Четверо всадников сопровождали их в качестве свиты. Для этой поездки Серов отобрал парней повыше ростом и покрепче, трех братьев Свенсонов и Хрипатого Боба. Они приоделись, разграбив вконец сундук ван Зейделя: Джо щеголял в малиновом жилете, Олаф – в алых бархатных штанах, а Стигу и Эрику достались кружевные рубахи, шляпы и башмаки. В другое время жители Бас-Тера сбежались бы полюбоваться кавалькадой, но нынче страх возобладал над любопытством: все сидели по домам. Набережная была почти пуста, и только у товарных складов маячили охранники с мушкетами.

Гавань казалась столь же тихой и безлюдной, если не считать пары шестивесельных шлюпок, неторопливо скользивших к берегу. Мулы тоже не спешили, и когда Серов добрался до католической церкви, прибывшие уже толпились на ее ступенях – двенадцать оборванных головорезов с «Трезубца» и «Грома» и двое мужчин в нарядах пороскошнее. Эти были главарями: один – жилистый, крючконосый, прокаленный солнцем тропиков, другой – крупный светловолосый верзила с рубцом от верхней губы до правого уха. Шрам приподнимал губу, и оттого казалось, что он весело скалится, но серые его глаза были холодны, как айсберг.

Серов натянул уздечку, и Шейла с Бобом поравнялись с ним. Сзади слышался шорох, лязг и скрежет – братья-датчане вооружались, готовясь к драке. За церковью шла крутая улочка, ведущая наверх, к площади и губернаторской резиденции, однако сворачивать в нее было опасно – тыл оставался незащищенным. Кремневый пистолет – штука, конечно, неуклюжая и не очень точная, но пуля все-таки быстрее мула. К тому же Серов сомневался, что их скакуны умеют двигаться галопом.

– Кто такие? – спросил он, приблизившись к подозрительной компании.

– Здоровяк – Стив Ашер, капитан «Трезубца», а с ним Пьер Пикардиец, – пояснила Шейла. – Тот, с носом как у попугая!

– И зубами как у акулы, – прохрипел Боб, потянувшись за пистолетом. – О чем поганец Морртимер у «Старрого Пью» толковал? Врроде про этих вот самых ублюдков, что пасть рразинули на наше серребришко? Не угостить ли их свинцом?

Но Пикардиец, не испугавшись угрозы, шагнул вперед, заступил дорогу мулам и во все глаза уставился на Шейлу.

– Дева Мария и все святые! Девчонка старого Брукса, чтоб мне пропасть! – Голос у него был громкий, резкий, и на английском он изъяснялся с заметным акцентом. – Болтали в кабаках, что мисс Шейла так убивается по дядюшке, что высохла как щепка и навсегда поселилась в лесу. Живет теперь у его могилки, чтоб, значит, свиньи и стервятники косточек не растащили… может, с горя уже померла… Вранье, видать! Вот же она, тут! Живая, здоровая, в богатом наряде и с молодцами Брукса! Откуда только взялись… С голландской посудины, что ли?

Он махнул в сторону брига и попытался выдернуть уздечку из рук Шейлы, но девушка хлестнула Пикардийца по пальцам:

– А ну, прочь! Отойди! Говоришь, болтают, что я умерла? А я вот слышала, что тут есть парни, что зарятся на мое наследие. Только напрасно! Ни одна крыса фартинга не получит!

– Это какое же наследие? – с ухмылкой спросил капитан «Грома», отступая, однако, на пару шагов. – Лачуга в Ла-Монтане и дюжина беззубых негров? Что еще тебе оставил дядюшка? Пальму с кокосами и огород с капустой? Бочку рома и старые подштанники?

Щеки Шейлы гневно вспыхнули, рука метнулась к поясу, но Серов, наклонившись, перехватил ее запястье. Люди с «Трезубца» и «Грома» не прикасались к оружию и явно не собирались драться, хотя пистолеты Свенсонов и Боба могли уложить половину из них. Надо думать, кровопролитие не входило в планы главарей, и добивались они чего-то другого – наверное, просто хотели разобраться в ситуации. Серов мог бы изложить ее в самом лучшем виде и опасался только одного – чтоб Шейла не проговорилась. Скажем, про пушки форта, Тегга и голландских канониров…

Велев своим спутникам опустить оружие, он вымолвил:

– Каждый имеющий глаза видит наследие мисс Шейлы Брукс – судно в гавани, три его мачты, пушечные порты и двадцать четыре орудия. Фрегат, груженный серебром… Вы его хорошо рассмотрели?

Все еще ухмыляясь, Пикардиец взглянул на Серова:

– А это что за расфуфыренный петух? Тех знаю, – он покосился на Боба и Свенсонов, – а эта птичка мне незнакома. Откуда ты взялся, красавец? И что тебе за дело до «Ворона», его орудий и серебра?

– Это мой корабль, – сказал Серов. – Мисс Брукс оказала мне честь, сделав капитаном, и многие в экипаже с ее решением согласны.

– А кто же Пил, Эдвард Пил? Наверно, капитан для несогласных? И их, видать, побольше, если Пил на корабле, а ты с девчонкой Брукса здесь. Разве не так? – Усмешка вдруг исчезла с лица Пикардийца, и он, жадно сглотнув, произнес: – У Пила судно, пушки, сотня молодцов и серебро, три миллиона песо, говорят… А что у вас?

– Все то же самое, кроме серебра – корабль, люди, пушки. Вот они! – Рукой, затянутой в перчатку, Серов показал на голландский бриг. – Кроме того, вы ошибаетесь в подсчетах, капитан, – в команде Пила меньше сотни. Многие перебежали к нам, так что еще до заката мы ступим на палубу «Ворона» и разберемся с мистером Пилом.

– И с серебром?

– Безусловно.

– Три миллиона песо… три… – будто зачарованный, пробормотал Пикардиец. – В Панаме Морган взял четыре, но их пришлось делить на пару тысяч голодранцев… А здесь на всех кораблях трех сотен не насчитаешь… И три миллиона серебром! Господь всемогущий!

– Хоть десять, – заявила Шейла, ударив мула каблуками. – Ну-ка, уходи с дороги, Пьер! Убирайся! Я же сказала: из моего наследства – никому ни фартинга!

Очень удачно получилось – случайно или она решила подыграть Серову, изображая непреклонность. Он уже не сомневался, что Пикардиец лишь застрельщик, а главное слово будет за Ашером. Не просто слово, а, вероятно, деловое предложение. Так оно и получилось.

– Не нужно горячиться, леди, – спокойно молвил капитан «Трезубца». – Вы здесь, вы живы, и часть команды на вашей стороне, а это значит, что Пил – ворюга, нарушивший закон Берегового братства. Что, дьяволом клянусь, для нас не новость – люди с «Ворона» много пили и еще больше болтали. За это мы можем пустить на дно их лоханку, да груз уж больно ценный! И брать на абордаж их не годится, потери будут слишком велики… А что еще сделаешь? Пил клянется, что три миллиона – дым над трубой, но кто поверит лживому скоту? Словом, леди, мы в затруднении… – Ашер раздвинул губы, показав внушительные клыки. – Однако вы здесь, и это меняет дело. Ваш человек говорит, что вы не одни, что есть у вас люди и пушки? Ну и отлично! Верните свою посудину, но так, чтоб груз не утопить… Верните, а мы подсобим!

– Но не бесплатно, не бесплатно, – предупредил Пьер Пикардиец. – Бог велел делиться, леди и джентльмены. Особенно с теми, у кого больше пушек.

Бросив на Шейлу предостерегающий взгляд, Серов вежливо приподнял шляпу и ответил:

– Благодарю, капитан. Мы обдумаем ваше предложение, и я надеюсь – я даже уверен! – что мисс Брукс проявит щедрость. Но только в разумных пределах! Скажем, миллион на двоих… Это устроит?

Кто-то из Свенсонов фыркнул за его спиной, а в горле Хрипатого Боба забулькало и заклокотало. Пикардиец почесал в затылке:

– Полтора мне больше нравится. Полтора вам, полтора нам. Так будет справедливо.

– Договорились. Мы оставляем себе полтора миллиона, а все, что свыше, – вам. – Серов поднял руку. – Клянусь милостью Господней! Вы получите свою часть груза из трюмов «Ворона»! А сейчас расступитесь и дайте нам проехать.

– Похоже, вы направляетесь к губернатору, – сказал Стив Ашер. – Но стоит ли втягивать его в наши разборки? Я бы не советовал. Определенно не советовал!

– У нас и мысли такой нет, – успокоил его Серов. – Положено, однако, засвидетельствовать почтение властям и обсудить размер портовых сборов.

– С вашей доли, – буркнул Пикардиец и освободил дорогу.

Прядая ушами и недовольно дергая уздечки, мулы потащились по пыльной и крутой улице, что вела к губернаторскому дворцу. Этот тракт выглядел более оживленным, чем набережная: тут и там в утреннее небо поднимался дымок, женщины готовили еду, хлопотали в крохотных двориках, пекли лепешки, развешивали белье. Еще навстречу кавалькаде попались три тележки с овощами, десяток негров с белым надсмотрщиком, несколько портовых шлюх и воинский патруль. Солдаты несли дежурство в верхней части улицы, у домов почтенных горожан мсье Филибера и мсье Баррета, торговцев колониальными товарами.