— А что устраивает? Сколько ты хочешь взять?
— Я хочу взять все.
Игнат взял бутылку водки, неслышно поданную призраком-официантом, и сам наполнил Митину рюмку.
— Махни, братан. — Теперь он снова говорил, как обыкновенный урка, громко и вальяжно, растягивая окончания слов. — Махни. Вижу, нам есть о чем побазарить.
Моня сидел в машине Эльвиры и ждал, когда хозяйка разберется с инспектором ГАИ.
— Сука, — громко сказала Эльвира, сев в машину и хлопнув дверцей. — Взяточник паскудный.
— Сколько взял? — спросил Моня. Настроение у него было хорошее, и происшествие на Марсовом поле даже развеселило директора группы. Машина Эльвиры, поворачивая с Садовой на площадь к мосту, проскочила на красный и едва не размазала по асфальту небольшой табунчик студенток Института культуры, перебегавших через дорогу.
— Сколько, сколько… Пятьдесят баксов ему сунула.
— Много, — покачал головой Моня.
— А если бы он начал выебываться, в отделение бы погнал? Там вообще без штанов останешься.
— Или без прав, — добавил Моня.
— Да ладно, без пра-а-ав, — протянула Эльвира, выруливая на Кировский мост. — Что там, не люди, что ли? Всем деньги нужны.
— Ошибаешься. Сейчас мент принципиальный пошел. На одного взяточника три честных приходятся. Интересно, на чем они бабки делают, если у народа перестали брать?
— Ты мудак, Моня, — ответила Эльвира, опасно обгоняя дряхлые «Жигули». — Не берут только у тех, кто мало дает. А если сразу сунуть нормально, возьмут за милую душу.
— Это тебя в Магадане так научили? — улыбнулся Моня.
— Да. А что? Чем тебе Магадан не нравится?
— Он мне безумно нравится. Правда, я там ни разу не был. Но зато много читал.
— Читал он… Умный… Ладно, замнем про Магадан. Говно город, чего там, я согласна. Но и Питер тоже не ахти.
— Чем же тебе Питер не угодил?
— В Нью-Йорк хочу, — не ответив на вопрос, сказала Эльвира.
— В Нью-Йорк? Чем же ты там заниматься будешь?
— О-о… Нашла бы чем. Это вы все думаете, лежа на диванах, — чем бы заняться? Как бы денег заработать? А я, например, пошла и заработала. Нечего думать! Работать надо!
— Ну да, конечно.
Машина свернула к служебному входу дворца культуры Ленсовета.
Эльвира несколько раз погудела, чтобы расступилась толпа подростков возле железных ворот.
— Видишь, народу сколько? — спросил Моня.
— Да ладно, подумаешь… Не особо и много.
— Для первого концерта вполне достаточно.
— Посмотрим, что в зале будет.
Оставив машину во дворе, они прошли через вахту. Эльвира, не останавливаясь и не глядя по сторонам, сразу свернула в актерское кафе, через которое можно было попасть в гримерки, а Моня вынужден был отстать, удерживаемый руками знакомых, журналистов, товарищей-администраторов, музыкантов, друзей музыкантов, звукорежиссеров, друзей звукорежиссеров, друзей этих друзей и всей той обычной публики, которая посещает все концерты на халяву, считая, что входит в круг особо приближенных…
Цепкие руки держали Моню минут пять. Кому-то он выдал пропуск на сцену, кому-то — пропуск в гримерку, кого-то одарил билетами в зал для подружек, ожидающих на улице, с кем-то просто поздоровался и ответил на вопросы о предстоящем концерте.
Эльвира вошла в гримерку под приветственные крики Люды и Нины.
— Ну где ты, ей-богу? — Нинка вскочила с кожаного дивана и подлетела к припозднившейся солистке. — Мы тут чуть не обделались. Думали, опять машина встала или еще чего…
— Она и встала, — ответила Эльвира. — Гаишник тормознул на Марсовом. Полташку баксов отдала, чтобы успеть. И на концерт пригласила. Сказал — приедет.
— Еще не хватало! — Знакомый рокочущий голос за спиной заставил девушку обернуться. — Значит, теперь с ментами дружбу водим?
В дверях гримерки стоял Кроха.
— Кроха, милый!
Эльвира бросилась на шею двухметровому гиганту, которой тут же растопырил рельсоподобные руки, обхватил певицу и, прогнувшись в спине, «взял на себя», словно хотел провести один из приемов греко-римской борьбы, входящей сейчас в моду в высших политических кругах. Впрочем, Сергей Кропалев в детстве действительно занимался классической борьбой.
— Задушишь, дурак!
Эльвира повисла на груди Крохи, болтая ногами и стуча кулачками по широким, покатым плечам гиганта.
— Ладно, живи пока, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал Кроха и разжал руки. — Ну как, девчонки, дадите сегодня по полной? — обратился он к Нинке с Людой.
— Ой, Сереженька, так страшно, — запела Людмила. — Мы волнуемся…
— Отставить! Выше нос, девушки, — пробасил гигант. — Мы вас в обиду не дадим. Слушайте, а Моня ваш, он где?
— Там, — махнула рукой Эльвира. — В кафе, наверное. Зачем он тебе?
— Надо обсудить всякие мелочи. Мероприятие, типа, — пояснил Кроха. — В кафе?
— Ну да.
— Понято. Пойду перебазарю. А вы — не бздеть!
— Есть, товарищ генерал, — ответила Эльвира. — Бздеть не будем.
— Вот и правильно.
Когда спина Крохи, элегантно миновав дверной косяк, скрылась в коридоре, Эльвира снова повернулась к подругам.
— Ну, готовы?
— Да нам-то что? Ребята играют супер. Концерт пройдет классно, Эля. Дадим всем по яйцам.
— Дадим, дадим, — кивнула Эльвира.
— А Моня бабки-то привез?
— Привез. Сейчас придет, всем выдаст. Его там по пути тормознули, языком зацепился с дружками.
Моня, однако, не просто «зацепился языком», как выразилась Эльвира. В данный момент он сидел за столиком в кафе, а напротив него расположился не кто иной, как Кроха — человек, давший деньги на раскрутку группы «Вечерние совы», вложившийся в сегодняшний концерт и имеющий теперь на коллектив очень большие планы. Особенно после беседы с Игнатом, который позвонил Крохе домой за полночь, когда тот, вернувшись из спортзала, принял душ и собирался, посмотрев по видео очередной новый боевик, лечь спать.
Сергей Кропалев вел более или менее здоровый образ жизни и старался не нарушать хотя бы, как он говорил, биохимический режим, если уж временной отсутствовал напрочь.
Время Кропалеву не удавалось планировать уже давно.
Сергей не был бандитом в обычном смысле этого слова. Конечно, ему множество раз приходилось участвовать в так называемых «силовых операциях», или «разборках», но при этом он никогда не был задействован в «наездах». Кроха очень гордился таким своим положением, хотя для не посвященного в тонкости бандитской жизни человека Кропалев был типичным представителем славного отряда «быков» или, как их еще называли в Питере, «пробойников». На самом же деле все выглядело не совсем так.