Под кирасой из серебра и золота на Джулиано была туника из красного и белого бархата, усыпанная жемчугом, а на золотом щите – Горгона с самым большим бриллиантом Медичи. Молодой человек был оживлен в предвкушении схватки. В руках он держал большое знамя с непонятной для большинства зрителей символикой, но которая стоила больших трудов Боттичелли.

Это было знамя из александрийской тафты, обшитое золотой бахромой, наверху которого изображено солнце, а в центре, на голубом фоне, – Паллада в золотой тунике поверх белого платья, очень похожая на Симонетгу. Паллада стояла на пламени, пожирающем нижние ветки оливкового дерева, тогда как верхние ветви оставались нетронутыми. Из-под блестящего шлема развевались волосы. В правой руке она держала копье, а в левой щит с Медузой. На лужайке, усеянной цветами, росло оливковое дерево, к которому за золотые рога привязали бога любви. У ног Эроса лежал лук и колчан со сломанными стрелами. На одной из ветвей оливы было написано золотыми буквами по-французски: «Неповторимая». Сама же Паллада пристально смотрела на солнце.

Это необычное произведение произвело большой эффект, но со своего места Фьора слышала, как венецианский посол спрашивал Аугурелли де Римини, что бы это значило. Тот только пожал плечами в ответ и показал жестом, что не знает. Объяснение пришло от Полициано. С высокой трибуны он приступил к чтению поэмы собственного сочинения, рассказывающей о сне Джулиано.

В своем сне Джулиано обещает Палладе перенести место действия на открытую арену. Так под бурные аплодисменты заканчивалась поэма. Чтобы рассеять скуку, Фьора рассматривала так заинтересовавшего ее иностранца. Ее глаза часто встречались с глазами бургундца, и ей приходилось отводить взор, испытывая при этом странное чувство стеснения и тайного наслаждения.

Состязания закончились запоминающимся поединком. Воины были вежливы, и молодой Медичи одолел почти всех противников. Только с двоими ему пришлось изрядно повозиться.

Первым был Лука Торнабуони, на шлеме которого был прикреплен маленький бело-золотой платок Фьоры. Он отдал много сил, пытаясь победить молодого Медичи, но так и не смог этого сделать. Как и предыдущий участник поединка, он был выбит из седла, и Фьора почувствовала раздражение. Совсем не для того дала она этому глупцу свой знак, чтобы он извалял его в пыли.

Джулиано уже собирались объявить победителем, когда в обычных доспехах перед собравшимися предстал рыцарь и собрался метнуть копье в щит Джулиано. Это был приземистый, некрасивый, с черными волосами молодой человек. Увидев его, Лоренцо недовольно сдвинул брови.

– Ты опаздываешь, Франческо Пацци. Почему у тебя так поздно появилось желание принять участие в турнире?

– Потому что мне не хотелось переодеваться. Я появился вовремя, ведь турнир еще не закончился!

– Ну что ж? Если ты хочешь помериться силами с моим братом…

– С ним или с другим, это не имеет значения. Единственное, чего я хочу, так это получить корону и поцелуй от прекрасной Симонетты. Или эти милости предназначены только для твоего брата?

– Если ты хочешь получить их, добейся! – яростно загремел Джулиано. – Но без труда ты ничего не получишь…

– Это мы посмотрим.

Завязавшийся поединок не был галантным. Пацци дрался злобно, а Джулиано яростно. Они обменялись несколькими точными ударами и вызвали аплодисменты у публики. Фьоре тоже нравилась эта борьба без уступок. Во время этого поединка наконец исчезла ироническая улыбка с лица Филиппа де Селонже. До сих пор иностранец смотрел на турнир как на детскую забаву.

Наконец Пацци потерпел поражение и удалился под улюлюканье толпы, к которому Фьора присоединилась от всего сердца. Побежденный был деверем ненавистной кузины Иеронимы, а она ненавидела всех Пацци. Пацци едва скрывал свою озлобленность против Медичи. Говорили, что Франческо пытался силой добиться расположения Симонетты. Фьоре было приятно видеть его побежденным, и она почти забыла о том моменте, которого все ждали: гвоздем программы было коронование победителя турнира.

Симонетта возложила корону из фиалок на коленопреклоненного Джулиано и поцеловала его более долгим поцелуем, чем того требовали обстоятельства. Толпа устроила овацию, мужчины кричали, а женщины плакали от умиления и бросали в воздух чепчики.

Казалось, радости не будет конца, как вдруг молодой человек кубарем слетел с трибуны и встал перед троном королевы. Это был худой и костлявый человек со светлыми непослушными волосами, похожими на солому. Его голубые, но суровые глаза напоминали глаза монаха или пророка.

– Сестра моя, – спокойно произнес он, – не кажется ли тебе, что твое место у очага твоего мужа, а не здесь, где его нет?

– Боже! – восхищенно выдохнула Фьора, – вот и наш Америго спустился с небес…

– …чтобы заняться сестрицей, – докончила Кьяра. – Пойдет ли это на пользу всем Веспуччи, коли ясновидец семьи вмешался?

Но уже Лоренцо Великолепный заговорил с возмутителем спокойствия:

– Уходи, Америго Веспуччи! Симонетта царит во Флоренции из-за своей красоты, и вы должны гордиться этим. Если ее супруг, Марко, не захотел сопровождать жену, то мы сожалеем об этом, но ничего не можем сделать.

– Он слишком хорошо знает, что не был бы здесь желанным гостем. Я ухожу, потому что ты повелеваешь, но ты должен знать, что семья не одобряет…

Кто-то потянул его за рукав, пытаясь остановить дерзкую речь, Фьора узнала своего художника. Сандро Боттичелли и молодой Веспуччи были друзьями, дом одного и дворец другого находились по соседству в квартале Огнисанти. Тем не менее Фьора и Кьяра готовы были открыто поддержать Америго. Отец Фьоры и дядя Кьяры воспрепятствовали этому.

– Ты должна знать, что эти люди теряют голову, когда затрагивают их идолов, – недовольно заметил Альбицци. – Что касается Медичи, то мы уже поплатились за их злопамятность, и у меня нет желания отправиться в ссылку, как мой отец.

Франческо довольствовался тем, что улыбнулся дочери и заставил ее сесть на место, ведь спектакль еще не закончился. Она опустилась на скамью и, машинально взглянув на бургундского посланника, тотчас же отвернулась, покраснев до корней волос. Этот дерзкий человек не только осмелился улыбнуться ей, но и послал воздушный поцелуй…

В то время как рыцари, в большей или меньшей степени испачканные или помятые, вернулись в палатки, чтобы переодеться, Лоренцо Великолепный подвел к трону Симонетты человека, который поставил весь этот грандиозный спектакль, был художником костюмов и декораций. Подвел, чтобы поздравить Андреа ди Чони, известного под именем Верроккьо. Это был самый известный во Флоренции художник и скульптор. Многие стремились попасть в его мастерскую, где обучался и Боттичелли.

Верроккьо вышел под аплодисменты толпы в простой одежде, его без труда можно было принять за крестьянина. Это был приземистый человек с крупной головой и черными вьющимися волосами, а рядом с ним шел его любимый ученик, помогавший ему готовить праздник. Все взоры были прикованы к этому худому, высокому блондину, красоту которого можно было сравнить с бесстрастной красотой статуи греческого бога. Это был Гермес, сошедший на землю. И тогда как Верроккьо, смущаясь, принимал поздравления, греческий бог получал поздравления мэтру с поклоном, улыбкой и без единого слова.

– Дядя, – заявила Кьяра, – если этот молодой человек художник, ты должен заказать ему мой портрет. Мне хочется ему позировать…

– Безумная девушка! Ты попросишь это у своего супруга, когда он у тебя появится. К тому же я не знаю его имени…