испанскому философу могучую птицу, которая отчаянно бьется о железные прутья клетки.

Судьбу Европы он связывает прежде всего с триадой Франция, Англия, Германия. Большей частью в этих странах была создана та культура, которая организовала и оформила современный мир. Если эти три народа и впрямь "на закате", если их жизненные установки действительно утратят силу, то перспективы человеческой цивилизации окажутся поистине незавидными.

121

Мы не должны забывать, что испанский философ писал свое эссе в 1930 г., когда еще надежда на сохранение мира и единства Европы была вполне реальной. И в этом контексте его размышление о том, что выход для Европы состоит в преодолении ментальных и политических национальных границ, выглядит не столь уж нелепо и может даже рассматриваться как предвидение теперешних процессов. В свое же время Ортега мог указать лишь на немногие ростки этого явления. Так, он отмечал: "Сегодня каждый "интеллектуал" в Германии, в Англии или во Франции ощущает, что границы его государства стесняют его, он задыхается в них; его национальная принадлежность лишь ограничивает, умаляет его. Немецкий ученый уже понимает, как нелепо то, что вынуждает создавать немецкая ученая среда; он видит, что и ему не хватает той высокой свободы, которой пользуется французский писатель или английский эссеист. И, наоборот, парижский литератор догадывается, что галльские традиции словесного изыска уже исчерпаны, и он охотно заменил бы их, сохранив лишь лучшие их черты некоторыми достоинствами немецкого ученого" [148].

148 Ортега-и-Гассет X. Указ. соч. С. 135.

То же самое он обнаруживает и в политической жизни европейских государств, в ее общем упадке, в утрате популярности демократических институтов. Ортега объясняет это тем, что политическая структура Европы, унаследованная от прошлых времен, теперь мала ей, тормозит ее развитие. Европа возникла как комплекс малых наций. Идея нации и национальное чувство были самыми характерными достижениями. Но теперь необходимо идти дальше, нужно преодолеть эти прошлые достижения. Европе, таким образом, необходимо преодолеть самое себя. В этом Ортега предчувствует грандиозную драму, которая должна разыграться в ближайшие годы.

Драма действительно последовала, но пошла она далеко не по тому сценарию, который предрекал испанский философ. Вместе с тем целый ряд его идей странным эхом отзывается и теперь, когда та конкретная ситуация "восстания масс", о которой он писал, кажется ушедшей в прошлое.

122

3.3. Карл Манхейм: социальная диспропорциональность

Немецкий социолог Карл Манхейм, известный своими работами по теории культуры, ощущал свое время как эпоху радикальной социальной перестройки. Вместе с некоторыми другими мыслителями межвоенного времени суть этой перестройки он видел в переходе от традиционной социальной структуры с ее устойчивой иерархией и господством просвещенной элиты к обществу, в котором массы начинают претендовать на власть.

Немецкий философ и социолог Карл Манхейм (1893-1947) - один из основателей социологии знания, известен своими работами по теории идеологии и динамике культуры. Родился в Будапеште. Учился в университетах Берлина, Фрейбурга, Гейдельберга, Парижа. С 1918 г. - доктор философии, с 1926 г. приват-доцент в Гейдельберге. В 1930-1933 гг. - ординарный профессор социологии во Франкфурте-на-Майне. Эмигрировал. После этого доцент в Лондонской экономической школе, а в последние годы жизни, кроме того, руководитель педагогического отделения Лондонского университета. Взгляды Манхейма формировались под влиянием идей Г. Риккерта, Э. Гуссерля, М. Вебера, М. Шелера - в традиции неокантианства, неогегельянства, феноменологии. В последние годы жизни интенсивно занимался проблемами воспитания и образования, изменениями, происходящими в культуре и общественной жизни XX в. Основные работы К. Манхейма: "Идеология и утопия", "Человек и общество в эпоху преобразования", "Диагноз нашего времени" и др. [Хюбшер А. Мыслители нашего времени. М., 1962. С. 191.]

На этом фоне чрезвычайно обострилась проблема человека. Два предрассудка исчезли одновременно: во-первых, представление об устойчивости "народного характера", во-вторых, вера в постепенный "прогресс разума в истории".

Деструктивный ход событий, по Манхейму, заключается в том, что те социальные слои, у которых и раньше можно было

123

предполагать латентное господство иррациональных импульсов, теперь декларировали их открыто, а группы, которые могли бы противодействовать иррационализму, оказались беспомощными и как бы внезапно потеряли веру в формирующую общество власть разума.

Это бессилие и дезориентация социальных групп, которые, начиная с Просвещения, задавали тон в обществе, показало, как важна для людей вера в свою миссию. Отнюдь не безразлично, как люди представляют себе общий исторический процесс и свою функцию в нем. Поэтому, считает Манхейм, необходимо заново создать картину, в которой будут отражены основные причины кризиса человека и намечены пути выхода из него.

Европейское понимание человека исходило из того, что его природа рациональна. Однако возможно, что вера в прогресс разума в истории - не более чем заблуждение. Но возможно и то, что сложившийся ранее прогноз о постоянном росте значения разума исходил лишь из одного компонента развития и что только в XX в. начала проявляться вся мощь других факторов, которые латентно присутствовали и раньше.